Выхожу из магазинчика в маске. От меня шарахаются люди. Прокаженная какая-то, думают люди. Заразная. Никто ведь не в маске. В ужасе разбегаются. Я в ужасе остаюсь.
«Вы уже получили намордник, чтоб за хлебом ходить?» – доверительно спрашивает барменша с зелеными волосами, молодая и продвинутая, она не сомневается, что я разделяю. Возмущение ее разделяю, сарказм, мало ли что. Какой такой намордник – а, понимаю, намордник, да-да, сертификат о вакцинации.
Я не разделяю. Но и не спорю. Лениво отвечаю, медленно, чуть даже отвернувшись, как будто равнодушно. Уж полгода как получила, отличная поликлиника, нет, перенесла легко, тяну слова, смотрю рассеянно – у нас агитацию не любят, не любят, когда кто-то в чем-то убеждает и убежден. Лучше тихо, как будто вяло, как будто мне пофиг. Тех, кому пофиг, у нас любят. Они всем свои.
Вот и убедила человека!
Алексей Меринов нарисовал картинку. Двуглавый герб российский. Главы птицы смотрят одна на другую. Они в конфликте. Одна в маске. Другая без маски и на первую чхает. А тельце одно. Старославянским шрифтом большими буквами написано одно слово, которое все объясняет. «Авось». Верней, так – АВОСЬ. Уникальный случай в человеческой истории, чтоб одно-единственное слово так емко и полно описывало бы мировоззрение, картину мира, все социальные практики целой нации. Это слово не переводится на другие языки.
Это знак стремления русской души пустить все на самотек в надежде, что «пронесет» и, благодаря непосредственному вмешательству русского бога, любой косяк будет волшебно исправлен и излечен. Мужик все делает на авось: сеет хлеб «авось урожай выдастся хороший», берет в долг «авось кредитора завтра волки в лесу съедят», играет в наперстки «авось масть пойдет», выбирает вакцинироваться или нет, «авось не заболею, сколько уж больных вокруг ходит, меня черт не берет». И кран, конечно, мне так же чинит — авось, это, того, не протечет.
С утра пришел сантехник чинить протечку, долго задумчиво смотрит на лужу на кафельном полу, как будто собирается починить лужу. Мужик как мужик. Не пьет. Бросил когда-то давно.
Оказалось, сгнила прокладка. «Все приходит в негодность», – вздыхаю я. «Особенно люди», – вздыхает он. С уважением смотрю на сантехника – философа.
«Особенно когда этих людей заставляют», – не терпится поделиться ему своей болью. «Что ж тебя заставляют делать?» Оказывается, вакцинироваться.
Оказывается, «Спутник V» – это не «Спутник Ви», а «Спутник Пять», а до того были еще четыре, и все они были смертельно опасны, вчера профессор по телевизору это говорил. Разговор с информированным сантехником продолжался бы еще долго, потому что тема эта сантехника тревожила, но тут кран перестал течь.
Есть история. Один человек спасает другого из огромной глубокой лужи. Спасает с риском для собственной жизни. Вот они лежат у края этой глубокой лужи. Тяжело дышат, устали. Наконец спасенный спрашивает:
– Ты что?!
– Как что? Я тебя спас!
– Дурак! Я там живу.
Живу я там… Обиделся очень…
Эта притча стала центральной в фильме Тарковского «Ностальгия».
По-моему, идеальная притча про антипрививочников.
Герой Янковского стоит по колено в такой луже и рассказывает, курит, зло и горько смеется. Сверху капает. Снизу булькает.
Есть другая история. Человек шел по тонкому льду Байкала. Шел и падал. Шел и проваливался. Один раз провалился и пошел ко дну. На берегу стоял известный режиссер документального кино. Он побежал спасать человека. И с риском для жизни его спас. Человек не обругал режиссера, не сказал: дурак, я тут живу! Мы не знаем, правда, что он при этом подумал. Но ругаться не стал, хотя и благодарить тоже не стал. Молча пошел дальше. Зашел в магазин. Вышел с пачкой сигарет. Спокойно закурил. И пошел обратно. По тонкому льду Байкала. Падая и проваливаясь.
Режиссера звали Виктор Косаковский. В фильме Косаковского «Акварель» первый эпизод – об утопленниках на Байкале. Хотя какие утопленники, это рыбаки и покупатели сигарет. Это люди. Местные жители на Байкале. То есть все. Все те, кто каждый день лихачит по Байкалу на «Жигулях» и каждый раз проваливается. МЧС ездит сюда как к себе домой.
– Как же вы выбрались, мужики? – спрашивают спасатели у хозяев автомобиля, ушедшего под воду.
– Как-как, через жопу, - отвечают мужики, кивая на жопу машины, торчащую из глубоких вод. Очередной жигуль, мчащийся по озеру, резко уходит на дно на наших глазах. Лежа на льду пьяный дядька кричит в темные воды: «Толян утонул. Толян утонул...».
Это, к сожалению, только пролог фильма. Фильм о другом, о чем о другом – не скажу, что-то сложное про воду. Но того выдающегося эпизода с мужиком, идущим за сигаретами, в фильме, увы, нет.
Российское общество – общество риска. Есть социологи, которые считают, что это то же самое, что и американское achieving society, общество достижения. Только одно мифологизированное облагороженное (ихнее), другое мифологизированное опущенное (наше), а по сути – одно и то же.
Вот уж не согласна. Да, в условиях высокой конкуренции, чтобы добиться результатов выше среднего, нужны рискованные практики – рутинными практиками не обойдешься. Но риск, его необходимость, его осмысленность измеряется здравым смыслом. Тут акцент на достижении, а не на риске ради него самого. В России же – культ «слабо» и «культура авось», демонстрация лихого гусарского пренебрежения жизнью.
В Москве позавчера закончился документальный фестиваль «Докер». Там было два фильма про карантин. Один, прекрасный, «Побег», выигравший короткий метр. И второй «Будьте здоровы», который прошел незамеченным. Это обидно. Мне как документалисту. И мне как гражданину.
Я не хотела смотреть «Будьте здоровы». Перед тем как смотреть «Будьте здоровы», я подумала, что идею украли. В мире идей ничего нельзя защитить. Ровно год назад был итальянский фильм «Письма времен карантина», он был такой же минималистичный: пролеты на дроне перед окнами запертых квартир, внутри запертая жизнь. По звуку: обрывки голосов, интервью, записанных по телефону, где исповедуются, каково сидеть взаперти.
Российско-польский фильм «Будьте здоровы» – точно такой же, минималистичный, тоже пустые улицы, тоже телефонные голоса. Наши сперли, подумала я. И ошиблась. То же, да не то.
Из всех звуков и картин несчастья выбрана одна страна, один город, один период и одна категория людей. Место действия – Питер. Время действия – апрель 2020-го. Голоса: пенсионеров, звонящих на «горячую линию».
В прошлом году в апреле в России был объявлен строгий круглосуточный карантин для пенсионеров.
Миллионы людей заперты в квартирах, у многих нет родственников, нет доступа к лекарствам, к еде, кому-то надо в поликлинику, но транспортные карты заблокированы. Питерские старики замурованы в собственной дряхлой жизни без какой-либо помощи.
И была тогда создана муниципальная «горячая линия», для того чтобы еще лучше было видно и слышно, что помощи нет, а операторы которой сами совершенно беспомощны, ни черта не знают и сами бы не прочь получить эти несчастные 2 тысячи поддержки, обещанные людям. Та история, когда на одном конце провода народ, а на другом конце провода тоже народ. А где тот, кто должен нести ответственность за людей, – не ясно. Этот очень простой фильм насладителен для глаз и утомителен для сердца.
– Я пенсионер, получаю нищенскую пенсию, вчера губернатор сказал, что таким пенсионерам будет оказана помощь…
– У меня никого нет совсем, я осталась совсем одна, я не могу выйти, у меня в кошельке 7 рублей.
– Запишите другой телефон и позвоните.
– Я не могу звонить, я плачу.
– Я пенсионерка, мне 70 лет, мне привезли обещанный продуктовый набор, а там только семь одинаковых пакетиков детского питания, это социальная государственная помощь, как это понимать, кому жаловаться?
– Мне привезли мужа из больницы, он уже три дня лежит на полу… просто привезли и бросили.
Подзабыли мы за год свое отчаяние и свои мечты, что вот когда-нибудь изобретут же вакцину и мы будем спасены.
Дьявол ироничен, и пока мы смотрели этот фильм в кино, на улицах того же города пировали чумные «Алые паруса», которые собрали десятки тысяч людей в свой муравейник. С той даты Петербург каждый день все обновляет и обновляет рекорды заболеваемости и смертности от коронавируса.
Мы никому не обязаны жить. Нас никто не должен спасать.