Через пару дней Россия наконец увидит скандальный фильм «Покидая Неверленд», который разоблачает педофила Майкла Джексона и основан на показаниях двух свидетелей Вейда Робсона и Джеймса Сейфчака. Его покажут по главному каналу российского ТВ. Первый комментарий под пиратской английской версией: «Не, ну, Сейфчак – совсем плохой актер, Робсон хоть получше».
Трудно отделаться от мысли о некотором сходстве с интервью другой знаменитой парочки: Петрова и Боширова (они же Мишкин и Чепига). Сходство это исключительно в композиции кадра. Только лишь в нем. На многочисленных интервью, которые последовали после премьеры фильма, герои-обвинители сидят в кадре вдвоем, как два близнеца. Пока один говорит, другой вынужден строить скорбную мину. Они (опять же вынужденно) повторяют из раза в раз одно и то же. Присутствие одновременно в кадре двух здоровых лбов, которые подробно рассказывают, как в 10 лет их научили мастурбации, само по себе нелепо, комично и сочувствия не вызывает, хоть ты пять правд скажи.
Режиссер фильма что ли помог бы как-то героям и сделал бы так, чтобы возникало ощущение доверия. Но режиссер все сделал наоборот. Вот все он сделал, чтобы им не поверили… А им взяли да поверили! Причем все. И начался общемировой посмертный бойкот Майкла Джексона. Почему так получилось – об этом чуть ниже.
… Майкл Джексон совершенно не был похож на хоть сколько-нибудь нормального человека: всегда белые перчатки, чтобы не дотронуться до микробов (так и жал через тряпочку руку президентам), маска на лице, чтоб не вдохнуть зараженного воздуха, подведенные татуировкой глаза, отсутствующий нос, лицо, искаженное десятками пластических операций. Этот человек явно ненавидел себя. Да-да, именно с таким человеком надо оставлять родителям на ночь любимое чадо. Да еще в одной постели. А ведь именно так было со всеми, кого он растлил. Матери разрешали сыновьям ночевать в одной постели с этим Фредди Крюгером в его поместье «Неверленд». Им это казалось нормальным. Прошло 10 лет после смерти Джексона, как у них внезапно открылись глаза…
Если кто и растлевал детей, то делал он это на пару с их матерями.
Еще при жизни Майклу пришлось дважды предстать перед судом за растление малолетних. Ему пришлось предъявлять суду свои гениталии, чтобы уважаемый суд мог сличить их с описанием, которое дал малолетний истец. Пришлось потратить 22 миллиона на откуп. И десятки миллионов на лучших адвокатов. Он, между прочим, был оправдан независимым судом. На суде в защиту Майкла выступал Вейд Робсон. Тот самый. Через 10 лет он передумает и выступит с обвинениями в фильме «Покидая Неверленд».
Разберем фильм с точки зрения собственно документального кино. Если бы авторы хотели, например, режиссерскими средствами добавить правдоподобия свидетельствам, они бы сделали что? Правильно. Сосредоточились бы на документальности интервью, а не на его красивости. Не стали бы делать синхроны (интервью с героями) такими выстроенными, постановочными, с поставленным светом. Воспользовались бы даже, например, приемом тех, кто снимает мокьюментари: ручная камера, имитирующая непрофессиональное непостановочное видео, невыстроенные планы. Тогда сама камера работает на доверие к увиденному.
Далее они собрали бы мнения разных сторон (пусть даже незаметно дав преимущество той стороне, которой симпатизируют), пусть бы дали закадровый текст (которому всегда веришь, таков уж его формат). Тогда б это выглядело как честное журналистское расследование.
Что же делает фильм? Все наоборот он делает. В фильме очень красивые интервью с фирменными планами, только ради любования этими синхронами можно включать в пятницу телек. А композиция кадра – это новое слово в истории синхронов для документального телевизионного кино. Скоро этот новый тренд заимствуют. То есть режиссер позаботился о том, чтобы сделать фильм модным, но не позаботился о том, чтобы сделать его достоверным.
Поэтому сначала, смотря на двух очень красивых мужчин в кадре, не веришь ни единому слову. Но потом веришь, так как другой точки зрения нет, а мужчины говорят слишком подробно, и невозможно, думаешь ты, выдумать столько мельчайших деталей…
Но это же всего-навсего фильм. Он не может иметь силу приговора. И тем не менее…
Последствия наступили сразу. Музыкальные компании и радиостанции объявили Майклу Джексону бойкот. Его песни убирают из чартов. Из мультиков вырезают его голос. Вот тут самое интересное!
Интересен этот новый социокультурный феномен: уничтожать карьеру, репутацию, судьбу безо всякого суда, только по одному произнесенному обвинению. То есть по «заявительному принципу». Когда факт обвинения важнее его достоверности. Доправовые последствия наступают до и вместо суда.
Спастись шанса нет.
Неважно, верим, или нет, или думаем, что у самих-то обвинителей рыльце в пушку: обвинили = виноват.
Кто-то упрекает фильм в том, что он направлен против умершего уже человека и тот не имеет возможности оправдаться. Это единственный аргумент, который слышен и признается всеми. А ведь это фигня. Всегда интересно, какие аргументы становятся слышны, а какие никогда не будут услышаны. Этот вот аргумент просочился.
Но был бы Майкл Джексон жив, он не имел бы ни малейшего шанса оправдаться. Его карьера после этого фильма разрушилась бы так же стремительно. До всякого суда.
Как будто имеют шанс оправдаться в глазах общества и коллег Харви Вайнштейн и Кевин Спейси, хоть пять раз суд признает их невиновность. Так бывает, знаете, обвинение большими буквами – на первой полосе, а опровержение мелкими – на последней, когда уже «новость ушла» и никому нет дела. Последствия наступают в самый момент обвинения. И даже если найдутся все ложки, и даже больше ложек, чем было, а осадочек останется.
А это ведь совершенно новое явление, обратите внимание. Сегодня, например, лента соцсетей пестрит публичными клятвами больше никогда не читать «Медузу» (юрлицо Medusa Project SIA признано в России иностранным агентом и нежелательной организацией), потому что на пост главреда вернулся Иван Колпаков – его, оказывается, высекли не до конца, не до смерти, он, оказывается, жив. Полгода назад Колпаков на вечеринке как-то неумело прикадрился к даме (не на рабочем месте, не по отношению к своей подчиненной!). То, что он сотворил, вообще не может стать предметом судебного разбирательства и не стоит выеденного яйца, однако выеденные яйца нынче лучшее средство для того, чтоб немедленно разрушить карьеру. Теперь его вернули, и «Медузе» тоже уже объявляют бойкот.
Они убили Кенни! Они убили Кевина! Они убили Майкла! Они убили Колпакова! Слушайте! Верните! Верните людей в профессию.
Я, конечно, могу поискать исторические аналогии. Проскрипции в Риме имеют некое сходство с этим феноменом (когда неугодные лица без суда вдруг объявляются вне закона). Все знаменитые антисемитские погромы начинались всегда с того, как кто-то крикнет, что вот евреи убили христианина. Потом окажется, что не евреи, но уж что, уж полгорода вырезано.
Что происходит? Майкла Джексона задним числом стирают из культуры. В которую он внес огромный вклад.
Нарочитое забвение, как известно, плохо работает. Даже Герострата не забыли…
Сперва про заднее число. Потом про стирание из культуры.
Вайнштейна выкинули вон из профессии за то, что раньше было нормой отношений. Сегодня «педофилия» находится в нижнем круге современного ада, и кажется, что так было всегда. А ведь представления о ней сформировались только к концу XX века, не раньше, чем сложились современные представления о детстве (когда и был запрещен детский труд). В некоторых штатах США до сих пор нет нижней возрастной границы брака, и аж в 2001 году в штате Теннеси две десятилетние девочки вышли замуж за взрослых мужчин. Только в конце прошлого века началась институционализированная борьба с совращением малолетних. Раньше это было нормальной практикой. Роман «Лолита», публиковавшийся в 1955 году, особых проблем с цензурой не имел. Разве что издатель «Лолиты» предлагал переделать девочку в мальчика. Но Набоков был тверд.
Нормы общественной морали условны. Сегодня же происходит криминализация того, что раньше считалось допустимой практикой. Это раз.
Второе. И главное. Если изымать из культуры всех, кто не соответствует (нынешним) этическим нормам, то кто ж из великих избежит порки!
На то и культура! На что она нам, убогим, еще? На то, чтоб все дефекты талантливого человека преображать. Вам же Пушкин ответил уже: «Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон, среди детей ничтожных мира быть может всех ничтожней он». Талантливые люди в границы «нормы», психической и этической, не укладывались никогда, но культура преломляет их уродства в совершенство.
Или вот любимый пример. Антисемит Достоевский. (Я люблю делать такое смелое предположение (с широкой доказательной базой), что если б он дожил до Холокоста, стал бы юдофилом, но не о том речь). Пишет Леонид Гроссман: «Как журналист и человек своей эпохи Достоевский проявлял себя антисемитом» (Ну да, а Тургенев, а Розанов, а Пушкин, другие детки своих эпох? Это ж без кровавых искр из глаз не прочтешь. Даже Чехов). «Но в глубине, на вершинах своего творчества, там, где отпадало все наносное, Достоевский антисемитом никак не был», — продолжает Гроссман. О чем он? Он о том, например, что Лиза Хохлакова начинает антисемитскую речь, которая тут же захлебывается своей злой энергетикой, заканчивается эта речь нервным срывом. А сама глава называется «Бесенок». То есть как художник Достоевский чувствует нравственную фальшь даже там, где его ум остается в плену у своего времени. Так действует искусство.
Был ли убийцей создатель Ватикана или не был? Никто не знает. А вдруг был? А то тут свидетели нашлись… Запретить его картины! Занавесить его статуи! Отскрести роспись Сикстинской капеллы! Отцензурировать все, что сегодня не окей.
Антиутопия века. Которая потихоньку начинает реализовываться.