Говорят, где-то в Тихом океане, между Калифорнией, Гавайями и Аляской, медленно и грустно вращается огромный плавучий остров из мусора. Размером с американский штат Техас, то есть поменьше Турции, но побольше Франции. 900 километров в диаметре – а может быть, и больше.
Толщина у острова небольшая, ходить по нему нельзя, а состоит он из плавающих в морской воде пластиковых пакетов и прочей упаковки, которую сбрасывают в воду с берегов Восточной Азии и западной части Северной Америк. Океанские течения сбили их в этакую грандиозную кучу. Апокалиптическая картина.
Я живу далеко от океана, но каждый день чувствую, что здесь есть какая-то опасная правда.
Недавно, чтобы принять внезапных гостей, я заказал ужин в сетевом ресторане. Мне привезли несколько пакетов каких-то грандиозных размеров, хотя заказ был вполне скромный. Оказалось, что каждая съедобная штучка (самса, к примеру, или порция салата) была помещена в просторный пластиковый — точнее, полипропиленовый — контейнер. Упаковку я выносил в два приема.
И вообще я заметил, что выношу мусорное ведро значительно чаще, чем раньше. После каждого похода в магазин ведро набивается пластиковыми пакетами, липкой прозрачной пленкой, а главное — баночками, стаканчиками, коробочками, контейнерами и разноцветными картонками, которые с громким треском надо уминать, а они все время норовят распрямиться и вылезти из ведра.
За последние два десятка лет мой мусор по объему увеличился втрое, но по весу даже уменьшился. Что я выбрасывал раньше? Овощные очистки, мясные ошметки и бумагу. Еще металлические консервные банки. Все. Стеклянную посуду — молочную, пивную и винно-водочную — я сдавал, чаще на обмен. Две бутылки из-под кефира были равны одной бутылке с кефиром.
Иные нынче времена. Возьмем, к примеру, мармелад. Еще каких-то сорок лет назад он продавался на развес в бумажных пакетах. Потом пакеты стали полиэтиленовые. Даже какой-нибудь дорогой подарочный мармелад упаковывался так: картонная коробка, обклеенная бумагой с картинкой, а внутри, на вощаной бумаге, разложены кусочки лакомства. Сейчас — картонная коробка осталась, зато внутри — запаянный в прозрачный пластик цветной пластиковый же лоток. Как будто гигиенично и якобы удобно. Но этот пластик отправляется либо в Тихий океан (если дело происходит у них), либо же на какую-то опасную, вызывающую народную ненависть свалку, как в Волоколамске (если дело происходит у нас).
Позволю себе отвлечься на минуту.
Был такой прекрасный журналист Анатолий Рубинов в прекраснейшей тогда (1970-е годы) «Литературной газете». Он был один из лучших мастеров действенной журналистики, так сказать. Он, и Аркадий Ваксберг, и Ольга Чайковская, Эмиль Агаев, Олег Мороз, Александр Борин, а также Юрий Щекочихин, совсем молодой в этой команде маститых волков (ах, простите, если кого-то вдруг забыл, не упомянул!) — это были авторы статей, которые читала вся страна. И руководство страны в первую очередь. После их публикаций отменялись неправосудные приговоры, увольнялись проворовавшиеся или некомпетентные начальники, а несправедливо уволенные восстанавливались на работе, талантливому и гонимому ученому могли дать лабораторию, — и вообще по материалам статей этих авторов принимались важные социальные решения.
Конечно, это была всего лишь капля в море советского бардака, бедности и бесправия — но зато очень заметная и яркая.
Рубинов, кажется, тут был чемпионом. Своими публикациями он отменил уже готовый указ о поминутной тарификации местных телефонных звонков; он настоял на введении «летнего времени»; предложил устроить «телефон доверия» для людей в состоянии психологического кризиса — и это было сделано; предложил «службу знакомств» — и она тоже была организована.
Но вернемся к пластиковой упаковке.
В середине 1950-х в Америке придумали полиэтиленовый пакет для продовольственных товаров. Лет через десять уже более половины покупок было помещено в прозрачный дешевый гигиеничный футляр. Еще через десять лет, в середине 1970-х, это великое и ужасное изобретение пришло к нам. До этого и сыр, и мясо, и рыбу, и колбасу, и овощи, и хлеб, и полуфабрикаты, и бакалею — сахар, крупы, конфеты — все паковали в бумагу. О, эти серо-коричневые, с древесными волокнами, плотные, но так легко промокающие листы… Сметану наливали в банки, растительное масло — в бутылки.
И вот великий перелом — на смену бумаге пришел пакет полиэтиленовый. Поначалу это было нечто минималистическое — просто пакет, прямоугольник с одной открытой стороной. И для сахара, и для хлеба (пакеты-майки пришли позже).
Итак, пакет. Поначалу он стоил денег. 10 копеек. Это цена пачки дешевейших и ужаснейших сигарет «Памир». Или две поездки на метро. Ерунда, но все-таки. Хозяйки ценили эти пакеты. Их стирали и сушили, использовали несколько раз.
Тут вышеупомянутый журналист Анатолий Рубинов заметил странную и нелогичную вещь. Килограмм сахара стоит 90 копеек. А пакет — 10 копеек. Сахар в обязательном порядке продают в пакетах, он уже заранее расфасован. Суммарная цена — 1 рубль. А какое-нибудь пшено стоит 40 копеек. И в том же пакете. Суммарная цена — 50 копеек. С хлебом еще смешнее: батон за 13 копеек иногда продавался в пакете за 10.
Он публикует свою знаменитую статью «Полиэтиленовый налог», где возмущенно пишет: выходит, за сахар мы вынуждены доплачивать 11% стоимости, а за пшено — 25%! А за хлеб и вовсе 77% сверх цены, безумие, маразм! Что это еще за внезапный незаконный налог? (Поскольку себестоимость одного пакета настолько мизерна, что проще было считать ее за нулевую).
Министерство торговли СССР принимает решение: полиэтиленовые пакеты предоставлять покупателям бесплатно, как раньше — бумагу. Граждане перестали их экономить, стирать, сушить и разглаживать. Пакеты косяками пошли на помойку.
О том, что эти пакеты не разлагаются в окружающей среде — или разлагаются крайне медленно и вредоносно — никто не думал.
Тем временем выпуск пакетов во всем мире нарастал. Десять лет назад выпускали от одного до полутора триллионов «маек» в год. Сейчас — около четырех триллионов.
То есть десять лет назад каждый человек на планете (включая грудных младенцев и беспомощных стариков, жителей джунглей Амазонки и саванн Юго-Восточной Африки) использовал в год около 100 пакетов. Набивал их покупками и потом выбрасывал. Примерно два пакета в неделю. А вот сейчас — более пятисот пакетов в год. То есть три пакета в два дня. И все они медленно стекают в океаны, или же безнадежно засоряют почву великих континентальных держав.
Журналист Анатолий Рубинов ни в чем не виноват. Он хотел, как лучше. Но вмешалась школьная диалектика количества и качества.
Еще в середине XIX века в богатых американских домах насчет отхожих мест дело обстояло так: леди ходят на горшок, а джентльмены — в ближайший лесок, в кустики. Да, именно так, сойдя с крыльца и сделав полсотни шагов в темноту. Но когда плотность леди и джентльменов на квадратный акр кустарника превысила некую критическую отметку, настало время подумать о канализации не только в городах, но и в пригородах, и даже в отдаленной сельской местности — ибо запах из ближайшего лесочка уже не давал никакой возможности наслаждаться богатой жизнью на лоне природы.
В некоторых государствах — например, в Бангладеш — приняты совсем уж драконовские законы против пластиковых пакетов. Попытка импорта карается тюрьмой, попытка использования — огромным штрафом. Оно и понятно. Невидимая рука рынка оказывается рукой невежды, бездельника, безответственного стяжателя, наглого хама. Выброшенные пакеты покрывают поверхность водоемов, травят рыбу, животных и птиц, а главное — забивают арыки, систему орошения и водоснабжения. Это уже угроза для всей нации. Поэтому рынки не работают без регуляторов, институтов и ценностей.
И вот тут хочется покопаться в первопричинах. Назойливое навязывание яркой и удобной упаковки прекрасно легло на некую исконную матрицу человеческого поведения. Человек, на самом-то деле, не только «мыслящий тростник», не только творец, не только боец, и даже не только особь, охваченная сексуальными инстинктами. Человек — это еще и ленивая скотина.
Помню рекламу американской лотереи: изображен какой-то расслабленный тип в шезлонге, и надпись: «Win $10.000.000 and spend the rest of your life on the beach without moving a finger!» (Выиграй десять миллионов долларов и проживи остаток жизни на пляже, не шевеля пальцем!).
Вот эта страсть жить, не шевеля пальцем, и обусловила катастрофический успех пластиковых пакетов, коробочек, стаканчиков, футлярчиков — всей этой дребедени, которая скоро покроет планету ядовитым удушающим слоем.
«Ага! — скажут мне. — Вы хотите вернуться в те времена, когда люди часами чистили картошку и перебирали крупу? Не выйдет! Люди ценят свое свободное время, не хотят проводить его ни у плиты, ни у раковины!».
Это возражение похоже на старинный анекдот про пожар в борделе. Коридорный слуга кричит: «Пожар! Воды!» — но в ответ раздается: «А в шестой номер — пива!»
Вожделенное свободное время нужно не для дополнительной работы, не для творческого саморазвития — а для того, чтобы уткнуться в гаджет, левой рукой таская чипсы из пластиковой тубы. И более, честно говоря, ни для чего.
Кстати говоря, вся эта «платформенная занятость», она же «экономика слуг», о чем так хорошо здесь недавно написал Алексей Сахнин — питается той же самой жаждой жить, не шевеля пальцем. Сегодня даже в магазин на первом этаже ходить неохота. Лучше заказать доставку… Желание потратить лишнюю сотню на то, чтоб не поднять задницу с дивана, оборачивается новой пролетаризацией, новым обнищанием трудящихся, извините, масс. А уж как трудящиеся массы выходят из затруднительного положения – кому, как не нам, знать во всех подробностях.
Жажда комфорта (ну или так: игра бизнеса на жажде комфорта) может привести к совпадению двух катастроф — экологической и социальной. Я не знаю, что придумает регулятор. Может быть, в один прекрасный день за полипропиленовую упаковку будут взимать стоимость товара?
То есть купил салат за сто рублей в контейнере — заплати двести. А в твою баночку или в бумажный кулек — бесплатно. Запретят пластиковые бутылки? Обложат «доставку еды» сверхвысокой пошлиной или установят минимальную зарплату для курьеров на человеческом уровне? Не знаю. Но что-то делать надо.
Придется снова научиться, проснувшись поутру, приводить в порядок свою планету.