Однажды мэр столицы (пока не скажу какой, да и не назывался он тогда мэром, ну, скажем, глава города) увидел, как осужденный преступник не поздоровался с ним как положено, по форме. И мэр, да, было, нарушил закон. Отдал приказ полицейским, и те его исполнили. Сейчас это называется полицейский произвол, тогда так не называлось. Преступник выжил. Ну так, немного бока намяли, в унизительной форме. Случай был предан огласке.
Леволиберальные круги были возмущены.
И одна страстная дама из леворадикалов пришла к мэру столицы на прием и пустила ему две пули в живот. Мэр был тяжело ранен. Даму судили. На суде она снискала симпатии присяжных, и присяжные ее оправдали. Полностью.
Она дожила до старости, стала почтенной и умеренной дамой и уже не придерживалась экстремистских взглядов. И оказалась в результате в наших с вами школьных учебниках.
Скажете, не может такого быть. Скажете, судебная машина в принципе оправдательные приговоры не выносит (как сказал кто-то: вы не можете сказать собаке «не-фас»). А уж чтоб за тяжкие телесные. А уж чтоб за покушение на мэра… А вот может. Нужно только всего одно «если». Если такими на данный общественный момент являются настроения в обществе. И тогда возможны любые чудеса. Скажете, где ж такое было? А вот было. Чуть позже скажу, где. Пока же запомните эту историю.
Когда следишь за событиями, которые происходят сейчас в Америке, читаешь статьи разных умных людей, смотришь на эту их разноголосицу и разномыслицу, как солдат на вошь, как бездомный на доску бумажных объявлений о сдаче квартир, как пациент с афазией на речь президента перед Федеральным собранием — и вот прям не понимаешь ничего. Вот прям как будто все объяснили, а чего-то не хватает, и как будто какое-то дежавю.
Ну, не можешь ты из России смотреть на американские события без глубокого недоумения. Даже будучи либеральною мордой без страха и упрека, будучи антинациком и антифой голубых кровей. Уж больно символика что-то навевает. Как будто что-то в стиле подправить хочется…
Дело вроде благое, борьба с полицейским произволом, расизмом, даже хорошо, что героем нашего времени стал преступник Флойд — это воспитывает, вправляет мозги, смягчает нравы, показывает пример: люди вписались не за хорошего, а за любого, за какого есть, «полюби нас черненькими, беленькими нас всякий полюбит» (как сказано в одном очень циничном эпизоде российской классической литературы).
Ну, хорошее же дело, борьба за тех, кто угнетен… Ах, вот что…
Просто россияне все это проходили в XIX веке: покаяние, сострадание к тем, кто «стонет в собственном бедном домишке», шло рядом с сакрализацией террора.
Это все хорошо известно. Известно также, чем это все кончилось, и именно потому любые левацкие эксцессы не вызовут здесь никакого сочувствия, а только скепсис.
Эпизод, описанный вначале, — это знаменитый теракт Веры Засулич, которая в 1878 году дважды выстрелила в петербургского градоначальника генерала Трепова, на которого, кстати, покушались не однажды, он был весь в ранах от покушений террористов — такая тогда была «мода», носили все экстремистское.
Генерал Трепов был заметной фигурой. Шеф жандармов, и не только что пулю в живот словил за верность царю и отечеству, но и удар топора по голове принял (террористы выбирали совсем не романтические средства расправы).
Время было такое, цари бегали от террористов, как зайцы. И часто убежать не удавалось. Но разве жизнь царей мэттерс? А уж полицейских обязан был мочить каждый уважающий себя интеллигент.
Засулич Трепова отличила вот по какому поводу. Трепов приказал высечь политзэка народника Боголюбова за то, что тот посмел не снять перед ним головной убор. Народники — люди гордые, шапок ломать перед властью не привычные. Тому устроили порку, а порка, меж тем, была уже запрещена законом. Ну, все как мы любим, старый добрый полицейский произвол.
Судите сами, насколько это похоже или, наоборот, не похоже на нынешние события. Насколько леворадикалы из знаменитых «Народной воли» и «Черного передела» похожи на нынешнюю Антифа, тот полицейский произвол на сегодняшний, а та революционная ситуация на ту, что сейчас. Для меня важно, что Засулич оправдали в суде. Это в авторитарной-то царской России. Настолько влиятельны были тогда эти идеи, настолько модным политическим движением были народовольцы, хождения в народ, покаяния перед теми, кто угнетен и дискриминирован, и даже самые крупные мыслители присматривались к требованиям террористов.
Что ж поделаешь: режим тоталитарный, открытые методы политической борьбы отсутствуют, и хоть методы террористов немного экстравагантны, но ведь это последняя возможность сказать власти, что она совсем одурела. Вот и оправдали Веру Ивановну…
Сейчас тоже думаешь, ну не бывает так. Преступника с шестью ходками хоронят в золотом гробу, мэр рыдает перед его гробом, плечьми трясет. Белые истеричные детки плачут навзрыд, когда о Флойде кто-то посмеет сказать, что он не совсем святой. Семье Флойда, от которой он сбежал, всем миром собрали что-то около 15 миллионов долларов, но пока я эту колонку пишу, уже, конечно, больше. Полицейские офицеры, унижая форму, встают на колени перед погромщиками. В Филадельфии вандализировали памятник Уильяму Болдуину, знаменитому защитнику прав черных в XIX веке, «убийца» и «колонизатор» (так написали на монументе) на свои деньги открыл первую школу для афроамериканцев.
Но сейчас по всему миру сносят памятники, главное, чтоб был памятник и чтоб белому.
Нет, нет, крутить у виска и объявлять это «бредом» — дело малоперспективное и сильно мешает пониманию. Но в целом у меня с этой революцией стилистические разногласия. Почему обязательно золотой-то гроб, почему обязательно рыдает-то мэр, почему обязательно целовать сапоги в отведенных местах. Именно отсутствие вкуса вызывает подозрения. Подлинные революции стилистически безупречны.
Одна фраза, впрочем, подлинная. Остальное дурно постановочное. Подростки сейчас выбивают себе татуху ican'tbreath. (Я не могу дышать). Именно эта фраза в силу ее красоты, емкости, мощи и связи со смертью и начала мировую революцию. «Дело прочно, когда под ним струится кровь», — крикнул в вечность поэт Некрасов. Тут верю. Фраза стильная. А дальше — полная безвкусица.
Если продолжать дорисовывать этот двойной портрет, то российская революционная символика была настолько мощной и привлекательной, в революцию российская интеллигенция влюбилась так надолго, что даже несмотря на потоки крови, которые та пролила у всех на глазах (от этого ризы революции только чище), много лет спустя советский поэт пел: «я все равно паду на той, на той единственной гражданской», ух! Вот это я понимаю, большой стиль.
Когда оно подлинное, как коленопреклонение Вилли Брандта в Варшавском гетто, то встает не только на колени, а встает в истории на свое место и никогда не выглядит пародийно.
Америка стоит на коленях и целует сапоги в местах, где отмечено. Как сказал один мой товарищ, вполне либеральных взглядов, это «ритуальные самоосквернение» напоминает партсобрания времен СССР.
И не сравнивайте с борьбой времен Мартина Лютера Кинга и Анджелы Дэвис, то были такие пламенные харизматики, что хотелось немедленно бросаться в воды Атлантики и плыть защищать права черного меньшинства. Марлон Брандо почувствовал то грандиозное, что свершалось у всех на глазах, и «вписался» за права черных. Он был пионером, его отговаривали. Что тебе Гекуба, Марлон? — говорили со всех сторон. «Я борюсь не за черных, я борюсь за человечество», — ответил гений. Когда революция не раздувается искусственно, она оставляет после себя великие жесты и великие слова.
Прочла у американского нейропсихолога Оливера Сакса, что пациенты с афазией внимательны исключительно к невербальной части дела, а потому очень хорошо понимают, когда им врут. А на умных речах политиков прямо-таки покатываются с хохота.
Потому что вроде как все правильно. Но если считывать невербальное, сразу видно, что какая-то хрень. «Не верю!» — в общем.
Стиль, который выдает придуманность революции, больше говорит о ней, чем всем понятный социологический аспект. Ну да, есть проблема полицейского произвола, ну да, американское общество расколото, и Трамп стал и результатом, и причиной раскола. И да, элиты еще больше раскол раздувают, разыгрывая карту дискриминации. И это не заговор, нет. Это уже заговор, который сам себя кусает за хвост. Я бы еще добавила, что карантин привел к такой усталости, что она дала всплеск, а из изоляции гармоничней всего выходить через мордобитие, из апатии через страсть. Вполне понятная реакция на карантинный застой и онемение. Вот все рациональные основания нынешней движухи уложились в один абзац.
У каждой цивилизации есть момент надлома, когда начинают работать механизмы самоуничтожения. Видимо, пришла очередь и США.
Это не обязательно конец. Такие точки складываются, как правило, в длинную нисходящую линию. Длинную, потому что на каждую акцию бывает и реакция. Иногда реакция бывает плодотворной и дает второе дыхание цивилизации. И тогда из сегодняшнего кризиса можно выйти, поздоровев.