«Сколько дивизий у папы Римского?» – иронизировал бывший ученик духовной семинарии Иосиф Джугашвили. В 1962-м во время Карибского кризиса счет шел не на дивизии, а на боеголовки. Ровно 60 лет назад, 25 октября 1962-го, на пике противостояния, прозвучало воззвание в защиту мира папы Римского Иоанна XXIII.
Едва ли оно могло решающим образом повлиять на тональность телеграмм, которыми раздраженно обменивались Кеннеди и Хрущев. Но президент США был католиком, его отец дружил с папой Пием XII, а особое внимание, которое уделял Иоанн XXIII проблемам мира и разоружения, и его открытость к общению с некапиталистическим миром подкупали первого секретаря ЦК КПСС. И потому, возможно, это воззвание оказалось не пустым сотрясением воздуха. Во всяком случае 26 октября его без купюр и комментариев опубликовала газета «Правда». И в этот же день американскому президенту было отправлено длинное и относительно миролюбивое (хотя в нем были горы вранья по поводу типов вооружения, отправлявшихся на Кубу) послание Хрущева: если Кеннеди даст заверения в том, что не нападет на остров Свободы, «тогда будет стоять иначе и вопрос об уничтожении не только оружия, которое вы называете наступательным, но и всякого другого оружия».
Папа готовил в то время Второй Ватиканский собор, и в качестве наблюдателей к участию в нем были приглашены представители Русской православной церкви. Интуитивно Хрущев чувствовал в пожилом и умиравшем от рака Иоанне XXIII если не союзника, то фигуру, которая может стать моральным посредником в установлении новой конфигурации отношений СССР с западным миром – уж очень был напуган Никита Сергеевич самим собой и Карибским кризисом.
Между американским и советским руководством в те дни было 17 каналов связи. Многие из них были весьма продуктивны. Во всяком случае практика формирования таких back-channels привела спустя годы, несмотря на Вьетнамскую войну, к встрече Никсона и Брежнева и политике разрядки. Умелым их куратором с советской стороны долгие годы был посол СССР в США Анатолий Добрынин. И вот уже после Карибского кризиса, когда нужно было разобраться с его послевкусием, одним из участников нового канала контактов стал главный редактор Saturday Review Норман Казенс.
Журналист и редактор был основателем так называемых Дартмутских конференций – площадок для неформальных контактов американских и советских интеллектуалов и общественников. В дни Карибского кризиса в США как раз и проходили Дартмутские встречи при участии советской делегации, в составе которой находился, например, влиятельный политический обозреватель «Правды» Юрий Жуков. Заседания, по общему решению участников, продолжались и во время кризиса. Странным образом в те времена общественным инициативам уделялось больше внимания, чем сейчас. Дартмутский диалог и активность кардинала Феликса Морлиона, знакомого Казенса и неутомимого, как сказали бы сейчас, «пиарщика» католицизма (он даже поучаствовал в создании в кино «католического неореализма», затянув в это дело Роберто Росселлини) сделали возможной коммуникацию со святым престолом. В результате Норман Казенс по личному поручению Джона Кеннеди стал неформальным посланцем в контактах с папой Римским и советским первым секретарем.
Сначала Казенс посетил Ватикан, хотя в тот момент его встреча с папой не состоялась. Но по крайней мере он получил «задание» поднять в разговоре с Хрущевым тему освобождения из тюрьмы католического архиепископа Иосифа Слипого. Встреча с Никитой Сергеевичем продолжалась более трех часов – так проявились преимущества такого рода неформальных каналов: председатель Совмина и первый секретарь предстал перед Казенсом человеком, а не начальником. Во всяком случае Хрущев поделился важными переживаниями: «Китайцы говорят, что я испугался (нажать на ядерную кнопку. – А.К.). Конечно, я испугался. Я был бы сумасшедшим, если бы не боялся… Я рад, что был напуган. Одна из проблем сегодняшнего мира состоит в том, что недостаточное число людей всерьез напугано опасностью ядерной войны».
Казенс изложил просьбу папы Римского об освобождении Слипого. Хрущев отнесся к этой идее кисло – архиепископ сотрудничал с нацистами. Но спустя некоторое время Слипый был освобожден и прибыл в Рим. В дальнейшем Никита Сергеевич выполнил еще одну просьбу папы, ретранслированную Казенсом во время второй их встречи в апреле 1963 года, – освободить архиепископа Йозефа Берана, просидевшего несколько лет в Дахау, а потом попавшего под каток коммунистических репрессий.
В Рим в декабре 1962-го Норман Казенс отправился с открыткой за личной подписью Хрущева с поздравлениями папы Иоанна с Рождеством: «…примите поздравления от человека, который делает Вам доброго здоровья и сил для борьбы за мир и счастье людей». Папа мог прочитать пожелания по-русски, поскольку изучал славянские языки. В разговоре с Иоанном XXIII Казенс отметил, что Хрущев подчеркнул некоторое, как ни странно, сходство его биографии с личной историей папы – оба происходили из простой крестьянской семьи. (Анджело Джузеппе Ронкали, будущий папа Иоанн, родился в маленьком местечке Сотто-иль-Монте в провинции Бергамо.) Папа, которого многие за его открытость к диалогу называли «красным», пояснил свою позицию: «Надо пытаться говорить с хорошим в людях. От попытки никого не убудет». И отметил, учитывая опыт Карибского кризиса, важность укрепления каналов коммуникаций.
В марте 1963-го коммуникацию между Ватиканом и СССР снова налаживали неформальным способом – послание Хрущева папе лично в руки передали главный редактор «Известий» Алексей Аджубей и его жена, дочь Хрущева Рада Аджубей. Сопровождал чету чрезвычайно обаятельный собкор «Известий» в Риме Леонид Колосов, он же в то время старший лейтенант внешней разведки КГБ СССР. Прощупывались возможности заключения межгосударственного соглашения и визита Хрущева в Ватикан.
В апреле Казенс снова оказался в Риме, где ему вручили свежеотпечатанную копию новой энциклики Pacem in terris («Мир на земле») на русском языке, своего рода завещание Иоанна XXIII. Визит Казенса в СССР должен был быть посвящен урегулированию вопроса инспекций ядерных испытаний, крайне болезненного и начинавшего снова портить отношения Кеннеди и Хрущева. Энциклика очевидным образом давала философские основания для ответственного поведения двух лидеров, в принципе стремившихся избежать войны, тем более ядерной.
Этот документ и спустя почти шесть десятилетий не просто не потерял своей актуальности, а стал, пожалуй, еще более важным. В энциклике перечислялись права и свободы человека и гражданина, в чем она перекликалась с ооновской Всеобщей декларацией, чего папа и не скрывал и даже, наоборот, подчеркивал. Иоанн рассуждал и об устройстве и предназначении власти: «Больше нет народов-завоевателей и покоренных народов: многие нации уже создали либо создают независимые государства… Власть, которая основывается исключительно или преимущественно на терроре и страхе перед наказанием, или на обещании заманчивого вознаграждения, не побуждает людей деятельно стремиться к достижению общего блага… всякое действие органов власти, направленное на непризнание или нарушение прав личности, противоречит самому их предназначению и, следовательно, лишено юридической ценности… Не существует людей по природе высших и низших – все равны по естественному достоинству. Следовательно, нет высших и низших государств».
То, на чем настаивал папа Иоанн: «…у государств могут возникать и действительно возникают конфликты интересов, но такие несовпадения и споры необходимо преодолевать и разрешать, не прибегая к силе, хитрости и обману, но, как подобает людям, с взаимопониманием, путем спокойного и объективного рассмотрения и адекватного решения».
Энциклика содержала антивоенный пафос: «Из мира все извлекают выгоду: индивиды, семьи, народы, все человечество. Поныне остается актуальным предупреждение Пия XII: «Ничего не потеряно с миром. Все может быть потеряно с войной»… Ни одно государство в настоящее время не в состоянии преследовать свои интересы и развиваться, замыкаясь в себе, ибо степень его благополучия и развития также отражает и является составной частью благополучия и развития всех других государств… не может быть мира среди людей, если нет мира в каждом из них».
Как воззвание папы имело некоторое значение для прекращения противостояния в дни Карибского кризиса, так и его призыв к разоружению, судя по очень скоро последовавшим событиям, возымел свое действие: «Прекращение гонки вооружений в военных целях, действительное сокращение и, тем более, уничтожение запасов оружия невозможны или почти невозможны, если одновременно не произойдет полное разоружение, т. е. если не будет укрощен разум, зараженный психозом войны. Это в свою очередь требует, чтобы принцип «мир держится на паритете вооружений», был замещен принципом «подлинный мир может быть построен только на взаимном доверии».
Спустя несколько месяцев, в августе 1963-го, СССР, США и Великобританией в Москве был подписан Договор о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, космическом пространстве и под водой. Папа Иоанн до этого не дожил, он умер в июне. Джон Кеннеди был убит в ноябре. В октябре 1964-го Хрущев был смещен своими товарищами со всех постов. Сам этот эпизод коммуникаций и сотрудничества, приведший к подписанию Московского договора, остался доказательством возможности любых, даже самых радикальных по содержанию договоренностей – только если лидеры этого действительно хотят. И видят в них моральное обоснование. А кто-то – и божественный промысел.
Иногда ради такого итога можно пойти на жертву – если, конечно, лидер считает уступку другому лидеру жертвой. В «Ностальгии» Андрея Тарковского, чтобы спасти мир, писатель Горчаков переходит со свечой бассейн и умирает, в его «Жертвоприношении» Александр, чтобы избавить мир от ядерной войны, проводит ночь со служанкой Марией, дает обет молчания и поджигает свой благополучный дом. От нынешних лидеров точно требуется меньшее, чем от героев актера Эрланда Юзефсона. Всего лишь немного доброй воли, как это произошло внутри триумвирата Кеннеди – Хрущев – папа Иоанн XXIII. По такому жертвоприношению можно испытывать только ностальгию.
Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.