Чудо административной реформы — московский центр госуслуг «Мои документы». Хорошо одетый мужчина за 40 пытается иронично скандалить с работниками центра. Нового модного дома, где он недавно купил квартиру, нет в списке — это значит, что центр не может оказывать ему госуслуги и не выдаст ни одного документа.
«Ваши данные у управляющей компании вашего дома, — подчеркнуто спокойно говорит ему менеджер центра. — У них свой паспортный стол».
«Как это? Шарашкина контора владеет моим паспортом? — ироничность мужчины улетучивается. — Я что крепостной?»
Спор идет по кругу, мужчина начинает беситься, девушка-менеджер невозмутима. Мужчина с привычной гордостью повторяет креативное название дорогого жилищного комплекса, но еще немного и слово «крепостной» будет звучать также смачно. Возмущение, переходящее в беспризорный страх, не дает ему ощутить в собственных словах противоречия: он хочет жить в частном доме частной жизнью, но верит только в силу государства и в символ, подтверждающий право отдаться этой силе — в паспорт с пропиской.
Смеяться над человеком, возможно действительно попавшим в зависимость к жуликам, бессмысленно — тем более что это человек с советским опытом, чье мировоззрение базируется на простой мысли: частник — всегда жулик, а государство тебя унизит, но спасет. Но государство так поступать уже не хочет, и мужчина несчастен.
В другое окно усталая несчастная женщина под 70 пытается рассказать историю своей тяжелой жизни. Формальная причина ее обращение за госуслугами — получение какой-то связанной с ее дочерью бумаги, которую выдать лично ей и прямо сейчас не могут. Менеджеры отвечают холодно-вежливо, логично, явно следуя инструкции общения именно с такими усталыми несчастными женщинами под 70. Так и видишь, как на тренинге коуч учит персонал центра: «Определяете по шкале от 1 до 10 степень усталости и несчастности, умножаете на возраст и в зависимости от результата выбираете алгоритм общения».
Но женщина не хочет алгоритма, она хочет поругаться, разогревая себя рассказом о непутевой дочери и её сожителе-бездельнике.
Менеджеры на рассказ не реагируют, и женщина кричит:
«Даже в СССР такого не было! Есть жалобная книга?»
«На ресепшене», — спокойно отвечает менеджер.
«Где!?» — в усталом ужасе шепчет женщина.
Она искала в государственном окне человеческого участия, пусть и скандального, но здесь оно считается нарушением инструкции. Женщине очень плохо. Она что-то долго пишет в жалобную книгу и, не перечитав написанное, выбегает из центра, пытаясь хлопнуть дверью — хлопок не получается из-за устройства с немецкой надписью, обеспечивающего плавное закрытие двери. В медленно закрывающуюся дверь входит женщина под 60 с неопределенным лицом. Гардеробщица предлагает ей сдать верхнюю одежду.
«А обязательно раздеваться?» — спрашивает в замешательстве женщина.
«Как вам удобно, — отвечает тренированная гардеробщица. — А как вам удобно?»
Женщина не ожидала такого откровенного вопроса, она не знает, как ей удобно. Она становится несчастной, еще не успев воспользоваться госуслугами.
Да, именно так государство ускользает от граждан. И от бедных, и от богатых, и от старых, испытывающих от этого ускользания тоску, и от молодых, еще эту тоску не вкусивших.
Именно таков смысл нынешних реформ — например, реформы бесплатной медицины: туда, где раньше все действовало по диковатым советским обычаям, приходит инструкция.
Знаменитая регистратура в поликлинике с ее вечными талончиками фактически отмирает — заменяющая ее одинокая девушка смотрит в компьютер и говорит: «Программа не позволяет мне вас записать. Такова компьютеризированная процедура!» К врачу можно самостоятельно — как в Европе! — записаться через интернет. Но к некоторым особо узким специалистам напрямую попасть невозможно — только по направлению терапевта. А затем нужно долго ждать приема — за это время можно выздороветь, смириться с болезнью или найти денег на платного специалиста. Но вот вы дождались и видите на двери кабинета врача свою фамилию в списке пациентов — разница между моментами их приема составляет 15 минут.
В этот промежуток не вписываются ни жалобы пациента на жизнь, ни бабульки с ранее действенным «я только спросить».
Граждане в ужасе. Их можно понять. Государство привычную хамоватую человечность заменило на инструкцию. Но позднесоветский человек считал инструкцию несущественной ерундой и почти не реагировал на нее — будь это программа КПСС или руководство для сборки шкафа. Он привык жить в не формализованной, но без слов понятной теплой аналоговой связи с государством.
Без нее человек чувствует себя таким одиноким в холодном мире инструкций, воплощенных с помощью цифровых технологий. Напрашивается цитата из одного из самых советских фильмов «Кин-дза-дза!»: «Женщину вынули, автомат засунули!» В скором будущем этих автоматов-заменителей будет еще больше.
Гражданин не знает, как жить в этом цифровом одиночестве — весь XX век государство целенаправленно вышибало из русского человека желание что-то решать самому. Да, так приятно было примкнуть к сильному — быть слабым среди слабых так противно! Но если сильный лишь кажется сильным? И на самом деле он уже не сильный и не слабый — а никакой?
Правда, в принципиальном смысле логика государства осталась советской. Например, в том же центре госуслуг создается впечатление, что разработчик шаблонов документов сам их никогда не заполнял — словно государство создало документ не для себя, а для кого-то чужого. В такие моменты понимаешь, что нынешняя власть подобно советским руководителям искренне верит в то, что жизнь можно быстро переделать с помощью технологий. Именно такой была формула развития СССР: купим завод у капиталистов и построим с его помощью базу для Коммунизма, который Капитализм похоронит.
И сейчас наше государство работает по той же схеме — возьмем у западного общества постмодерна компьютерные и социальные технологии и создадим с их помощью гибридное государство пост-постмодерна, которое Запад если не победит, то обманет, наведет на него туману и убедит в том, что наше государство его победило. И по отношению к своим гражданам государство действует фактически по-советски — все делается не для людей, а ради достижения неких высших гибридных целей.
Отсутствие взаимопонимания между гражданами и государством выражается цифрами — и здесь эта проклятая цифровизация! Проведенный весной 2017 года опрос «Левада-Центра» свидетельствует: 27% опрошенных считают, что государство по большей части не выполняет своих обязательств, а 10% более категоричны — они полагают, что обязательства перед гражданами не выполняются совершенно. 36% заявили, что обязательства государством сколько выполняются, столько и не выполняются. 18% считают, что обязательства выполняются по большей части, и лишь 4% в полной мере довольны властями.
Граждане кричат государству: «Как же так? Мы ведь все для тебя сделали! Не уходи!» Кричат, конечно, не этими словами, а цифрами: 13% опрошенных считают, что граждане в полной мере выполняют свои обязанности перед государством, а 40% — по большей части. 29% полагают, что граждане сколько выполняют, столько и не выполняют свои обязанности. И лишь 12% заявили, что граждане ничего государству не обязаны.
На самом деле, нашим властям, как это ни дико звучит, нужно сказать спасибо. Общество всегда интереснее государства, оно всегда сложнее устроено, чем самый изощренный чиновничий аппарат. Оно сложнее даже нашего изощренного на грани извращения госаппарата. И поэтому снижение государственного влияния на повседневную жизнь общества должно принести благотворные результаты.
Чем дальше государство от нас отодвинется, тем меньше будет каналов передачи нам тайной советской логики. Может, тогда у нас поучится жить по собственной логике.
Эту логику могут сообщить нам те, кто по естественным причинам советской власти не застал. Мы живем в уникальное время, когда хрестоматийный конфликт отцов и детей потерял остроту. Согласно недавнему совместному исследованию Сбербанка и агентства Validata, родители и дети сейчас относятся друг к другу с большим уважением, чем во времена юности старшего поколения.
При этом родители признают, что дети знают и умеют то, что не всегда доступно взрослым. Раньше старшие поколения всегда обучали младших, но сейчас информационный вектор сменил направление — юные учат взрослых не только пользоваться немыслимыми ранее устройствами, но и способны передать родителям новые социальные технологии, сообщить, что можно жить совсем иначе. И родители охотно учатся — даже одеваться взрослые стали по-молодежному.
Но принципиальных результатов такого обучения нужно еще подождать. А сейчас будем привыкать к гибридному одиночеству. Но за то, что без хлопот выдали в центре госуслуг необходимую для преподавания в университете справку о несудимости — большое искреннее спасибо: и мне перепало немного гибридного государственного пост-постмодерна.