Что такое шутка? Шутка – это оскорбление кого-то. Кощунство, оскорбление, глумление. Желательно над самым святым и дорогим. Над матерью, над богом. Мама бога тоже очень подходит. Смерть ближнего тоже сгодится. Читайте доктора Фрейда, если не верите. «Остроумие и его отношение к бессознательному».
Вопрос, как шутить теперь, в эру стерильности? В эру новой стерильности, сказала бы… Никак.
Про что? Про кого? Зауряден, непримечателен как пластиковый стаканчик лик новой эпохи. Ни прыщичка на нем, ни бородавочки, глазки пустые, без морщинок вокруг, лобик махонький, ровненький, ни об чем не печалившийся. Нечего тут даже высмеять. Во времена Фрейда, оно конечно, можно было и про баб пошутить, какие они тупые, и про негров, ради бога, какие они преступники, а уж жидов – высмеивай не хочу. А теперь что? Ни про кого не пошутишь. Ну, про Трампа, конечно, можно. Спасибо ему, добрый человек, дал отвести душу. Дерзок был, и нелеп, и ретив в своей роли государя из прошлого миллениума. Кого теперь найти такого же?.. Хоть заново его выбирай, честное слово.
Сразу еще вопрос: а о чем сейчас писать колонки (извините, конечно)? В эру оскорбления чувств-то. Белинский, отец жанра, бывало, что ни слово – то оскорбление всех. Зато как заходило хорошо. И русский народ оскорбит. («Русский человек произносит имя бога, почесывая себя кое-где».) И интеллигенцию оскорбит («Я питаю личную вражду к либералам»). До сих пор читать приятно. За одно только чтение его писем люди в кандалах на каторгу пошли. Только перо в чернильницу окунет – немедленно оплюет всех. Самым желчным и поганым образом. Крут был. А теперь что… Даже и захочешь так же, как он – да грехи не пустят.
Институт «оскорбления чувств» появился не так давно. Нельзя сказать, что до этого никто не оскорблялся. Оскорблялись. Но без имени нет и чувства как такового. А институциализировались чувства только что.
Смеялись-с. Не скажу, чтоб не было такого. Было. Их величества оскорблялись. Воинским уставом Петра Первого любое словесное неодобрение действий государя справедливо и немедленно каралось смертной казнью и конфискацией. Оскорбление чувств китайского народа тоже имело место. Даже формула такая была: «оскорбить чувства 1,3 миллиарда людей». Знаменитый «аргумент к большинству» в китайском случае выглядел особенно убедительно. Формулировка появилась в 1959 году, и за это время обидеть китайцев сумели: Индия – 9 раз, Франция – 16 раз, США – 62 раза, Япония – 96 раз. Но это все были шалости, до эпохи толерантности.
А вот забавная история случилась на днях в вербально стерильных США, где ни про нацию, ни про пол, ни про болезнь, ни про любую особенность вообще сказать ничего невозможно, обязательно кого-то оскорбишь. (А «Южный парк», где в главных ролях исключительно жиртресты, ниггеры, жиды, еще существует, нет?.. В любом случае он маргинализировался и перестал быть значимым явлением).
Так вот в продолжении «Секса в большом городе», где новая стерильность отутюжила все поверхности и авторы следят за тем, чтоб никто ничего ни про кого... Весь сериал только тем и занимаются, что взвешивают на весах, как бы никого не задеть, но вот нашли – задевают (кульминация) – извиняются (развязка). Новая драматургия так выглядит.
Ну ладно, про черных нельзя, про женщин нельзя, про геев нельзя. Хорошо, задели чувства скорбящей (на самом деле нет) по покойному мужу Кэрри, поцарапав их общую фотографию, и хотя это кульминация и соль всей серии и Кэрри старательно морщит лицо, но не убеждает.
Ну, как, как в юмористическом сериале никого не оскорбить? Кого-то надо найти. Эврика!
Кого?
Ну, кого-кого?.. Да русских проституток же!
Мечтаю дожить до того времени, когда русские проститутки оскорбятся. Напишут ноты протеста в ООН. Начнут осаждать посольства. Давать пресс-конференции. А если вы не отзоветесь, напишут в Спортлото.
А дело было вот как. Убитая горем (на самом деле нет) Кэрри живет в шикарном доме в лучшем районе Манхэттена. Раньше почему-то никого не удивляло, на какие шиши колумнистка живет в Верхнем Ист-Сайде. (Это оскорбление чувств всех русских колумнистов, если что). Теперь-то она вдова миллионера, вопросов нет. Стареющая дама, и это трагедия, да. Этой единственной трагедии современное общество позволяет быть и заявлять о себе. Ей 55, выглядит она на 65 как минимум, так же, как и ее товарки. А этажом ниже живет бывшая Кэрри, Кэрри образца 1990 года, то есть некая гулящая курящая пьющая творческая девица, живет, не тужит, всю ночь ржет, врубает музон, занимается сексом с разными красавцами, валяется в отрубе на полу в вечернем туалете. Кэрри, конечно, возмущена ее молодостью и радостностью (ну, а кто бы не, я бы тоже завидовала) и стала обсуждать ее со своей подругой-риелторшей. Откуда, мол, у такой молодой девушки деньги на квартиру Верхнем Ист-Сайде. «Русская проститутка наверняка», – шутит подруга.
Все.
Такая шутка.
Вообще нехорошо как-то вышло. Мы их… а они нас так. Российская фанатская аудитория «Секса в большом городе» огромна. Она, конечно, засидела им Instagram. Устроила холивар. Например, пишут такое: «Рашн вимен ар вейтинг фор эн аполоджи». Но никаких извинений пока не последовало. Мой любимый комментарий, совершенно сюрный: «Сейчас так раскидаем, мирамистином не отмоетесь». Это самая смешная часть в этой истории.
На кого подняли руку действительно? На бедных овечек, русских проституток?
Не, ну, а с другой стороны, о чем шутить-то? Про женщин – объективация. Про страшных – объективация. Про толстых – тоже нельзя. Про черных – убьют. Про харассмент – кастрируют. А давай про русских проституток поржем? А давай!
Все бы ничего, если бы эта история не повторилась несколько раз. Конфуз в And Just Like That срифмовался с историей рекламного ролика для соцсетей о переходе турецкого полузащитника из французского «Лилля» в ЦСКА. Там тоже объекта для шуток, кроме русских проституток, не нашлось. В соцсетях ЦСКА появилось видео, в котором сымитирована переписка типа между клубом и футболистом. Футболист не хочет ехать, тогда ему пишут, что в России «много Наташ», на что игрок (Юсуф Языджи) тут же отвечает: «Буду через пять минут».
Тоже все обиделись. Видео удалили.
Вот же тоска. Вот же безысходность. Они шутят про русских проституток. А я про них. Одинаково беззубо, но все при деле.
P.S. Вот сидит человек, благородный, благообразный 50-летний профессор Ф., уже седовласый, предложенный им метод окраски нервной ткани хлористым золотом уже прославил его в университетской среде. Вот уже много месяцев он днем и ночью, едва прерываясь на еду, сон и секс, зарывшись в бумагах, сочиняет какой-то труд, не видя, как младшая дочка все время ползает под стулом и норовит укусить папины тапочки. Не зная, что давно на него злится жена, потому что последнее время, лаская ее ночью, он всегда прерывается в самый неподходящий момент: «Warte, Liebe, ich sollte es gleich aufschreiben!» Злится, но не подает виду. Только из-за этого вот уже целый год она приносит ему слишком холодный и слишком сладкий чай – и он, такой знаток человеков, не может взять в толк, с чего бы это.
Покой профессора строго охраняется. Дверь закрыта. Шторы задернуты. В кабинете – гробовая тишина, и детские крики, долетевшие издалека, лежат и остывают на пороге. Г-н Ф. пишет трактат об остроумии! Нелепая картина… Но ведь мы же знаем результат. Мы знаем, что г-н Фрейд – великий человек – этот его труд и другие работы очень скоро прославят его больше Наполеона, поставят в ряд пяти других великих революционеров мысли. Но если вы все-таки представите себе процесс, нет, вы только представьте себе процесс…
– Папочка, что ты пишешь? – спрашивает кто-то из шести его детишек из-за двери. Папочка не слышит.
– Ну, папочка, ну, что ты там пишешь? – коверкая слова и зажимая друг другу ладошками рот, кричат наперебой уже трое из его детей.
– Трактат об остроумии, – мертвым голосом ответит профессор, не отрываясь от бумаг.
Изобретенная им методика требует, чтобы он последовательно уничтожал остроты, анекдоты, шутки – и он с профессорским педантизмом сидит и ликвидирует смешное в смешном. И изучает то, что остается после этого. А вот то, что остается в результате – о! это уже весьма и весьма достойно изучения. Труд подходит к концу – и обессилевший от напряжения и бессонницы, в ужасе от содержимого той гробницы, которую он отверз и разворошил, – этот ни разу не улыбнувшийся господин завершает трактат «Остроумие и его отношение к бессознательному».
Зато теперь, прочтя много раз этот трактат, мы знаем, что если говорить о содержании (по форме – множество вариантов), у смеха есть только три причины (и все три сейчас забанены): кощунство, секс, агрессия. Только это нас веселит.
Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.