Теперь, в период наступившего общего кризиса российского государственного капитализма (не путать с капитализмом нормативным), самое время набросать план единого учебника политэкономии госкапитализма.
…Будущий «примкнувшийкнимшепилов», он же главный редактор газеты «Правда» Дмитрий Трофимович Шепилов, находился в Театре оперетты на Пушкинской улице, когда выяснилось, что с ним хочет поговорить товарищ Сталин.
Иосиф Виссарионович, конечно, поинтересовался, очень ли расстроится товарищ Шепилов, если не досмотрит легкомысленную оперетку. Дмитрий Трофимович чистосердечно признался, что нет, и уже буквально через полчаса присланный за ним автомобиль въехал в зеленые ворота дачи в Волынском.
Было это семь десятков лет тому назад. Несмотря на то, что у вождя была масса дел, например, вовсю шла борьба космополитами – как раз намечалась грандиозная чистка на заводе ЗИС с последующей казнью «еврейских шпионов», он уделял большое внимание вопросам экономической теории.
Вот уже лет 15 как членкор Лев Абрамович Леонтьев, человек в круглых очках, в глазах которого читалось навсегда застывшее смятение, мучился с подготовкой единого учебника политэкономии. Дело совершенно расстрельное, потому что это было поручение Сталина. Шепилову хозяин ближней дачи сообщил, что Леонтьев дело провалил, и теперь хотел бы, чтобы Дмитрий Трофимович возглавил рабочую группу.
В чем проявилась мудрость вождя и учителя, так это в том, что он, уточнив, посещает ли Шепилов магазины и рынки, и узнав, что редко (да и то, скорее всего, одну из «кормушек» на улице Грановского или в Доме на набережной), преподал урок, который полезен и сегодняшним правительственным деятелям: «Напрасно. Экономисту нужно бывать. В конечном счете там отражаются все результаты нашей хозяйственной работы».
А потом, по воспоминаниям Шепилова, произошло следующее: «Сталин подал руку, и я направился к двери. В вестибюле не было ни души.
Сталин:
– Да, я ведь забыл вызвать вам машину!
Он отошел вглубь вестибюля и что-то сказал в телефонную трубку».
Все-таки советская субкультура анекдотов точнее определяла характер царствующих особ, чем любая высоколобая политическая наука: «Пушкин прощается со Сталиным. Сталин снимает трубку: «Товарищ Дантес? Товарищ Пушкин уже вишел от меня».
Однако Шепилов Д.Т. вышел от Сталина И.В. живее всех живых и возглавил рабочую группу.
И ровно 70 лет назад, в конце апреля 1950 года «товарищи ученые» сидели у вождя на совещании и внимали разгромной критике макета учебника политэкономии. Единого, как и все в тоталитарных режимах.
Почему мы уделяем столько внимания этой критике? А потому, что исторические аллюзии не бессмысленны и иногда преподают уроки. В том числе уроки политэкономии.
Согласно записям участников совещания, которое было не первым и далеко не последним, товарищ Сталин критиковал среди прочего многословие авторов: «В учебнике не должно быть ни одного лишнего слова, изложение должно быть скульптурно отточено».
А потом Сталин как будто описал эволюцию российских правительств, начиная с 1991 года. Первое поколение большевиков – самое серьезное. Оно изучало «Капитал», спорило, вникало.
Самое занятное, что первое поколение российских реформаторов тоже знало «Капитал» наизусть, спорило и вникало. Иначе бы не провело реформы.
Второе поколение, продолжал Сталин, погружаясь в трубочный дым, занималось практической работой, строительством: но «марксизм изучали по брошюрам». Что справедливо для постреформаторских членов постсоветских правительств – среди них уже было меньше экономистов. Наконец, третье поколение – прямо как наши нынешние технократы: «Третье поколение воспитывается на фельетонах и газетных статьях. У них нет глубоких знаний… Большинство из них воспиталось не на изучении работ Маркса и Ленина, а на цитатах. Если дело так дальше пойдет, то люди могут выродиться».
Вот для чего нужен единый учебник политэкономии. Рабочая группа промаялась еще много месяцев и пережила несколько встреч со Сталиным. За год до смерти, в феврале 1952-го, вождь отдал последние указания, академик Островитянов признался, что ему совершенно не хочется лететь на конгресс в Копенгаген, а хочется поработать учебником, и рабочая группа заперлась на госдаче в «Нагорном»: там, где сейчас петляет Куркинское шоссе среди сверхэлитных домов.
До этого, в ноябре 1951-го, состоялась большая экономическая дискуссия по поводу учебника, и сегодня предметы тех дебатов выглядят так же причудливо, как уроки магии в «Гарри Поттере» или «Игра в бисер» Германа Гессе. Например, после ожесточенных споров с облегчением пришли к общему мнению: план – это не закон в социалистическом обществе, закон – это планомерное, пропорциональное развитие народного хозяйства, а план должен ему соответствовать. Будучи вооруженными этим знанием, советские люди могли взять еще несколько крепостей, не очень, впрочем, им нужных.
Классический учебник увидел свет в 1954 году, среди его редакторов значились и выжившие Шепилов с Леонтьевым, и академик Островитянов с профессором Кузьминовым. Правда, тогда, 70 лет назад, Сталин кипятился, мол, почему Маркс начинает «Капитал» с товара, а вы, советские политэкономы, с первобытнообщинного строя. И ведь упрямые экономисты все-таки начали книгу именно с первобытно-общинного строя: «Благодаря труду передние конечности человекообразной обезьяны превратились в руки человека». Не поспоришь…
Учебник торжественно провозгласил начало второго этапа общего кризиса капитализма. Было у капитализма еще несколько кризисных периодов после выхода свет сталинского канона.
Однако в результате капитализм пришел в Россию, превратившись сразу из дикого в олигархический (бюрократический), минуя стадию капитализма нормального (или «либерального меритократического», как его определяет Бранко Миланович в недавней книге «Одинокий капитализм»).
Кончилось все тем, что капитализм по-русски стал государственным. Теперь, в период наступившего общего кризиса российского государственного капитализма (не путать с капитализмом нормативным), самое время набросать план единого учебника политэкономии госкапитализма.
Пандемия обнаружила его слабые звенья: госкапитализм, объявлявший себя патерналистским, с этими своими функциями не справился – скорость, масштаб, качество помощи гражданам и бизнесам катастрофически, в разы отставали и отстают от этих параметров в странах загнивающего либерализма и нормативного капитализма.
Провалилось и сервисное государство – обслуживать граждан не получается: чиновник исчез с радаров под предлогом самоизоляции. Работает исключительно надзорно-полицейская составляющая государства. Правда, назвать ее «сервисом» язык не поворачивается.
Обратим внимание на важнейшие политэкономические характеристики госкапитализма по-русски.
Во-первых, это слияние власти и собственности. У кого власть, у того и собственность.
Во-вторых, эта собственность не мелкая, а крупная. И вся активность госкапитализма у нас мегаломаническая: меньше высокоскоростной магистрали или моста через пролив не предлагать (сильно напоминает проекты позднего государственного социализма в СССР, включая поворот сибирских рек в противную природе сторону).
В-третьих, госкапитализм, как и госсоциализм, сильно милитаризован: он держится на мифологии осажденной крепости. На нас нападают, нам нужны огромные расходы на то, что госкапиталисты называют «безопасностью страны». На самом деле это их личная дорогостоящая безопасность. Отсюда и крен в сторону непроизводительных расходов государственного бюджета госкапитализма (безопасность, армия, прочие вооруженные отряды, а также нечто под названием «национальная экономика») в ущерб расходам производительным (на человеческий капитал: здравоохранение, образование, культуру). И, кроме того, диспропорционально большая доля секретных расходов бюджета (до 20% в иные годы). Политически такой режим опирается на бюджетозависимых людей.
В-четвертых, соль земли госкапиталистической – это государственные олигархи-монополисты. То есть олигархи, порожденные непосредственно государством, их лозунг: «Государство – это мы».
Благополучие соли земли держится исключительно на сырьевом экспорте, поэтому падение цен на углеводороды ввергает госкапиталистов в ступор.
Отсюда, в-пятых, вытекает важное свойство госкапитализма – недоверие ко всему частному и рыночно-конкурентному, ко всему, что меньше крупного – среднему и частному бизнесу. С этим его свойством связана абсолютная неспособность госкапиталистического правительства, выражающего интересы госолигархов, оказать помощь во время пандемии нормальным бизнесам, на которых в других странах держится большая часть ВВП. Отсюда и пропагандистская атака на либерализм как идеологию политической демократии, свободного рынка и частной инициативы.
В результате доли малого и среднего бизнеса в ВВП и доходов от предпринимательской деятельности в общей структуре реальных располагаемых доходов населения – смехотворны.
Таковы основы политэкономии российского госкапитализма, словно прожекторами подсвеченные текущим нефтяным шоком и пандемическим кризисом.
Да, и еще одно свойство: сварливость и стремление во всем обвинять Запад.
Как говорил товарищ Сталин по аналогичному поводу 70 лет тому назад, пеняя политэкономам: «А тут в конце разделов какие-то выходки против империалистов: вот де вы, империалисты — подлецы, вводите рабство, крепостничество. Это все комсомольские штучки, плакат. Это отнимает время и засоряет головы».
В чем-то он все-таки был прав.