Общественный запрос – это когда многим людям чего-то недостает, как хлеба голодному. Когда люди массово готовы недоедать, недосыпать, жертвовать многим, порой и жизнью, чтобы получить желанное – а порой и его имитацию, иллюзию. Что движет народами, что меняет историю? Такие запросы. Кто приходит к власти и удерживает ее? Тот, кто сумеет их разглядеть и «оседлать».
В перестройку был запрос на свободу: хотелось говорить, о чем угодно, ездить по миру, заниматься любым законным делом без помех. Как предел мечтаний – избирать своего кандидата, и не обязательно коммуниста. СССР не мог удовлетворить этот запрос и развалился.
В бурные девяностые появился запрос на стабильность и рост. Хотелось выбиться из нищеты, вовремя получать зарплату, и да, ездить по миру – чтобы не только загранпаспорт выдали, но и денежек на это хватило. А свобода… не больно-то уже ее и хотелось теперь.
Наступили сытые нулевые. Возник запрос на самоуважение: а чего это к нам как к папуасам относятся? Мы не «эта страна, в которой никогда ничего хорошего», мы великая Россия, которая всегда всех спасала, а они, неблагодарные, забыли об этом! И в грядущей битве телевизора с холодильником у холодильника заранее не осталось никаких шансов.
В 2010-е стал возникать спрос на честность. Почему нам все время врут по телевизору, почему кривая Гаусса (кто это вообще такой?) надежно доказывает массовые манипуляции на выборах? Высшей оценкой любого выступления стало «очень честно». Но… к массовым переменам этот запрос не привел. Почему?
Причина проста: он в общем и целом удовлетворялся.
Врут по телевизору – но вот он, интернет, тогда еще не суверенный. Голосами манипулируют – зато дают об этом сказать вслух.
Лично я могу оставаться предельно честным. Более того, этот запрос властная пропаганда обратила в свою пользу: любая дискуссия в стане недовольных рано или поздно превращалась в свару на тему, чье пальто самое белое, чья позиция самая честная и безупречная.
Сейчас я вижу, как в обществе растет новый запрос, и он мне очень близок. Это запрос на солидарность.
По делу Ивана Голунова, по противостоянию в Шиесе, по скверу в Екатеринбурге стало видно: люди жаждут солидарности. Им надоело, что от них ничего не зависит, они перед лицом государства – бессильные атомы, с каждым из которых по отдельности можно сделать, что угодно. Им в огромной степени помогает осознать это само государство, которое ужесточает контроль над каждым шагом и старательно разрушает любые горизонтальные связи как потенциально чреватые революцией.
Где, например, в стране эффективно действующие профсоюзы? Где политические партии, которые были бы представлены в парламенте и не выглядели бы при этом филиалами «Единой России»? Где общественные организации, которые делают что-то не связанное с государством и не стали при этом «иностранными агентами»? Даже их все меньше. Любые формы общественного контроля и любые каналы принятия коллегиальных решений сводятся к имитации, вроде «общественных слушаний», на которых почти всегда побеждает застройщик, или голосовалки, на которой выбирают цвет скамейки во дворе, но никак не организацию дорожного движения в городе, не схему закупок очередного пластикового ширпотреба для улиц.
Государство говорит человеку: есть я и есть ты, ничтожество. Все понял? Делай, что я скажу, а не то… Но скамейку, так и быть, покрашу, как ты скажешь.
А человек тоскует по «мы». Хронические рецидивы сталинизма, порой в острой форме, свидетельствуют именно об этом. Люди хотят «вернуться» в ту воображаемую страну, где все были друг другу братья и жили общими победами. Реальный сталинский СССР очень мало походил на эту чудесную страну, но те, кто по ней тоскует, явно готовы расстаться со многим, лишь бы туда попасть.
И что у нас с прежними запросами? Свободы становится все меньше, но ее все же значительно больше, чем мы могли себе представить в перестроечные годы. С благосостоянием – то же самое. Возникают проблемы и с самоуважением, особенно когда государство цинично лжет своим гражданам и всему остальному миру, словно трудный подросток: «а чё я-то? а вы сначала докажите! а все так делают!» Про честность, правда, смешно и говорить. Но в целом можно сказать:
сегодня подавляющее большинство граждан России живет намного сытнее, свободнее и интереснее, чем они или их предки могли себе это представить тридцать лет назад.
И казалось бы, это гарантия многолетней стабильности нынешней власти…Если бы не одно «но». Государство, которое не соответствует базовым запросам населения - непрочно. Государство, которое им противоречит – обречено. Одного китайского мудреца спросили, что нужно для жизни государства, и он ответил: оружие, еда и уважение граждан. В случае необходимости можно отказаться от оружия, а в случае крайней необходимости – от еды. Но от уважения граждан – никогда.
Последние лет пять я постоянно слышу заклинание: только бы не революция, вы что, хотите устроить тут Майдан?!
В одной революции я участвовал лично (август 91-го), это были одни из самых светлых и важных дней моей жизни. Но я согласен: хватит.
Следующая рискует оказаться куда более кровавой. И мы прекрасно помним, что поле боя после победы принадлежит мародерам.
Но я, кажется, знаю, с чего революция может начаться. Какой-то силовик средней руки сделает в очередной раз то, что и так «все, кому положено» делают, а остальные старательно не замечают. Я не знаю, что это будет: пьяное ДТП с жертвами, которых во всем же и обвинят, покалеченный пытками случайный прохожий, подброшенные оппозиционеру наркотики. Что-то из всего этого: привычного, простого, уже повседневного. Разве что произойдет все в неудачное время, в неудачном месте, не с тем человеком, а потом слишком цинично будет отбрехиваться его начальство и пойдет на уступки слишком поздно. И на этот раз совпадут обстоятельства, сдвинутся небесные светила, информация, невзирая на суверенный интернет, покатится лавиной.
История с Иваном Голуновым показывает, как это бывает. Событие ударит по болевой точке миллионов, и вот одни люди выйдут на улицу, а другие откажутся их разгонять, потому что и их достало. Потому что они тоже люди. Как в феврале 17-го.
Революции происходят тогда, когда одним уже невмочь терпеть, а другим – нечего им предложить. Так что может случиться так, что следующую революцию в России готовят силовики.