Онлайн-разговор депутата и боксера Николая Валуева с Алевтиной Макаровой из Ленинск-Кузнецка по поводу того, что такое бедность, пополнил копилку крылатых фраз, встав в один ряд с «денег нет, но вы держитесь» и «отбивной из Навального». Отлитой в граните на этот раз оказалась цитата из Василия Шукшина «Бедным быть не стыдно, стыдно быть дешевым», с помощью которой Валуев или его быстро покопавшиеся в викицитатнике помощники ответили на горькую констатацию: «Неприятно и даже стыдно жить бедной в богатой России».
Нынче подобного рода цитаты принято лепить на упаковки с разного рода продуктами, например, соками, скромно приписывая внизу «Лев Толстой» или «Антон Чехов», хотя для классиков они чересчур плоские и бесцветные. Интернет действительно полнится ссылками на Шукшина и иногда к этой цитате, которой боксер отправил в нокдаун жительницу Ленинск-Кузнецкого, приклеивают указание на источник: х/ф «Калина красная». Ничего подобного в «Калине красной», одном из самых изумительных художественных продуктов эпохи застоя, разумеется, нет.
Боксер напомнил в этой странной беседе героя знаменитого шукшинского рассказа «Срезал»: главный деревенский самоназначенный умник неизменно «срезает» своими фразочками всяких там интеллигентов, приезжающих в деревню из города, при этом, что характерно, юродствуя: «Мы не мыслители, у нас зарплата не та».
Ну, да не в этом дело. Собственно, Валуев имел в виду, что в бедности нет ничего стыдного. И в бедности можно сохранять достоинство, об утрате которого и писала в чате гражданка Макарова. Спорить о нюансах этого короткого диалога можно до бесконечности, припоминая и евангельскую притчу о богатом юноше, согласно которой «легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богачу войти в царствие небесное», и что-нибудь из Роберта Бернса вроде «Был честный фермер мой отец». Там как раз про достоинство и про то, что не в деньгах счастье: «О ты, кто властен и богат, / Намного ль ты счастливей? / Стремится твой голодный взгляд / Вперед — к двойной наживе. / Пусть денег куры не клюют / У баловня удачи, — / Простой, веселый, честный люд / Тебя стократ богаче!»
Однако главное в том, что интернет-диалог напомнил: бедность как была ключевой проблемой России — социальной, политической, экономической, психологической, ментальной, исторической — так ею и остается.
Как раз когда депутат-боксер пикировался с представительницей разочарованного электората, Алексей Кудрин напомнил о том, что 13,2% населения России имеет доход ниже прожиточного минимума. Его поправила вице-премьер Татьяна Голикова: эти данные – за 2017 год, сейчас ситуация немного выправилась. Правда, в споре поучаствовала третья сторона – государственная статистика: после восьми месяцев очень скромного роста, в августе 2018 к августу 2017-го реальные доходы населения снова упали почти на процент.
Если вспомнить, что до этого они четыре года подряд падали, оснований для оптимизма окажется еще меньше. Социологи же фиксируют резкое ухудшение потребительских и социальных настроений после короткой эйфории в ходе предвыборной президентской кампании. Возвращаются старые банальные страхи – инфляции, ухудшения качества жизни, безработицы. Так называемых «субъективно бедных» — считающих себя таковыми – все больше.
Никуда не исчезает феномен «работающих бедных» (или «работающих нищих), не слишком присущий экономикам развитых стран. И проблема даже не в том, что их много, а в том, что они заперты в своем социальном статусе: боясь потерять и такую работу, не имеют шансов на переход на средне- или высокооплачиваемые рабочие места. Скорее, им грозит падение еще ниже. И на счастье правительства эти люди, спускаясь по социальной лестнице, каждую новую ступеньку оценивают как «новую нормальность».
Культура бедности стремительно возвращается, способствуя адаптации: не жили хорошо – и нечего начинать. Это не Шукшин сказал…
Теоретически бедность можно залить деньгами. И если посмотреть динамику за последние лет тринадцать – доля доходов за счет социальных выплат растет, доходов от предпринимательской деятельности – падает. Это значит — больше государства в экономике, больше иждивенческих доходов, меньше – самостоятельных. Однако не этого ли хотело государство, разменивая социальные выплаты на политическую лояльность? Тем самым оно не борется с бедностью, а исправно генерирует ее.
Унизительна не только бедность, унизительно то, что она подкармиливается: мы дадим вам абсолютный минимум, вы не умрете с голоду, а в холодильнике всегда найдется место телевизору, где все кричат и где нашу родину все время атакуют супостаты, только голосуйте за нас: на избирательном участке вас ждут мороженое, липкая сахарная вата и воздушный шарик.
Западная экономическая наука обрастает томами: бедность исторически обусловлена – там, где были плантации и прииски, люди и сегодня бедны по сравнению с жителями соседних территорий (Уильям Истерли); бедность/богатство зависят от наличия/отсутствия работающих политических институтов – сравните Северную и Южную Корею, сравните одно и то же поселение, разделенное границей – как живут в северной его части, в США, и как в южной Мексике (Дарон Аджемоглу и Джеймс Робинсон).
Российские же экономисты, в суеверном страхе отмахиваясь от исторических, культурных и политических факторов, уныло анализируют феномен российской же бедности в терминах «выросло-упало», их споры сводятся к тому, сколько нужно денег на то, чтобы выполнить новый указ президента, предполагающий снижение уровня бедности в два раза к 2024 году, или где найти ту «удочку», которую можно вручить человеку, чтобы он сам себя прокормил.
Но можно дать хоть спиннинг – помните обещание про 25 миллионов высокотехнологичных рабочих мест к 2020 году?! – а что с ним делать, если нет пруда?
Правильный подход: бедность можно победить, расширяя средний класс. Но пока сама бедность питается низшим средним классом, скорее, у верхнего среднего есть шанс покинуть его и оказаться в необычайно узком слое по-настоящему богатых. Россия лидирует в мире по концентрации богатства: у нас не столько страшно неравенство в доходах, сколько неравенство в богатстве и в доступе к инфраструктуре, которая делает жизнь человека как минимум нормальной. Причем это доступ не только к инфраструктуре социальной, но и политической, и управленческой – здесь тоже есть неравенство. Не говоря уже о неравенстве региональном.
Сохранение достоинства в бедности есть признание бедности и ее неизбывности. Вот почему на Валуева все и накинулись.
В конце концов, он здесь власть, его дело не сыпать афоризмами и переплавлять их в интернет-мемы, а предлагать решения. Впрочем, от этой власти и от ее законодательной ветви решений уже и не ждут. Только выражают свое неудовольствие – в интернет-чатах или вторых турах региональных выборов.
Не ждут, потому что последнее, на что решится власть – это вырыть пруд, запустить туда мальков и дать пресловутую удочку для самопрокорма. Потому что это означает – дать свободу.
А вот у Шукшина… У него очень много всего про стыд. Одно из самых часто встречающихся слов, особенно в его публицистике, в ответах на вопросы зрителей и читателей. И про богатство и бедность у него кое-что можно прочитать, в том числе в дивных диалогах его героев:
«– А чего эт ты давеча про рай сказал? – спросил он. – Каких туда не пускают?
– Богатых.
– Почему?
– Потому что они… ксплотаторы. И должны за это гореть на вечном огне.
Емельян Спиридоныч пошевелился, сощурил презрительно глаза.
– А ты в рай пойдешь?
– Я – в рай. Мне больше некуда.
Емельян Спиридоныч потянул вожжи.
– Трр. Слазь.
– Чего ты?
– Слазь! Пройдись пешком. В раю будешь – наездишься вволю. Нечего с грешниками вместе сидеть, – Емельян Спиридоныч не шутил».
И как только Главлит такое пропускал?