В дороге меня застигает звонок с радиостанции. Просят дать комментарий. Тема? Вот такая: где-то там в Англии были две школы – имени великого политика Уинстона Черчилля, а также имени Джоан Роулинг, любимой писательницы детей и подростков. А вот теперь эти школы переименовали. Одну – в честь какого-то футболиста, другую – в честь некоего активиста. При этом и футболист, и активист – не белые, и в этом-то вся соль. Все это сделано во имя «разнообразия», как объяснила мне журналистка.
Прямой перевод слова «diversity», которое дословно и в самом деле означает «разнообразие», но сейчас используется в смысле «расовое и гендерное разнообразие», каковое стало непременным условием выживания любых институций. Чтоб все были везде представлены, и так далее. Тем более что Роулинг допустила неполиткорректные высказывания по гендерной проблематике, а насчет белого мужского империалиста Черчилля и так все ясно. Давно их пора «закэнселить», то есть «to cancel» – а проще говоря, отменить. Как в Америке «отменяют» рабовладельцев, расистов и сексуальных харассеров. Памятники рабовладельцам и расистам прошлых веков сносят, а современных расистов и харассеров выгоняют с работы, расторгают с ними контракты, изымают из библиотек и даже вырезают фрагменты из фильмов. Теперь это называется «cancel culture», то есть «культура отмены».
В общем, радиостанция спрашивает о моем мнении. А какое у меня тут мнение? Во-первых, я не знаю, на самом ли деле случилось переименование школы имени премьер-министра в школу имени футболиста. Вдруг это фейк или, как говорили в старину, «газетная утка»? Да и вообще, Англия далеко. Какое мне дело до их школ, их переименований и вообще до всей этой «отмены»?
А дальше, как пишут в романах, «я приехал домой, поужинал и уселся в кресло у книжного шкафа...».
Уселся я, значит, в кресло и почти не глядя снял с полки книгу – с той полки, где у меня стоят разные старые книги по философии. Не глядя – потому что просто хотелось опустить глаза во что-то старинное, умное, занимательное.
Вот и пожалуйста. Эразм Роттердамский, знаменитый трактат «Похвальное слово глупости». Издательство «Academia», 1932. На титульном листе, кроме переводчика и комментатора П.К. Губера, обозначено: «Предисловие…» – чье? Имя тщательно вытерто. Чьими-то ножницами также вырезаны странички с текстом предисловия. В оглавлении фамилия автора предисловия тоже выскоблена.
Узнать изъятого автора было не так уж трудно – посмотреть в каталоге описание этой книги. Готово – это был Ивар Смилга (1892 – 1937). Интересная биография: латыш, сын лесника, член партии большевиков с 1907 года (то есть с четырнадцати лет), исключался из университета «за политику», был в сибирской ссылке. После революции – активный участник Гражданской войны, член всяческих Реввоенсоветов, в мирное время: член ЦК ВКП(б), зампред Госплана СССР, директор Института народного хозяйства (ныне РЭУ им. Плеханова), а также наряду с этим занимался историей литературы и был редактором отдела зарубежных мемуаров издательства «Academia».
Но – по убеждениям троцкист. На чем и погорел. И был не только расстрелян в день оглашения приговора, но и «закэнселен», то есть вырезан и выскоблен из всех учебников, исторических трудов и даже из такого невинного издания, как юмористический трактат XVI века.
Только не надо спрашивать, на самом ли он деле был троцкистом и участвовал в собраниях тайных подпольных кружков, или все это злобные наветы доносчиков, или «перебдение» НКВД в ходе общего угара репрессий. Это ведь совсем не важно. Важно, что имя человека, который реально написал реальное предисловие к реальной книге, предали забвению и выскоблили отовсюду.
А еще важнее другое. У меня есть несколько книг со старыми библиотечными штампами. В этих книгах тоже вырезаны-выскоблены имена разных «отмененных личностей». «Не-лиц», как сказал бы Оруэлл. Например, Л.Б. Каменева. Например, Н.А. Бухарина. Но это понятно – библиотека государственная, вот приказ, выполняйте. Но этот, лежащий передо мной на столе милый томик Эразма Роттердамского, – он совсем частный, лично-собственный, без библиотечных штампов. Но хозяин книги, узнав о расстреле Смилги, счел за благо самостоятельно, по собственной инициативе, вырезать предисловие и выскоблить имя из оглавления.
Вырезать имена и портреты в 1930 годы стало поветрием, чуть ли не модой. Все старые издания книг по истории СССР и истории партии были измазаны чернилами и искружевлены ножницами. Вспоминается рассказ одного старого журналиста: «В молодости я работал в редакции газеты «Правда». Однажды к нам в газету пришел сам Сталин в окружении своих соратников. Сделали красивую групповую фотографию и раздали нам всем. Потом соратники вождя один за другим становились врагами народа и многие сотрудники газеты – тоже. Я потихоньку вырезал их лица с фотографии. К 1953 году там остались только Сталин и я. А в 1956 году Сталина разоблачили, и я его тоже вырезал. И увидел, что я остался на этой фотографии один…».
У моей бабушки по маме в книжном шкафу стояло несколько томов знаменитого «Энциклопедического словаря Гранат». Мне было лет семь, я любил листать старые толстые книги, и я заметил, что в этом словаре на титульном листе и на 17-й странице ножницами вырезаны кружочки. Бабушка шепотом призналась – хотя уже был 1958 год, уже не страшно, но все-таки лучше шепотом! – что это книги из библиотеки Троцкого. Бабушка с дедушкой жили в подвале дома, где жил Троцкий. Когда его выслали, его библиотеку выкинули на свалку. Бабушка взяла несколько книг – но имя бывшего владельца тщательно вырезали.
Чему удивляться? Любые репрессии – от массовых расстрелов до вот такого тихого книжного «кэнселинга» – срабатывают только при поддержке общества.
Спросят: а какое отношение тотальная сталинская цензура имеет к современной американо-европейской «cancel culture»?
Да самое прямое.
Человек есть то, что он ест. В самом простом, физиологическом смысле: человек, который хорошо питается, – здоров и силен; тот, кто голодает или есть всякую дрянь – слаб и болен. В более сложном, социальном смысле тоже: ясно, что человек, который с толком и расстановкой ест дорогую еду в престижном ресторане, и человек, который на ходу закусывает вчерашним бутербродом, – это совсем разные люди в смысле достатка, в смысле места на социальной лестнице. И наконец – в психологическом смысле. Когда один человек побеждает другого, он незаметно становится похож на своего поверженного врага, усваивает его привычки и словечки, ценности и убеждения.
А когда одно государство пожирает другое – оно вбирает в себя нравы и обычаи побежденных. В первую очередь, конечно, это касается старинных территориальных завоеваний. Но – не только.
Надо спокойно признать: Советский Союз в «холодной войне» потерпел поражение. Вместо могучей социалистической сверхдержавы, окруженной цепью социалистических стран-сателлитов, теперь у нас – Российская Федерация, которая уже третий десяток лет с переменным успехом строит капитализм. «Братские социалистические страны», не говоря уже о бывших советских республиках, повернулись к бывшему старшему брату спиной, стремятся – а иные уже и попали – в НАТО и ЕС…
Короче говоря, Запад пожрал СССР. Схарчил, извините за выражение. Но не торопитесь радоваться, дорогие победители. Вы съели СССР вместе со всей его начинкой – и поэтому сейчас у вас столько всего «советского».
Много социализма – но не благородного социал-демократического, шведского типа – а самого крутого, по заветам Шарикова, чтоб отнять, да и поделить.
Много равенства, но не равенства перед законом, а вот так, попросту, чтобы здесь и сейчас, да и с наказанием для «бывших хозяев».
О сносе памятников и спешной установке новых, о судорожных переименованиях я и не говорю. В августе 1918 года студент-эсер Леонид Каннегисер застрелил председателя Петроградской ЧК Моисея Урицкого – и тут же году в стране появились сотни улиц Урицкого. Конечно, стрелять людей среди бела дня нехорошо. Но и называть улицу в каждом городе именем человека, который знаменит только тем, что его убил «враг народа», – тоже как-то не ах. Тем более что сам Урицкий был отнюдь не рыцарем красного террора. Скорее наоборот. Как говорят документы, Урицкий не допускал бессудных расстрелов, смягчал участь арестованных и т.д. Для советской власти – точнее, для советской пропаганды – он был важен не как несгибаемый чекист, а именно как жертва «эсеровского убийцы».
По-моему, это мучительно напоминает что-то, что сейчас происходит в США.
Ну, а что касается «культуры отмены», то мы это в проходили в 1930-х. Уже скоро сто лет как. Так что спасибо, знаем, не надо.
Изжога на пиру победителей случается и в истории одной страны. Так сказать, по вертикали.
Я говорил об этом, наверное, не раз – но уверен, что стоит повторить. Советский социализм сгубило не столько «плановое хозяйство», сколько унаследованное от старой России самодержавие. Да, да, именно оно! Конституция СССР вместе с уставом ВКП(б) и КПСС, позволяли – да что там позволяли – настойчиво намекали на смену властной верхушки в стране и в партии. Раз в четыре года коммунисты, согласно уставу, выбирают новый состав Центрального комитета и нового Генерального секретаря. Раз в четыре года советский народ выбирает новый Верховный Совет, и старое правительство, как сказано в советской Конституции, слагает свои полномочия перед новоизбранным парламентом, а он, то есть парламент, формирует новый состав правительства. Благодать! Даже внутри однопартийной системы это был бы мощный толчок для политического и экономического развития страны. Сама по себе ротация – благо. Новый министр приводит новых замов, а те – новых начальников управлений и отделов. Новый секретарь ЦК – это новые сотрудники его аппарата, и это как минимум – а то и новые секретари обкомов и райкомов. Новые люди, даже внутри одной и той же партии – это всегда обновление, всегда динамика и альтернатива.
Но увы. СССР упустил этот шанс – благодаря которому он мог бы держаться еще лет сто или двести; не просто держаться, но и развиваться.
Почему упустил? Потому что вместе с Россией большевики сожрали (научно выражаясь, «интроецировали», то есть забросили вовнутрь себя) – вирус самодержавия, который мутировал в советский авторитаризм.
Большевики устроили поистине фараонские похороны Ленина. Почти религиозный культ Сталина и несменяемый старчески полоумный Брежнев – мутации этого вируса. Более того. Само слово «царь» даже для людей с демократическими убеждениями звучит особенно. Подлое и жестокое убийство гражданина Николая Романова и его семьи, в том числе детей – ничем не отличается от тысяч, десятков тысяч таких же подлых и жестоких убийств отцов, матерей и их детей, которые, увы, совершались в нашей стране с 1917 года по начало 1950-х. И однако к царю – отношение особое. И вполне советские по своим убеждениям люди, и их вполне антисоветские сограждане на полном серьезе говорят о некоем «грехе цареубийства», который якобы лежит на русском народе.
Почему? Да все по тому же.
Не сжирай своего политического противника – в него превратишься.