Турецкая армия начала операцию на севере Сирии — открыто и, судя по всему, в координации с главными игроками на сирийском театре военных действий: США и Россией. Соединенные Штаты напрямую осуществляют поддержку с воздуха. А российский МИД встревожен перспективой «дальнейшей деградации обстановки в зоне конфликта… с учетом возможных сопутствующих жертв среди мирного населения и обострения межэтнических противоречий между курдами и арабами», но не комментирует официально шаги Анкары.
Неофициально же сказано, что «контртеррористические действия в Сирии сейчас как никогда актуальны, тем более в районе сирийско-турецкой границы». Из чего следует, что они не идут вразрез с содержанием контактов, который шли все последнее время с участием Москвы, Берлина, Парижа, Вашингтона, Анкары, Тегерана и, похоже, Дамаска.
Ближний Восток становится пространством, где возможно «все и сразу».
Полгода назад наблюдатели всерьез опасались, что Северная Сирия станет ареной прямого военного столкновения Турции и России. Отношения после сбитого российского бомбардировщика резко обострились. Анкара боялась, что изменение обстановки на сирийских фронтах в пользу Асада и его союзников перечеркнет все турецкие интересы в регионе, так что рассматривался вопрос о военной интервенции.
Вместо этого появилась инициатива президентов России и США о «прекращении враждебных действий». По утверждению американских комментаторов, Вашингтон пошел на сотрудничество не потому что обнаружил совпадающие с Москвой интересы, а прежде всего опасаясь российско-турецкой войны. Она взвинтила бы напряженность до предела и не позволила стоять в стороне ни Соединенным Штатам, ни НАТО, к тому же клинч России и Турции на территории Сирии создал бы правовую коллизию для альянса — насколько применимы гарантии коллективной безопасности.
Сегодня все развернулось почти наоборот, прежде всего между Москвой и Анкарой, но и позиция Вашингтона колеблется. При этом собственно сирийский сюжет не претерпевает каких-то качественных изменений. Есть проблема борьбы с «Исламским государством» (организация запрещена в России), о чем никто не спорит и вроде бы все участвуют. Есть тема будущего устройства Сирии и его потенциальных «дольщиков», которая, как ни странно, от противодействия ИГ зависит лишь отчасти. Зато с ней напрямую связана перспектива Башара Асада, принципиально важная, хотя и по-разному, почти для всех участников. Не прекращаются разногласия внешних игроков по конкретным оппозиционным Дамаску группировкам, включая даже признанную террористической и запрещенную в России «Джебхат ан-Нусру» (ныне «Джебхат Фатах аш-Шам»), — являются ли он легитимными целями или нет.
Описать простой схемой события в Сирии невозможно. Одновременно происходит сотрудничество очень разных действующих лиц по ограничению, а в идеале уничтожению ИГ и острое соперничество сторонних держав руками противостоящих групп на поле боя. Меняться все может с калейдоскопической быстротой, достаточно посмотреть на извилистые маневры вокруг сирийских курдов. Они зажаты между собственной войной с ИГ, в которой их поддерживают практически все остальные, и противостоянием с Турцией, в котором внешние силы оказываются то по одну сторону с курдами, то по разные, в зависимости от текущего состояния отношений с Анкарой.
И вся эта бурлящая мешанина — не издержки военного обострения, а, как сейчас стало модно говорить, «новая норма».
То есть более ясного и структурированного положения там не будет, из этого клубка противоречий как-то нужно соткать компромисс множества разновеликих участников.
Есть, впрочем, один компонент, который, покрывая всю разноголосицу, является долгосрочным стратегическим обстоятельством. Спустя сто лет после секретных соглашений великих держав о разделе Ближнего Востока регион возвращается к новой версии закулисных сделок. И внешний фактор перевешивает внутренний просто потому, что региональные участники не в состоянии ничего сделать сами.
В мае этого года «Исламское государство» (запрещенное в России) выпустило специальное заявление, посвященное столетию так называемых договоренностей Сайкс–Пико — тайного сговора Британской и Французской империй о разделе османского наследия после Первой мировой войны. Для ИГ этот документ — символ беспардонного вмешательства «крестоносцев» в дела мусульман и олицетворение порочного принципа государственного строительства — проведение неправомерных границ и создание искусственных «наций» по живому телу халифата. Не случайно в программной проповеди летом 2014 года, сразу после шокировавшего весь мир захвата исламистами Мосула, Абу Бакр аль-Багдади провозгласил, что «этот благословенный поход не завершится до тех пор, пока мы не вобьем последний гвоздь в гроб заговора Сайкс–Пико».
Два с лишним года спустя иракская армия при американской поддержке медленно, но верно продвигается обратно к Мосулу, зона контроля «Исламского государства» сокращается и его военный разгром вполне возможен. При этом цель, провозглашенная «халифом», достигнута — «гвоздей» забили достаточно, и Ближний Восток больше не будет таким, как его планировали европейские дипломаты сто лет назад.
Но и надежды исламистов тщетны — арабский мир не самоопределяется в направлении единства, а попадает в еще более запутанную зависимость от крупных игроков.
Непосредственное вмешательство Турции в сирийский конфликт окончательно превращает Сирию в арену взаимодействия внешних сил. На словах все декларируют приверженность единству Сирии, как и других государств Ближнего Востока. На деле представить восстановление сирийского государства в тех границах, а главное — в той степени управляемости, каким оно было шесть лет назад, не получается.
Можно вообразить, что боевые действия в какой-то момент остановятся — стороны осознают, что военная победа нереальна, и им придется зафиксировать ситуацию. Пусть даже это будет относительно устойчивое размежевание, которое оправдано этно-конфессионально и политически (хотя и такое уже на грани фантастики). И условные «субъекты» будущей Сирии вступят друг с другом в переговоры о государственном устройстве.
Основная проблема в том, что ни один из этих субъектов не дееспособен без опоры на ту или иную внешнюю силу. Это относится и к режиму Асада, который давно бы рухнул без российской и иранской военной силы, и к «умеренной оппозиции», которой помогают Запад и Залив, и к исламистам, к которым тоже струится неиссякаемый пока поток содействия — когда искреннего, а когда конъюнктурного.
Иными словами, степень вовлечения посторонних интересов в сирийскую междоусобицу такова, что они становятся неотъемлемой и неизбежной частью любой конструкции — хоть войны, хоть мира. В новых исторических декорациях ситуация возвращается к моменту, когда сэр Марк Сайкс и Франсуа Жорж-Пико делили Ближний Восток в 1915–1916 годах. Тогда, несмотря на секретный характер сговора, это было очевидно и довольно откровенно. Сейчас колониальные замашки не пройдут, сто лет арабского и прочих национализмов не прошли даром. Однако и справиться самостоятельно региональные участники не в состоянии, и они, проклиная внешнее вмешательство, которое все портит, в то же время его провоцируют, втягивают Запад, Россию, а теперь даже еще и Китай в свои дела.
Очередная сделка в духе Сайкс-Пико (почему бы не «Керри–Лавров»?), только теперь с участием гораздо большего числа сторон, идеологически считается сегодня неприемлемой. После «холодной войны» прогрессивное человечество гневно отвергло саму идею «сфер влияния». Однако все познается в сравнении. Альтернативой является дальнейшая интернационализация конфликта и превращение его в «мировую войну по доверенности» (proxy World War). Противостоящие коалиции уже выстраиваются — одна группируется вокруг российской военной машины, вторая — вокруг американской. Худой сговор обычно лучше доброй войны. В принципе, это касается не только Сирии.