Вот все говорят: Крым, Крым. Ото всех слышала про него. А сама ни разу не видела. И вчера опять не увидела. Приехали на съемку только на один день. Ночью туда. Море — только в окне, грязном и тонированном. Дырочку в тонировке расковыряла. Следующей ночью обратно. Степь да степь. Что тут всем так медом помазано?
Говорят, где-то и горная часть есть, но нам попалась степная. Евпатория да город Мирный. Где воинская часть.
Фирменный советский стиль: на черное говорить белое, войну называть «интернациональным долгом», оккупантов освободителями, а воинские части располагать в городках с названием Мирный.
Часть, между прочим, действующая. Розовый Ленин стоит, маленький-маленький. Голова крошечная. Ручки крошечные. Сам розовый. Стоит. В назидание народам древности. Кстати, в этой воинской части снимают фильм-катастрофу, потому что хоть она и действующая, а полностью разрушенная. Вот кино и снимают.
Погода минус семь. Дубак. Может, потому и не поняла я ничего в этом Крыме. Говорят, летом лучше. Степь, дескать, зеленеет. Нет, ну степь она тоже природа. Но в минус семь в январе безвидна и пуста. И тьма над бездною. Две сущности, две плоскости, два тумана, две безвидности, две серости. Серость верхняя и серость нижняя. Между ними горизонт. Но летом, говорят, зеленеет. И, видимо, превращается в картину Ротко.
С другой стороны, это как посмотреть. Я например, не люблю природу, которая не требует от путешественника никаких эстетических усилий. Вот, скажем, Люцерн — его легко полюбить, тут и дураку ясно, что это красиво. Чтобы его понять и почувствовать, ничего делать не надо. Приехал в Люцерн — попу свою у озера разместил — и на всем эстетически готовеньком въезжаешь в рай.
А в степи надо фантазию подключать. Душа тут работать должна.
Европа — это слишком для глаза просто — я б даже сказала попсово. А ты вот найди контакт с такой природой, которая не кричит, которая тихая, пресная, бессобытийная — степь чахлая, да поле скупое, да посредине куст торчит. Тут надо усилия прикладывать, тут надо из себя созерцателя доставать, философа, Левитана в себе выискивать, чтобы поэзию в зимней степи увидеть, красоту. А еще и ветер свирепый по степи гуляет. Замерзли не на шутку.
А на вылете в аэропорте магазинов нет. Только сувениры. А сувенирами не согреешься. И один киоск под названием «Великая Россия».
А вот интересно, думаю, в чем величие-то?
Если человек сам про себя скажет, что он великий — вы что про него подумаете? Что он великий? Или что ку-ку? А если мужчина, к примеру, скажет, что имеет огромный успех у женщин? Я лично подумаю, что закомплексованный, а не что успешный. Вот что подумаю.
Актер Василий Ливанов обратился к президенту: «Вы всех нас взволновали тем, что высказали свои мысли о том, что вам и не стоит дальше продолжать деятельность президента. Знаете что, Владимир Владимирович, если вы когда-нибудь внимательно поднимете глаза к небу, то услышите голос: «Даже и не думай». И это будет голос нашей с вами великой Родины — России».
В чем же величие-то родины, не уловлю никак... Ну что, в размерах, что ли? Размер для величия вещь полезная.
Люксембург вот великим не назовешь. Даже непременное условие величия — размер. Вот, например, красивую, но маленького роста женщину не назовешь роскошной, не назовешь даже красавицей. Разве что хорошенькой. А масштабные эпитеты подойдут только женщине высокой. Маленький человек, как известно из классики, даже умереть не может — а только преставиться или ноги протянуть. А вот кто покрупнее, тот «Богу душу отдает» или «приказывает долго жить». Так говорил мастер гробовых дел Безенчук, «мне «дуба дать» или «сыграть в ящик» — невозможно. У меня комплекция мелкая... Я человек маленький. Скажут «гигнулся Безенчук».
А Россия, во-первых, велика размером, широка в плечах, а во-вторых, положение у нее объективно такое, что она влияет на очень многие процессы мирового масштаба, у нее огромные границы с Китаем, а Китай — поднимающаяся мировая держава, Россия прилегает к Ближнему Востоку, и может туда влезть как в Сирию. Она в состоянии глобально решать мировые вопросы. Уже кое-что...
Не хватает малости. Играть роль в мировой цивилизации.
Если бы в киоске на этих футболках была галерея портретов русских писателей и поэтов XIX века — разве б кто чего сказал! Безвкусно, конечно, но все верно. Однако на футболках были следующие сюжеты: Путин идет по коридору. Герб с орлом двуглавым. Российский флаг, еще российский флаг. Мишка олимпийский, причем времен Олимпиады – 80. Петергоф, построенный французским архитектором Жан-Батистом Леблоном. Александр Невский, загадочным образом выигравший по результатам голосования «Имя России». По одной из версий, природа этой победы такова: устроители за шлемом и латами Александра Невского, славного князя Киевского и Владимирского, хотели скрыть настоящего усатого сухорукого лидера голосования.
В этом величие России, нежно шепчущей своему президенту: «даже не думай». Давно хотела проникнуть в метафизику скреп и понять, что именно они скрепляют. Ничего, что ли?
Продает это всё пергидрольная блондинка. Уголки губ навсегда опущены вниз. Она сама как Олимпийский Мишка — из 80-х. Мейк раша грейт эгейн.
Я могла бы уже и не украшать свой пасквиль ничьими цитатами. Но украшу. «Если бы дикие орды, возмутившие мир, не прошли по стране, в которой мы живем, прежде чем устремиться на Запад, нам едва ли была бы отведена страница во всемирной истории. Если бы мы не раскинулись от Берингова пролива до Одера, нас и не заметили бы. Некогда великий человек захотел просветить нас, и для того, чтобы приохотить нас к образованию, он кинул нам плащ цивилизации: мы подняли плащ, но не дотронулись до просвещения. В другой раз, другой великий государь, приобщая нас к своему славному предназначению, провел нас победоносно с одного конца Европы на другой; вернувшись из этого триумфального шествия чрез просвещеннейшие страны мира, мы принесли с собою лишь идеи и стремления, плодом которых было громадное несчастие, отбросившее нас на полвека назад».
Да ну его, Чаадаева, сумасшедший, что возьмешь — не обращайте внимания. Оценка Чаадаевым личности Петра и Александра крайне спорна. Однако хочу заметить, в каком смысле здесь употребляется слово «великий». В смысле величия цели, конечно.
В том смысле, в котором выстраивает свою мифологию другая страна, как внезапно оказалось, наш большой друг — США. В США фильмы снимают о том, как страна наваливается всей своей мощью, всей своей техникой, чтобы спасти жизнь одного-единственного своего гражданина.
А в России так и нет ответа на ахматовский вопрос «зачем великой моей стране, изгнавшей Гитлера со всей его техникой, понадобилось пройти всеми танками по грудной клетке одной больной старухи?»