Каникулы закончились, начались трудовые будни. А какой у нас нынче год на дворе? Это понятно – 75-летний юбилей Великой Победы. Вот главное содержание 2020 года, вот его основной смысл. С каждой неделей будет все больше георгиевских ленточек и рассказов о ветеранах, все громче будут звучать марши и вальсы, все чаще будут угощать блокадным хлебом, солдатской кашей и соответствующим телеконтентом.
Наконец, нарядят младенцев в гимнастерки, посадят их в коляски в виде танков и повезут на парады… Это уж я не говорю об откровенном кощунстве вроде мангалов в виде танка Т-34, было у нас и такое. Надеюсь, что не попалось на глаза ни одному ветерану-танкисту, видевшему, как горели его боевые друзья.
Впрочем, их осталось так мало, живых и настоящих ветеранов, что от их имени говорит теперь кто угодно. И поэтому я скажу, что хочу, сейчас – ближе к маю за этими фанфарами трудно будет что-то другое расслышать.
А следующий, 2021-й год, несомненно, будет посвящен восьмидесятилетию битвы под Москвой. 2022-й – юбилею Сталинградской битвы, ну и так далее, вплоть до нового юбилея 2025-го года, а там по новой. Дети наши будут штурмовать макеты Рейхстага в натуральную величину и решать насущные проблемы российского образования: писать ли с большой буквы, по многочисленным заявкам учащихся, только слово «Ветеран», или еще какие-нибудь слова. И придется, конечно, ссориться со всем окружающим миром, который в очередной раз нас не оценил, не пригласил, не посетил.
Слушайте, а может быть, пора остановиться и задуматься: зачем все это? Кто мы, куда мы идем, почему мы делаем смыслом своей жизни бесконечное воспроизводство прошлого?
Оба моих деда – ветераны, я поминаю их с любовью и благодарностью каждый год, и не только 9 мая. Оба закончили войну полковниками, с орденами, на больших должностях: командир дивизии и член военсовета армии. Казалось бы, повод на каждом углу это повторять, показывая их портреты с наградами… но что это говорит обо мне самом? Это не мои заслуги, не мой опыт. А вот у моей жены один дед без вести пропал еще на той части Второй мировой, которой сегодня наша страна совсем не гордится: на Финской зимней войне. А второй был мобилизован, но по стечению обстоятельств так и не попал на фронт, служил в тылу. И что это говорит о ней? Тоже ровным счетом ничего. Мы – не они. Мы – их продолжение, мы другие.
Мой дед Степан умер задолго до моего рождения, дед Глеб – когда я был совсем еще маленьким. Я не мог с ними поговорить, но судя по рассказам старших, судя по прочитанным мной интервью главного консультанта игры «Зарница» генерал-майора Г.С. Десницкого, главная их забота была не о том, как мы будем праздновать Победу, а о том, как мы будем жить в мире, купленном столь дорогой ценой.
Они воевали не за собственное прошлое, а за наше будущее. Как же получилось, что оно перестало интересовать нас самих?
И ведь это касается не только Победы. Вот смотрите: в 1945-м году Германия лежала в руинах, была оккупирована союзниками, миллионы ее граждан были убиты или покалечены, а живым предстояло осознать свою долю ответственности за преступления нацизма. Но к началу 1950-х годов, всего через несколько лет, ФРГ вышла на уровень довоенного производства, а к концу 1960-х стала страной с устойчивой демократией, ведущей экономикой Западной Европы и главным инженером будущего Евросоюза. Ей удалось оторваться от своего проклятого прошлого, переоценить его – и создать достойное настоящее для своих граждан за четверть века.
А что у нас сейчас? А у нас на каждом шагу – «наследие проклятых девяностых». Куда ни посмотри, мы так его не преодолели, мы с ним боремся и в экономике, и в политике, и в науке, и в образовании, и в медицине. О чем ни спроси – начнут объяснять, как тогда нас унизили американцы и как все у нас отняли олигархи. А уж если проехаться по удаленным районам, к примеру, Тверской области, то там «проклятые девяностые» местами плавно перетекают в послевоенную разруху и чуть ли в не в Батыево нашествие…
Но ведь прошла та же четверть века со времен развала и упадка, гиперинфляции и массового падения производства – к концу девяностых все это уже прекратилось и начался устойчивый рост.
Сколько можно ссылаться на это прошлое, идти затылком вперед, глядя только назад? И главное, зачем?
Видимо, эта обращенность вспять кажется универсальным ответом на любые вопросы и недоумения. Это ведь мифологический подход: мы живем в мире бесконечных повторений, в котором не может быть ничего принципиально нового. А значит, не надо брать на себя ответственность за себя и своих близких, все уже решено героическими предками, или всесильной Судьбой, или, как говорят на современный лад, «записано в цивилизационном коде». И это, конечно, очень удобно для тех, кто наверху, особенно если никакой позитивной программы у них нет и не ожидается.
Нашу страну давно качает на качелях: то «вековые устои», то «прорыв в светлое будущее». Ну вот Хрущев, к примеру, в 1960 году обещал, что тогдашнее поколение советских людей будет жить при коммунизме – это был проект пусть и к сомнительного, но все же будущего. А уже в 1965-м Брежнев шумно отпраздновал тогда еще двадцатилетие Победы, легитимизируя собственную власть: все именно так потому, что мы тогда победили, и все именно так и останется.
Я застал разные проекты будущего для России: социализм с человеческим лицом, рынок и возвращение в Европу, потом «суверенную демократию». И сейчас с удивлением наблюдаю отказ от любых попыток осмыслить, куда мы собственно идем, что ждет нас завтра, для чего мы живем сегодня…
Называть школы и улицы именами ветеранов, возлагать венки к их могилам и проносить по проспектам их портреты – все это хорошо и правильно. Но этого мало.
Мне кажется, чтить их память – это значит прежде всего жить, полноценно и осмысленно, восполняя их рано оборванные жизни, продолжая их в правнуках и праправнуках. И в этом смысле медаль за школьную олимпиаду по программированию не менее важна, чем прадедовская медаль за Рейхстаг.
Я не могу проверить, согласились ли бы со мной мои деды-ветераны. Но смею думать, что да.