Мало кто знает, что жил когда-то австрийский дворянин хорватского происхождения Франц-Иоахим фон Заговор (Franz-Ioachim von Sagowor; 1776 — 1839). Он был чиновником для особых поручений при последнем императоре Священной Римской империи и первом императоре Австрии Франце II, затем начальником комиссии прошений при его преемнике, императоре Фердинанде I. Близко наблюдая бездарность своих шефов и интриги их ближайшего окружения, составил твердое мнение о том, что движущей силой истории является не сила необходимости или воля вождей, а тайные комплоты на втором-третьем этажах власти.
В конце 1830-х он опубликовал брошюру: «Die Fehler in der Ehepolitik als Ursache für den Zusammenbruch des Reiches» (Ошибки брачной политики как причина падения Империи) и книгу: «Geheime Hebel und unsichtbare Fäden. Die Rätsel und Antworten auf politische Siege und Niederlagen, insbesondere in Österreich und Frankreich um die Jahrhundertwende» (Тайные рычаги и невидимые нити. Загадки и отгадки побед и поражений, в особенности в Австрии и Франции на рубеже столетий).
Эти идеи в ХХ веке, в эпоху господства марксизма, фрейдизма, социал-дарвинизма, геополитики и теории цивилизаций, были надолго забыты, но в последнее время они становятся все более популярны и носят имя их создателя: «теория Заговора».
Разумеется, это шутка.
Хотя боюсь, что кто-то воспримет и процитирует это всерьез – как это было в истории о Сталине, Трумэне и разделе Луны. Писатель Роман Арбитман в 1993 году написал фантастический рассказ о том, как Сталин на Потсдамской мирной конференции 1945 года предложил американскому президенту Трумэну разделить Луну на сферы влияния. Писатель придумал имя никогда не существовавшего американского переводчика и название его «мемуаров», в которых якобы рассказано об этом.
А теперь об этом снимаются документальные фильмы (снято уже три!) и делаются телепередачи, в которых взрослые люди, вроде бы серьезные эксперты, с ученым видом ссылаются на выдуманную книгу вымышленного лица. И никакие попытки автора этой фантазии вернуть людей на почву реальности успеха не имели.
И это – понятно. Точно так же не имеют успеха попытки противостоять «теориям заговора». Почему? Наверное, потому, что наше европейское сознание во всем непонятном ищет какую-то логику, нечто разумное, рассудочное, то, что можно объяснить если не на пальцах, то хотя бы четкими и определенными словами. Как говорил старина Мюллер: «они встретились, она сказала, он передал».
Я не случайно упомянул европейское сознание. Я не большой знаток индийской, китайской и японской мысли, не специалист по части дзена, брахмана и дао – так, прочитал несколько книг из серии «Библиотека мировой философии» – но мне кажется, что в тех культурах царит своего рода культ объективной иррациональности. Ветры вселенной провеивают песок судеб, вертится колесо сансары, а дао, которое можно выразить словами, не есть истинное дао.
Возможно, именно такой, слегка аморфный и фаталистический подход к жизни и судьбе гораздо лучше отвечает на вызовы современности, чем наша утомительная европейская логичность, это чертово «если…, то…», это тягостное наследие Аристотеля. В основе нашего мышления лежит так называемое «положение об основании», сформулированное Лейбницем в 1714 году (но издавна укорененное во всей традиции европейского миросозерцания, начиная с древних греков).
Вот оно: «Ни одно явление не может оказаться истинным или действительным, ни одно утверждение справедливым, – без достаточного основания, почему именно дело обстоит так, а не иначе, хотя эти основания в большинстве случаев могут быть нам неизвестны». Конец этой великой фразы – после слова «хотя» – многое объясняет в происхождении конспирологии. Но об этом чуточку позже.
А пока: «Ничего нет без основания», по-латыни «Nihil est sine ratione» – так формулирует Лейбниц. Обратим внимание на слово «ratio». Под «основанием», таким образом, имеется в виду не «база», «фундамент», «матрица» или «исторические корни» – а именно рациональное, логическое обоснование. Не столько, повторяю, основание, сколько обоснование – почувствуйте разницу.
И, наконец: даже если эти обоснования нам неизвестны, мы все равно убеждены в том, что они есть. Кто-то, нам неизвестный, все замыслил, обдумал и реализовал согласно своему тайному, но абсолютно логичному проекту.
Первый источник конспирологии – это непрозрачность всего механизма принятия больших решений. Непрозрачность власти, говоря коротко. Людям непонятно, что, как и почему происходит на судьбоносной вершине государства – и люди хотят ясности. Мой добрый друг, ныне уже покойный, бывший министр, потом бизнесмен, говорил: «У меня на фирме случались чудовищные обломы и завалы, и я выяснил ужасную вещь: в 99% случаев наши проекты обрушивал не тайный враг или «крот», засланец конкурента, а элементарный бардак, безответственность, глупость, лень». Но люди хоть и не читали Лейбница, но все равно воспитаны на нем. Они не могут примириться с тем, что грандиозные провалы происходят из-за того, что Маша в декрете, Света в отпуске, емейл вырубился, а Петя записан к стоматологу на 16.30… Они ищут тайный замысел! И, разумеется, находят его.
Конспирология, таким образом, – это прежде всего дитя цензуры. В советское время люди рассматривали, в каком порядке старцы из Политбюро стоят на трибуне Мавзолея, и делали из этого глобальные (хотя совершенно бессмысленные) выводы. Это, так сказать, «конспирология снизу». Простые люди, включая умников-аналитиков, пытаются хоть как-то рационализировать все это броуновское движение.
Но непрозрачность власти порождает еще и, так сказать, «конспирологию сверху». Лица, принимающие решения, тоже склонны к конспирологическим размышлениям. Герцен писал о России XIX века: самодержавная власть окружила себя таким плотным покровом тайны, что сама перестала различать очертания предметов. Можно назвать это «феноменом вуали» (или «тонированного стекла») – тебя никто не видит, но и ты тоже почти слеп.
Не только простой народ усматривает тайные верхушечные заговоры там, где их нет – везде видит иезуитов, папистов, масонов, ротшильдов, бильдебергеров и прочих (якобы) агентов «мирового правительства». Точно так же и власть смотрит на подвластный народ, не веря ни в какую объективность и безличность исторических процессов. Например, не веря в то, что в стремительно и успешно индустриализованной России конца ХIX – начала XX века резко сократилась младенческая смертность, а значит, резко повысился прирост населения, который не могли поглотить новые промышленные предприятия. Безработица, массовое недовольство, война и всеобщая мобилизация, обезлюдевшая деревня и, как результат – мощнейшие протестные выступления 1905-1917 гг. Почему не верят? Потому что здесь нет этого засевшего в мозгах «рационального обоснования», нет приведения истории к единому знаменателю спокойного рассудочного мышления (а его в принципе быть не может). И вот серьезные эксперты с серьезным видом доказывают, что великая русская революция, которая началась аж в 1861 году (Лев Толстой, кстати говоря, был «зеркалом» именно этой революции, индустриальной модернизации в огромной крестьянской стране) – была принесена извне. Доказывают, что русский мужик богобоязнен и царелюбив, а все случившееся – интриги англосаксов и германского генштаба. И вообще (мне доводилось слышать такое) – рабочим питерских заводов какие-то нехорошие люди платили по рублю за день забастовки и по трешнице – за выход на митинг. Что-то слышится родное, про госдеповские печеньки…
Второй источник конспирологической страсти – это самая обыкновенная паранойя. Не надо бояться этого психиатрического термина. Увы, в любой популяции – от двух до четырех процентов психически больных людей. Причем не просто невротиков или склонных к депрессивным реакциям – не о них речь. Речь о настоящих сумасшедших, когда с диагнозом согласны и утонченные толерантные психоаналитики, и старомодно-грубые психиатры. Душевная болезнь – точно такая же болезнь, как сердечная или опорно-двигательная; ничего тут стыдного нет. Однако человеку с артритом не рекомендуется заниматься бегом, а человеку с миокардитом – поднятием тяжестей. Конечно, это может стать личным (возможно, самоубийственным) выбором – но вряд ли результаты заинтересуют болельщиков. Точно так и здесь: мы не можем запретить параноику сообщать окружающим свои паранойяльные построения. Но вряд ли имеет смысл к ним так уж серьезно прислушиваться. Конспирология – как и обыкновенная бытовая паранойя – это своего рода компенсаторная логика. Попытка выстроить непротиворечивую картину мира, где мигание лампочки в окне соседа связано с ценами на бразильский каучук и присуждением Нобелевской премии по литературе.
Параноика не надо разубеждать: пустое дело. Он встроит вас в свою систему. Лучше просто покивать и пойти своей дорогой. Надо признать – это очень трудно. Потому что это треклятое «положение об основании» гнездится в головах самых умных и спокойных людей, и когда кто-то неправ – мы бегом бежим его разубеждать с тех же самых рациональных позиций. Забывая, что паранойя (вместе с конспирологией) есть своего рода химически чистая – и поэтому ядовитая – версия рациональности.
Наконец, третий источник конспирологии – неудовлетворенное тщеславие (на любом уровне – компанейском прежде всего). Конспирология – инструмент собственного возвышения, повышения самооценки.
«Мало кто знает, что…» – сдвинув брови, говорит доморощенный конспиролог, и все уважительно умолкают. Всем хочется причаститься к тайному знанию. Вот это «мало кто знает…» – особенно в сочетании со второй любимой конспирологической фразой «из неопубликованных архивов неоспоримо следует…» – убивает всякую возможность полемики. Потому что и в самом деле мало кто знает, что лежит в неопубликованных архивах. Но из этих архивов может следовать что угодно.
Бороться с конспирологией бессмысленно – как бессмысленно бороться с исконной страстью узнать чужой секрет, с желанием выстроить суперлогичную схему и заодно покрасоваться перед собеседниками.
Простое умение различать Добро и Зло куда важнее человеку, чем исследование тайных рычагов и невидимых нитей. Оставим это австрийскому чиновнику Ф.-И. фон Заговору, тем более что он – персонаж выдуманный.
Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.