Стоять рядом с Little M, младшим Маховличем, Питером, это все равно что фотографироваться с башенным краном – поневоле думаешь, каково было находиться рядом с ним на ледовой площадке. Он весел и доброжелателен, в темно-синем пиджаке и рубашке-поло цвета осеннего листа канадского клена, командной одежде ветеранов суперсерии 1972 года – их в живых осталось больше, чем бывших советских игроков из послевоенного поколения, умиравших рано, кто от чего.
Люди из спорта высших достижений у нас живут недолго. Пэту Стэплтону я напоминаю его фразу, произнесенную тогда, когда он впервые увидел лужниковскую арену – больших размеров, чем канадские: «Она похожа на озеро Эри!». Big M, Маховлич-старший, Фрэнк, сидит здесь же – я заставлю его вспомнить, как он прижал Третьяка ко льду и не отпускал его несколько секунд. Он помнит этот эпизод, и ему как-то неловко за свою тогдашнюю горячность. До сих пор... Все эти парни начинали играть в хоккей, как выразился когда-то, кажется, Горди Хоу, «на льду залива».
Дело было больше трех лет тому назад: канадцы приехали на 45-летие суперсерии 1972 года – первых игр сборной НХЛ с советской национальной командой. Серией, прорвавшей железный занавес, навсегда изменившей хоккей и наше отношение к «ним», жующим жвачку и ведущим себя вольно.
Little M остался в истории 72-го двумя подвигами. Великолепным голом в ворота Владислава Третьяка во второй игре серии, голом, спасшим репутацию проигравших в первом матче «профессионалов». И битвой за репутацию Алана Иглсона, одного из организаторов встреч, попавшего после оспариваемого им судейского решения в руки милиционеров: Маховлич отбивал Иглсона у, как считали канадцы, «солдат» клюшкой. И надо сказать, отбил. Одного такого «солдата» в штатском он едва не отделал, когда тот отгонял мальчишек, кляничивших chewing gum у канадских хоккеистов: Little M считал действия советских надсмотрщиков несправедливыми и защищал советских пацанов. Думаю, они запомнили это на всю жизнь – чья система справедливее...
Однако младший Маховлич, четырехкратный обладатель Кубка Стэнли, вошел в историю и другой серии. Наряду с Третьяком и Иваном Курнуайе он был признан одним из лучших игроков «величайшей игры в истории хоккея» – так называют, едва ли не официально, матч «Монреаль канадиенс» – ЦСКА из первой клубной суперсерии 1975-1976 годов, которой как раз в эти дни сравнялось 45 юбилейных лет. (Помимо ЦСКА в серии принимала участие мощная тогда команда «Крылья Советов», усиленная еще и игроками «Спартака»). Игра закончилась вничью – 3:3, при довольно серьезном игровом преимуществе «Монреаля», который тогда находился на пике формы и в том же 1976-м вернул себе после двухлетнего перерыва Кубок Стэнли.
Это был один из лучших матчей Третьяка за всю карьеру – он и так уже казался канадской, не только советской, звездой, а потом, ближе к окончанию карьеры, как выяснилось, и вовсе мечтал уехать играть именно за «Монреаль» (у него и клюшка была с надписью «Монреаль», и шлем). Что ему, советскому офицеру, делегату разных съездов, кавалеру орденов Ленина и Трудового Красного знамени, сделать не дали.
После игры Третьяк получил standing ovation – монреальский «Форум» встал и долго ему аплодировал. Вратарь сфотографировался с Маховличем (196 сантиметров ростом) и Иваном Курнуайе (про которого Александр Павлович Рагулин вспоминал: только, мол, я начну разворачиваться, а «Ванька» Курнуайе мимо уже со страшной скоростью пробежал).
Это была вторая игра ЦСКА из четырех. Проходила она в новогоднюю ночь с 1975-го на 1976 год. До этого была внушительная победа над «Нью-Йорк рейнджерс» – ее украсил один из трех магических голов Валерия Харламова, которые считаются лучшими в его карьере. Предстояла потрясающая по накалу игра с «Бостон брюинз», которая проходила чрезвычайно корректно, если не считать невероятной силы удара клюшкой Уэйна Кэшмена под ребра Борису Михайлову, после чего наш капитан долго не мог прийти в себя. ЦСКА в этом матче победил. Четвертая игра 11 января, как и матч в Монреале, тоже вошла в историю.
Здесь понадобятся дополнительные объяснения – почему монреальский матч канадский историк Тодд Дено назвал «ночью, которая спасла хоккей».
Монреальский «Форум» был отмечен «пиром духа»: с одной стороны, Третьяк и Харламов, с другой – Кен Драйден и Ги Лафлер, и еще с десяток громких имен из Москвы и Монреаля. Но это была еще и джентльменская игра, чистый хоккей. Мирное и уважительное столкновение двух школ – даже не европейской и североамериканской, а в более узком смысле – советской и канадской. Столкновение, которое обогащало хоккей и меняло советские представления о том, как вообще выглядят люди, живущие за океаном.
Главное – это была демонстрация хоккея без немотивированной жестокости, а он превращался в НХЛ именно в такую игру благодаря «хулиганам с Брод Стрит», команде тренера Фреда Шеро «Филадельфия флайерс». То, что «новый» хоккей – это жестокое и даже кровавое зрелище, «хоккей мясной лавки», филадельфийцы подтверждали своим превосходством: два года подряд, в 1974 и 1975 годах, они брали Кубок Стэнли.
Игрой с ЦСКА «Монреаль» доказывал, что хоккей может быть иным. Это было первое свидетельство. А спустя несколько месяцев доказал превосходство своей версии хоккея, обыграв «Филадельфию» в финале Кубка Стэнли. Это было свидетельство второе. Хоккей, канадский хоккей (к слову, в составе жестоких филадельфийцев не было ни одного американца, все – родом из Канады), был спасен.
Игра в Монреале резко контрастировала с матчем в Филадельфии. ЦСКА сразу попал под каток «хулиганов с Брод стрит». А на 11-й минуте квадратный защитник Эд ван Импе, выскочив со скамейки штрафников, атаковал игрока, не владевшего шайбой. Этим игроком был Валерий Харламов, которого всегда нещадно били – и в 1972-м, когда Бобби Кларк (теперь, в 1976-м, капитан «Филадельфии») вывел из строя советскую звезду расчетливым ударом в незащищенное место на лодыжке, и в суперсерии-1974, когда жестоко сыграл Рик Лей, потом пришедший извиняться перед Валерием Борисовичем. Но сейчас это переходило все границы. Судя по всему, Харламов на какое-то время потерял сознание. Сам он потом вспоминал, что не мог встать, но заставил себя приподняться, потому что знал, что в этот момент у телевизора может сидеть мама.
Это был один из самых драматичных моментов в истории спорта, чем-то похожий по накалу страстей на последние секунды олимпийского баскетбольного матча 1972 года между сборными СССР и США.
Или на последние минуты итоговой игры суперсерии-1972, когда решающую шайбу забросил Пол Хендерсон, потрясенный своим успехом до такой степени, что впоследствии стал священником.
После того, как главный судья Ллойд Гилмор наглым образом счел атаку на Харламова чистой, старший тренер ЦСКА Константин Локтев сначала не вывел команду на вбрасывание, за что рефери назначил двухминутный штраф, а потом увел своих ребят в знак протеста в раздевалку. Наших хоккеистов не было на площадке 16 минут.
Локтев в некотором смысле подражал своему учителю Анатолию Тарасову, который в 1969 году увел ЦСКА в подтрибунные помещения в знак протеста против незасчитанного гола Владимира Петрова в ворота «Спартака». Тогда скандал был разрешен не без вмешательства самого генерального секретаря Брежнева – Тарасову пришлось вернуть команду на лед, а потом лишиться званий и постов, пусть и на некоторое время. Теперь Локтеву вряд ли Брежнев дал команду вернуться на лед – просто коммерческое шоу, смесь хоккея и бокса, должно было продолжаться.
Наиболее яростные болельщики «Филадельфии» заранее понимали, что для ЦСКА в любом случае игра окажется шоковой. Иначе бы на трибунах не появлялись заблаговременно подготовленные огромные плакаты: «Обратитесь за помощью к марсианам»; «Скажите это царю!» (даже точнее: «Можете жаловаться царю!»); наконец, «Наша «система» лучше». Здесь был заложен двойной смысл: и общественно-политическая система Запада лучше коммунистической, и тренерская система Фреда Шеро превосходит советскую. А ведь Шеро восхищался Тарасовым. Однако кроме классной игры он предлагал такое блюдо, как жестокость: его хоккеисты должны были «выбирать наиболее короткий путь к шайбе и приближаться к ней в плохом настроении».
ЦСКА вернулся на лед. Команда была деморализована, наши проиграли 1:4. Это была пиррова победа «Филадельфии»: хоккей не перестал быть крайне жесткой игрой, но уже не считалось, что он должен быть жестоким. Именно «Монреаль» тех лет стал для советских мальчишек 1970-х, которым хоккей заменял и религию, и марксистско-ленинское учение, любимой канадской командой. Монументальный Драйден, которого, опершегося на клюшку, можно было чеканить на монетах, Лафлер с развевающейся копной волос и закладывавший виражи не хуже мотоциклиста (лучший снайпер НХЛ того сезона), Курнуайе, Маховлич, Серж Савар, Ги Лапойнт, Ларри Робинсон...
Да, это была холодная война на льду. Но трудно было поверить в то, что стоявшие в обнимку Маховлич, Третьяк и Курнуайе способны воевать друг с другом. Если бы не «Филадельфия» и эпизод с Кэшменом в матче с «Бостоном», серия являла бы собой пример спортивной этики. Выдающийся защитник Бред Парк, игравший в то время за «Бостон», демонстративно не стал драться с задиристым и молоденьким Борисом Александровым – просто отъехал от него... Кстати, Кэшмену в 1972-м, во время выставочного матча со сборной Швеции, в промежутке между играми с СССР, лучший шведский форвард Ульф Стернер разрезал... язык – острым, как лезвие, краем клюшки. Ну, это я так, к слову...
16 мая 1976-го в филадельфийском «Спектруме» Little M сначала ассистировал Лафлеру, а потом сам забросил решающую пятую шайбу в ворота «Флайерс». «Монреаль» выиграл подряд еще три Кубка Стэнли в 1977-м, 1978-м и 1979-м.
А в тех новогодних играх 45 лет назад советский хоккей казался безукоризненным и находившимся на пике своей конкурентоспособности, хотя на самом деле подспудно начинались процессы смены поколений.
Это был период тренеров Константина Локтева и Бориса Кулагина (Всеволода Боброва в 1974-м уже «отцепили» от руководства национальной сборной) – переходный от хоккея Анатолия Тарасова к хоккею Виктора Тихонова. В том же 1976-м в свою первую автомобильную катастрофу попадет Валерий Харламов и, вернувшись в строй, оставшись хоккейным гением, утратит часть своей феноменальной пластики, позволившей ему стать любимцем Канады и набрать в те новогодние дни 7 очков (4 гола, 3 голевых передачи).
...Разговаривать и стоять рядом с Little M, пусть и не на льду «Форума» (которого больше нет), а в канадском баре в километре от Кремля, – ошеломляющая история. Потом я фотографировал его со спортивным комментатором Мишей Мельниковым, пришедшим на встречу в ветровке «Монреаля», а коллекционер клюшек и по совместительству главный редактор «Новой газеты» Дима Муратов показывал Маховличу клюшку из своей уникальной коллекции, не снившейся и Музею хоккея: «Ваша?» – «Моя!» – воскликнул Little M и сделал вид, что забирает ее с собой.
В воздухе отчетливо запахло не только канадским виски, но и изолентой и ледяной пылью. Фоновый шум бара казался дыханием трибун. И, мнилось, маленький, по-настоящему маленький капитан «Канадиенс» Куруайе с необычайной легкостью поднимал над собой главный приз НХЛ. Little M – выше своего капитана на 26 сантиметров! – тянул руку к блестевшему в софитах Кубку. А мы снова казались себе мальчишками 1970-х, для которых несть ни эллина, ни иудея, ни канадцев, ни наших, а только великий хоккей.