Муж дурак, хоть и помер

О бабификации населения

Юлия Меламед
режиссер, публицист
«Газета.Ru»

В Москве в 2022 году интерес женщин к «мужским вакансиям» вырос в среднем на 40%. Увеличилось количество резюме в сферах транспорта, IT и строительства. Женщины в России чаще размещали резюме по профессии ремонтник (+85%), крановщик (+73%) и штукатур (+72%).

Восхитительная новость. Это IT-то «мужская вакансия»?.. Это штукатур-то неженская?

У нас на патриархальном Востоке на старый-добрый ностальгический лад делят профессии на женские и мужские. Вряд ли такая экзотика в новостях возможна еще где-нибудь.

Женщины по профессии – учительницы, телефонистки, секретарши, кассирши, продавщицы. Мужчины – бизнесмены, строители, крановщики, алкоголики.

А еще у нас тут есть мужская и женская еда. Есть мужские и женские сериалы.

Жили-были две бабы, жизнь они прожили жуткую, в войну по ночам лоскутные одеяла перешивали, чтоб дети с голоду не померли, днем траншеи рыли. Лет им было по 65, выглядели на 90. Мужья их померли от водки, «приняли норму», как говорится в народе. Работали они… путейщицами, ясное дело, мужиков-то в этой деревне и вовсе не было, трезвых, работящих. Ходили они со сказочных размеров молотками и забивали сказочных размеров болты. А что делать? Ремонтировали ж/д пути. «Дура ты, и муж у тебя дурак, хоть и помер, и шурин дурак, и коза у тебя дура», – говорила Мордюкова Марковой. «Пыхти-пыхти, пока глаза не повылазят. 40 лет простояла на этой дороге, так и подохнешь со своим чертовым молотком».

Это 1994-1995 год. Первая социальная реклама. Производство первого канала. С Мордюковой и Риммой Марковой.

Потом Мордюкова, сидя на путях, в своем фирменном стиле выныривая из бабьих слез в лихой казацкий задор, затягивала: «Поехал казак на чужбину далекооо, на верном коне…» – и шла дальше забивать болт на все. И ничего. Конец фильма.

Оказывается, этих парадоксальных социальных короткометражек было много. 21 штука. Продюсировал Эрнст. Что-то хотел доказать миру. Снимал Денис Евстигнеев. У него мало режиссерских работ. Этот социальный сериал с самым звездным составом, который только можно себе вообразить, самая значительная работа. Но даже профессионалы запомнили не больше трех серий. А вот Мордюкова и Маркова, две бабы-путейщицы в оранжевых робах с молотками, врезались в память – это была история страны, история гендерного перекоса.

И эти две бабы-путейщицы стали образом целой страны.

В Израиле, например, нет никаких «мужских профессий», если такое только произнесешь вслух, будут смеяться над архаикой. В Израиле эти границы стерты. Тут и шоферы, и водилы самосвалов – женщины. И в платьях на каблуках – мужчины. Тотальный карнавал тут.

А вот никаких баб-путейщиц тут нет. И в строительство бабы не идут. А зачем. Работа тяжелая, грязная… Друг всю жизнь работает на стройке, ни одной бабы не видел.

Нет, одна-единственная все-таки была, за все 20 лет его стажа. Светлана. Бухала как медведь. Но на работу-то выходила. Делала шпаклевку и малярку. Одна она такая была.

Есть некий упрямый феномен в России, который можно назвать «бабификация». Бабификация населения, вакансий, бабификация воспитания. Причин несколько и все они, упаси господи, не о менталитете русского народа.

Первая: убыль мужского населения, исчезновение мужчин нон-конформистского самостоятельного, пассионарного типа. Даже сама фраза «настоящий мужчина» говорит о краснокнижности этой породы.

Вторая: эмансипация и замещение ролевых функций женщин. Женский круг функций резко расширяется везде. (Раньше баба либо вынашивала, либо выкармливала, ничего другого не было).

Третья: миграция. Из-за массового переселения сельского населения в города, где быт проще, женщин начинали задействовать в неженской деятельности.

Четвертая: исчезновение института «бабушек», которые хотя бы еще помнили мужскую схему. Они уже не могли ее передать – но хотя бы помнили, что она есть.

Когда-то мужское население имело свою позицию и активно ее проявляло. Революция и война сократили количество «настоящих» мужчин: те, что не были убиты – сидели. Большое число было отстранено от активной деятельности, и тут – как компенсация – появился этот интересный феномен: активное подчеркивание новых возможностей женщины в советском обществе. Даже диссиденты и звезды диссидентского движения были в большинстве своем женщины. Пассионарии-мужчины исчезли. Появились пассионарии-женщины.

Но ведь пассионарий – это тоже «мужская профессия».

Между тем, одна из бед, которая с нами случилась, – тотальное женское воспитание: в семье, в детском саду, в школе – бабы воспитывали везде. Мужские стереотипы, мужские практики не передавались. Или передавались в специфических ситуациях: двора, улицы, полукриминальных сфер, сфер пораженных в статусе, – нормального мужика можно было встретить скорее среди уличных или прошедших тюрьму.

«Настоящие полковники» остались только в фольклоре. В фильмах про офицеров до революции. «Аристократизм в Петербурге пока не идет. Или, там, собственное достоинство, вот эта неприкасаемость личности...». Не идет фраза: «Позвольте, я возьму на себя» – или: «Вам ведь трудно, разрешите я...». А уж фраза: «Я вами руководил, я отвечу за все» – прямо колом в горле стоит. А такая: «Мне не дорого мое место, дорого наше дело» – получается только по частям.

Несколько поколений не имели возможности мужского воспитания. А воспитание женское задавало эталон девочки-отличницы, максимально послушной, выполняющей все, что ей говорят, не имеющей своего мнения, – распространялись женские способы воспитания и на мальчиков, феминных, несамостоятельных, послушных, подкаблучников, далее все знают…

В общем, в России эмансипация шла своим путем. Ну, собственно, раз все – своим путем, то чего б эмансипации отставать. Баба – маскулинная, мужик – феминный. Все – инфантильные. При этом отсутствие равенства было наполнено взаимным недоверием и стереотипами.

А новость о том, как бабы занимают мужские должности, вдвойне комична. С одной стороны, это архаичное разделение. С другой стороны – нигде столько не работают на мужских тяжелейших должностях, где я и лошадь, я бык, я и баба, и мужик, и вот это вот все.

Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.