Курочка Рябов

Антон Елин
Журналист
sammler.ru

Сегодня 25 марта. А значит, у нас двойная дата. 137 лет со дня рождения и 80 лет со дня смерти в луже собственной рвоты Пианиста — Василия Онисимовича Рябова. На свой первый инструмент Василий Онисимович заработал 18 июля 1918 года прихотливым, честно говоря, способом — гастролями у заброшенной с 1904 года каменноугольной шахты в 12 километрах от Алапаевска на развилке дорог к Верхне-Синячихинскому заводу и деревне Синячиха. Вот как 15 лет спустя под стенограмму он вспоминал обстоятельства того дивертисмента:

«Сначала мы подвели великую княгиню Елизавету (внучку английской королевы Виктории принцессу Гессен-Дармштадтскую. — А.Е.) к шахте. Сбросив ее в шахту, мы в течение некоторого времени слышали, как она барахталась в воде. Затем мы сбросили и инокиню Варвару (одну из первых сестер Марфо-Мариинской обители 70-летнюю Варвару Яковлеву. — А.Е.) за ней. Опять услышали плеск воды и затем голоса двух женщин. Стало очевидно, что, вытащив себя из воды, великая княгиня также вытащила и свою спутницу. Тогда, не имея другого выхода, мы сбросили туда и Палея (внука Александра II и сына великого князя Павла Александровича и Ольги Пистолькорс графа Владимира Палея. — А.Е.), но никто из них, по-видимому, не утонул и не захлебнулся в воде, и через некоторое время мы снова могли слышать почти все их голоса. Тогда я бросил туда гранату. Она взорвалась, и все было тихо... Мы решили немного подождать, проверить, если все они погибли. Вскоре услышали разговор и едва слышный стон... Я бросил туда еще одну гранату. И что же вы думаете: из-под земли мы услышали пение! У нас больше не было гранат, однако невозможно было оставить дело незаконченным. Мы решили завалить шахту сухим хворостом и зажечь его. Сквозь густой дым еще долгое время продолжало доноситься до нас их пение...»

Гранату бросил. Но, говорят, выдумал все пианист Рябов. Князья, дескать, сами провалились в заранее замаскированную шахту, совершив чуть ли не трансфер на дно. И только тогда следом гранаты полетели. И не полетели, а аккуратно были «спущены». Вот что вспоминал друг Пианиста председатель Верхне-Синячихинского Совета рабочих и крестьянских депутатов Евгений Середкин (цитата по стенограмме от 6 января 1933 года):

«Хотели спустить (заряды. — А.Е.) на дно, а на дно не попали, там был перестил, они там и остановились, в результате (приговоренные. — А.Е.) оказались живые. Мы хотели шахту взорвать, спустили пироксилиновые... но попали в воду. Для того чтобы укокошить, нужно было что-то сделать, у меня были в шкафу бомбы, я дал ключ К., чтобы он привез... (не слышно). Потом так и зарыли».

Ну и по версии Генеральной прокуратуры РФ от 17 июля 1998 года — единственной официальной на сегодняшний день версии за подписью старшего прокурора-криминалиста Владимира Соловьева, — у шахты имело место торжество гуманизма к идейным врагам, так как вначале великой княгине, князьям и монахиням проломили черепа ударом твердого тупого орудия по затылку, что вызвало «кровоизлияние под твердую мозговую оболочку и в вещество мозга и в область плевры» (Палей), «кровоизлияние в обе плевральные полости» (князь Иоанн Константинович), «кровоизлияние под твердую мозговую оболочку» (великая княгиня Елизавета и монахиня Варвара) и лишь затем сбросили в шахту, завалив гранатами, жердями, бревнами и присыпав землей, иными словами, по-людски поступив.

А кличка Пианист к члену Делового совета Алапаевска намертво прилепилась после того, как он в свой Житомир на улицу Ивана Франко потащил из Алапаевска императорское пианино фабрики J. Becker. Им власти наградили мужчину за неравнодушие и в целом хорошо проведенную работу.

Спустя годы двое из подельников Рябова сошли с ума. Рябов не сошел, но и на «Беккере» так и не сыграл. Он за ним бухал, а в ящик сыграл, захлебнувшись своими же рвотными массами (см. Кошель П.А. Вся Россия. Выпуск 1. М.: Московский писатель, 1993. с. 367).

Вот где сердце и душа нашей советской, никуда не ушедшей цивилизации.

Согласно данным опроса, проведенного недавно ВЦИОМом к 25-летию (17 марта 1991 года) референдума о сохранении СССР, назад в советские реалии хотят попасть 64%, а еще 16% пока в раздумьях. И знаете что. Можно долго зудеть о ложных воспоминаниях, депривации сознания, оттоке мозгов и «аптеке за углом». Но в Польше есть отрезвляющий Panstwowe Muzeum Auschwitz-Birkenau — музей в Освенциме, который самые разжиженные мозги собирает в кучу. Смерть вокруг, стены в бараках пропитаны потом и кровью, и даже тех, кто привык холокостом клеить обои, горы очков и вырванных зубов приводит в сознание, излечивая от врожденной глупости.

Так вот, наш Освенцим — это Алапаевск. Это подвал дома Ипатьева и затопленное дно 11-метровой шахты.

Вы хотите обратно в СССР, на белый теплоход с песней Антонова про белый теплоход? Тогда почему бы не прожить со своей любимой страной стадию зиготы в маслянистой утробной дыре в земле, там самое место для споров о том, до падения был проломлен череп великой княгини или она летела вниз головой и столкновение с балкой нанесло травму, несовместимую с жизнью.

Не важно, как вы относитесь к монаршей династии, пусть на вас сверху падают просто изуродованные, испуганные, беззащитные люди, брошенные европейскими родственниками, которые мочатся от страха в полете.

Только сегодня! Спешите! Натуральный звук разрываемого пулями черепа 17-летней девушки, нелюбимой с рождения, появление которой на свет сопровождалось письмом: «Какое разочарование! Четвертая девочка! Ее назвали Анастасия». Впервые!!! Натуральный взгляд 13-летнего мальчика за секунду до того, как его добьет штык красноармейца (Алексей Николаевич умирал дольше всех), и так далее.

В сердце моей страны — пустая глазница ада. Открытые врата в преисподнюю. Их никто не запирал, не заколачивал ставни.

Мало снести дом Ипатьева, мало завалить штольни бревнами, мало пролить их серной кислотой в богом забытой дыре, населенной сошедшими с ума роботами, которым небесный жандарм даже земного пути отмерил ровно с 25 марта по 25 марта, чтобы раковыми клетками не расползались звери по календарю памятных дат. Мало.

Курочка Рябов снес яичко не простое, а гнилое, насквозь червивое смердящее яичко, которое Кащей на каменном острове хранит в утке, а утка сидит на зайце, а заяц — на сундуке. А сундук — это саркофаг с регулируемым микроклиматом и лечебными травами в костюме-тройке.

Курочка Рябов снес яйцо, которым мы каждый день давимся, наплевав на государственный сальмонеллез.

Любое достижение страны, в сердце которой тлен и спины косолапых животных, волочащих в свои мохнатые норы ненужные им музыкальные инструменты с монаршими монограммами, любое достижение такой страны оборачивается несчастьем, трагедией.

Мы всегда будем падать вместе со своими героями. Гагарина запустили в космос? Ну, мы всегда умели избавляться от людей и посылать самых симпатичных далеко и надолго, во-вторых, что нам дал тот космос? Мы стали умнее? Свободнее? Появились новые горизонты? Гагарин по прилете был уничтожен вашими рукопожатиями, вы заставили его поглупеть и в каком-то отчаянном суицидальном раже воткнуться в землю.

Ваш Шолохов спился, и его дети часто заставляли писателя краснеть. Ваш балет был танцами очумевших от давления и несвободы марионеток, которые включенными кипятильниками устраивали блэкауты в парижских кварталах. Плисецкая не могла в кафе зайти с коллегами. «Ешь салат, а думаешь, что ботинок сына», но при этом все в глубине души завидуют смелости Барышникова, мечтая свалить к чертовой матери на Запад.

Ваши властители умов, звезды экрана, гениальные мужчины и женщины умирают в нищете, забвении и алкогольном делирии. Взращенные вами носители новой прогрессивной идеологии разговаривают с жирными крысами в высотке на Котельнической, как Уланова. Мордюкова умирает в нищете на продавленном диване, Филиппов две недели лежит мертвый в квартире, а на похороны скидываются пенсионеры ВТО, Брондуков часто плачет, семья варит ему суп из собачьих костей. Избитая в психбольнице Пельтцер, питающаяся в столовке для бомжей «Донна Роза». Вицин, вешающий на окна вместо занавесок мешки от сахара…

Все оборачивается против. Потому что в сердце системы ленточные черви.

Полгода назад в Госдуме я разговаривал с очень известной пиарщицей. Я ловил каждое слово, когда она рассказывала, что создан фонд, что его возглавил Степашин, Якубович и Михалков, что в структуре его будет аукционный дом, что помимо обнародованных тогда в прессе целей (реституция, для которой нет юридической базы, и сбор денег на памятник убиенной царской семье) была цель куда масштабнее. Это вынос тела Ленина из Мавзолея к столетию Октября, организация его похорон рядом с матерью, как он завещал, и, главное, учреждение ежегодного Дня памяти и покаяния в годовщину расстрела венценосной фамилии 17 июля.

Мы шли по Тверской улице, и мне казалось, что сама история готовит Россию к онтологическим переменам. Я далек от мысли, что, разбив яйцо Курочки Рябова и убрав мумию с Красной площади, мы заживем счастливо, но я уверен в том, что символы сильнее любых конституций.

Мне казалось, к столетию революционных событий мы подойдем с рядом очень важных институциональных реформ.

Ничего по сей день не происходит. PR-кампания сопровождения важнейшим символическим шагом к столетию двух революций и их кровавой уральской развязке так и не стартовала. На сайте ИППО тишина и бюрократический тремор («Степашин встретился с Пересыпкиным и назвал его «эталоном чести и достоинства»). В стране, где 80 процентов людей мечтают о советской системе, начинать PR-поддержку выноса из Мавзолея того, что когда-то было Лениным, уже поздно. Не готовы мы к столетию «окаянных дней». Не будет, скорее всего, сделано ничего толкового. Опять госшизофрения, опять примемся хоронить Деникина с Ильиным и лить горючие слезы по железной руке.

К столетию уральских расстрелов нам вынесут не тело, а мозг.

Очень жаль.