Сначала – как положено, дисклеймер.
Читатель вправе спросить: «Автор! А сам-то ты за или против того, что ты нам предрекаешь? Тебе самому это нравится?» Отвечаю: я ни «за», ни «против». Я всего лишь наблюдаю за тем, что происходит.
Вот допустим, в уссурийской тайге вдруг появились бело-зеленые тигры с ярко-красными глазами и синими хвостами. Сначала парочка, потом вторая, потом пошли тигрята…
Зоологи тут же начнут их изучать, выяснять, что это может быть – то ли случайная мутация, то ли закономерная эволюция тигриного племени в данных условиях. Но смешно было бы спрашивать зоологов, как они относятся к этим дотоле невиданным зверям – «за» они или «против». Нравятся ли им бело-зеленые тигры? Странные вопросы.
Нравится мороженое или шашлык. А бело-зеленые тигры – это реальность, которую надо изучать и вообще иметь в виду.
Но к делу.
Когда-то я спросил своих студентов (на семинаре речь шла об элементарных социальных нормах): какие существуют серьезные препятствия для вступления в брак? Начиная от моментов, делающих брак в принципе невозможным, заканчивая теми, которые его затрудняют, но все же преодолеваются с бóльшими или меньшими издержками. По согласованному мнению двадцати молодых женщин и мужчин – семинар состоялся в 2003 году – дело обстояло так.
На первом месте стояло кровное родство. Этот запрет был сочтен абсолютным. Но речь шла именно о ближайшем родстве – двоюродные, а тем более тро- и более юродные братья и сестры, а также дяди и племянники, под этот запрет не подпадали.
На втором месте – сексуальная ориентация. Студенты знали, что в Европе уже идет мощное движение за легализацию однополых браков, поэтому назвали это обстоятельство чрезвычайно важным, но не абсолютно запретительным.
Третьим номером шли этнокультурные (а также расовые) различия.
Четвертым моментом, мешающим счастливому браку, студенты сочли разницу в социальном статусе, а также в имущественном положении – что в наше время является почти синонимом. Ситуацию брака между детьми «неграмотного плебея-богача» и «высокообразованного и высокородного бедняка» мои студенты не рассматривали, и правильно делали – должно быть, потому, что эта ситуация является в общем-то эксквизитной, более характерной для мелодрамы, чем для обычной жизни.
Пятое – возраст. Большая разница в возрасте рассматривалась как существенная помеха, с обидной гендерной коррекцией. Кстати, знаменитая картина «Неравный брак» демонстрирует сразу два неравенства: юная невеста престарелого «превосходительства», скорее всего, из бедной семьи и выходит замуж за старика не от хорошей жизни. Прямо как юная «Анна на шее», которая впоследствии накрутила-таки хвоста старому и богатому Модесту Алексеичу, ну да мы не об этом.
Наконец, шестой момент, самый маловажный, но все же существующий: регионально-гражданский. Брак с иностранцем или брак с парнем из далекого города.
Интересно как получается: эти помехи и запреты естественно выстроились в некую историческую линейку – от давно преодоленных (как браки с жителями далеких краев) до фундаментального запрета на инцест.
Как ни крути, брак – это не только соединение любящих людей. Это еще и юридическая фиксация, правовое регулирование отношений между душами и телами. Государство постоянно вмешивалось – и продолжает вмешиваться – в отношения любви, то усиливая репрессивное регулирование, то отпуская гайки.
Например, брак с иностранцами, который в России и СССР был если не обыденным, то уж никак не преступным явлением, в начале 1947 года вдруг был запрещен советской властью, а в конце 1953-го, в ходе общей оттепели, разрешен снова. Препоны, разумеется, ставились, но уже неофициально.
Одного моего приятеля, проходившего стажировку за границей, быстренько отозвали на родину, лишь только советское посольство заподозрило, что он собирается жениться на местной, то есть на иностранке. Но это была скорее инициатива снизу, вековечная память об осажденной крепости. Ведь если самовольный выезд из СССР (на практике – невозвращение) при Сталине приравнивался к измене родине и карался высшей мерой – то, очевидно, брак с иностранцем рассматривался в той же логике.
Законодательство о разводах, абортах, алиментах и гомосексуалах в СССР также претерпевало всевозможные кульбиты, следуя то за идеологией, то за демографической необходимостью, как ее понимали советские вожди.
Но я здесь не собираюсь как-то особо клеймить советско-сталинские порядки. Любое государство поступает похожим образом. Бисмарк, например, ввел в Германии гражданский брак и гражданский развод – огромный прогресс; до этого невенчанные жили «во грехе» и вне законов. Но только при Гитлере, то есть более чем через полвека, были окончательно сломаны сословные барьеры в германском законодательстве о браке. Но зато были установлены расовые барьеры. И не только в нацистской Германии это было: в Южной Африке при Франсуа Малане, создателе системы апартеида, белым гражданам было запрещено не только вступать в брак, но и вообще заниматься сексом с черными, это считалось преступлением (отменено в 1985 году в ходе реформ Питера Бота). Да что там ЮАР, гнездо расизма!
В США, в этой колыбели демократии, запрет на межрасовые браки был снят в 1967 году – а последний бастион расовой сегрегации, штат Алабама, отказался от этого запрета в 2000-м, то есть совсем недавно.
Брачный возраст также устанавливается государством, которое опирается не только на традицию, но и на скорость полового созревания в разных региональных группах, и на изменившийся социально-культурный контекст, и на собственные государственные надобности.
Что же мы после этого назовем браком (и, соответственно, семьей)? Как ни прискорбен такой правовой позитивизм, браком и семьей мы назовем то, что называет этими словами законодатель и подтверждает верховный суд.
Разговоры о том, что «сама природа велела» или «люди тысячелетиями считали и считают», — это всё разговоры в пользу бедных.
То есть в пользу эпистемологических маргиналов, извините за выражение. Тех граждан, которые считают свои личные привычки неколебимой основой бытия.
Итак, сначала государство устранило конфессиональные и сословные барьеры для вступления в брак, потом – расовые, наконец, придало гомосексуальным союзам статус нормальной семьи, со всеми правами и обязанностями, включая родительские.
Нетрудно заметить, что интервалы между снятием запретов сокращаются. Между отменой расового барьера и разрешением однополых браков прошло, как представляется, меньше времени, чем между законодательным устранением сословных барьеров и барьеров расовых (речь идет о северном мире – Европе, Америке и России, которая рано или поздно к этому процессу вновь подключится – именно вновь, потому что она много лет была в авангарде либерализации брака).
Вот мы и подошли к самому интересному вопросу: что дальше? Какие барьеры и запреты будут отменены в будущем?
История не останавливается. Она движется вперед, назад или вбок – но никогда не стоит на месте. Конечно, в принципе возможно резкое наступление реакции – когда снова будут запрещены не только однополые, но и межрасовые, и межсословные, межконфессиональные браки. Но только в принципе. А на деле, скорее всего, наступит очередь слома очередных запретов.
Каких?
Скорее всего, «северный», европейско-американский мир постепенно усвоит полигамию в обоих вариантах (многоженство и многомужество), а также узаконит многосторонний групповой брак.
Кстати говоря, мои студенты не говорили о запрете полигамных браков. То ли это им казалось совсем очевидным, не требующим оговорок, то ли они уже испытали нечто подобное. О нет, не одномоментно, а в пристойной очередности – но ведь святые Отцы Церкви считали второй и третий браки проявлением полигамии.
А далее, как это ни ужасно звучит, в очереди будет брак между кровными родственниками, и его перестанут называть инцестом – потому что по-латыни incestus означает «грязный». Разве может быть грязным то, что разрешено законом?
Грустная шутка – ведь с запрета на инцест началось развитие человека в полном, то есть социальном, духовном, то есть не-животном смысле слова.
Неужели грядет закат человека? «Untergang des Menschen», как сказал бы один известный пессимист?
Но не будем надевать траур до похорон. Вышеозначенный Шпенглер пророчил закат Европы, а она живет себе и даже расширяет границы. А если и претерпевает кризисы и беды, то совсем другие, чем виделось 98 лет назад.
История человечества существенно длиннее и гораздо обширнее, чем история иудео-христианской морали. Глобализация перемешивает народы, цивилизации, жизненные стили и даже времена –
в конце концов, римский император Нерон заключил официальный однополый брак, а праотец Авраам женился на своей сестре Саре.
Можно рыдать по поводу брака какой-нибудь эксцентричной госпожи NN с пластмассовым роботом (или господина ZZ с собственной кошкой) и видеть в этом конец света и полный апокалипсис.
Но после апокалипсиса непременно наступает «постап», как говорят фантасты.
Не надо падать духом. Надо исследовать бело-зеленых тигров, зная, что они такая же часть природы, как тигры обычные, как тигры-альбиносы и вообще как вся живность вокруг.