Чтобы не было войны

Протесты против вступления Черногории в НАТО в Цетине, 28 апреля 2017 года Stevo Vasiljevic/Reuters

Я из числа тех русских, кто любит Черногорию и часто бывает в ней. Из тех, кто может рассказать о местных проблемах и недостатках не хуже федерального телевидения, но предпочитает говорить друзьям о потрясающей красоте этой страны и дружелюбии ее жителей. Из тех, кто общается с ними на их собственном языке. Из тех, кто привык слышать в свой адрес чуть не на каждом углу «руси, братски народ» и продолжает слышать это сейчас.

И я хотел бы предложить свою версию ответа на два вопроса: почему сейчас Черногория вступает в НАТО и чего в связи с этим стоит ожидать ее русским гостям.

Нет, я не буду выдвигать конспирологических версий. Я только поделюсь одним простым наблюдением: когда я впервые оказался в этой стране в 2009 году, такое вступление показалось бы немыслимым. Все помнили натовские бомбардировки Югославии, в которую тогда входила и Черногория. Пусть территорию этой республики почти не бомбили, но боль была общей — и я лично говорил с человеком, который служил тогда срочную в ПВО и помнит, как безуспешно они пытались сбить крылатые ракеты, прилетавшие со стороны Адриатики. Да и родня в Белграде почти у каждого есть.

Можно долго рассуждать о разных заговорах или о коварстве американцев. Это вообще любимая тема что российских, что черногорских таксистов — должен же кто-то большой и сильный быть виноват во всех наших неурядицах, и кто подойдет на эту роль лучше всемирного жандарма!

Но я не об этом. За последние несколько лет произошло нечто такое, что заставило значительную часть черногорских граждан пусть не приветствовать это вступление, но смириться с ним. Несмотря на родню в Белграде, на антинатовские и антиамериканские лозунги, несмотря на устойчивый миф о великой матушке России, которая однажды поднимется и защитит своих балканских братьев от внешних врагов. Миф мифом, а в реальности пока лучше так.

А ведь этой маленькой страны с населением чуть более полумиллиона человек могло и не быть на карте.

Она возникла, по сути, когда некоторое количество православных сербов не захотели принять власть турок и бежали в горы. С тех пор они так или иначе и зачастую дорогой ценой отбивались ото всех нашествий: турецких, французских (при Наполеоне), австрийских (в Первую мировую), итальянско-немецких (во Вторую). Просто почитайте стихи Пушкина «Черногорцы? Что такое?» или Высоцкого «Водой наполненные горсти», и многое станет ясно.

По итогам Первой мировой независимая Черногория растворилась в новосозданном Королевстве сербов, хорватов и словенцев (будущей Югославии), где даже имени ее не сохранилось. Словом, это маленький горный народ, который постоянно попадал в жернова большой политики.

А у горцев есть свои особенности, и черногорцы не исключение. Они верные друзья и гостеприимные хозяева, но именно хозяева. И тех русских, которые приезжали сюда в сытые нефтяные годы с пачками денег и ждали подобострастного отношения, ждало, мягко скажем, разочарование. А те, кто не забывал о своем статусе гостя, наслаждались искренним радушием и доверием. И это ничуть не изменилось с тех пор.

Что же изменилось? Рискну предложить непопулярный ответ: Крым и Донбасс. Нет, черногорцам не особенно интересно, каким статусом обладает та или иная территория за тысячу километров от них. Но у них, во-первых, жива память о недавних югославских войнах, когда сыновья прежде братских народов бросились друг друга остервенело убивать — и проиграли по большому счету все. И теперь слишком уж откровенно противоречили сводки новостей мифу о России как могучей защитнице всех без исключения православных славян. А если так, пришлось искать другие способы защиты.

Дело еще и в том, что сама Черногория при своих крохотных размерах — очень пестрое государство. На границе с Албанией большинство составляют албанцы-мусульмане, а в горах есть области, населенные славянами-мусульманами. Большая часть побережья, где бывают туристы (от Петровца и до Херцег-Нови) была присоединена к республике только после Второй мировой, она традиционно тяготеет к католической Хорватии. Наконец, среди православного населения одни называют себя черногорцами, а другие сербами, и это вопрос не столько этнической принадлежности, сколько самоидентификации. И жители моей любимой Боки Которской называют себя особым словом «бокели», потому что в самом деле они немного другие, чем их сограждане из других частей страны.

И язык, на котором здесь разговаривают, одни назовут сербским, другие черногорским, третьи сербохорватским, и все трое будут правы. А бокельский диалект, впитавший в себя немецкие и итальянские слова, вообще что-то особенное. Так что во избежание споров обычно говорят «на нашем jезику», не уточняя, как его называть.

Так что если где-то начинается пересмотр границ и выяснение, где на самом деле чья священная земля, на Балканах слишком хорошо помнят, чем это заканчивается.

И отсюда следует один простой и практичный вывод: нужна некая внешняя сила, которая надежно гарантирует целостность страны и при этом не будет слишком сильно вмешиваться во внутренние дела Черногории. Так господарь Иван Черноевич в XV веке формально признавал себя то капитаном Венецианской республики, то вассалом турецкого султана, оставаясь полновластным черногорским правителем (видимо, по имени династии получила затем название и страна, потому что горы в ней совсем не черные). Так страна входила в состав то королевской, то социалистической Югославии, и даже ее нынешняя столица Подгорица носила при социализме название Титоград в честь хорвата Иосипа Броза Тито.

Точно так же Черногория радостно принимала покровительство и помощь Российской империи и отвечала искренней дружбой вплоть до того, что больше ста лет… находилась в состоянии войны с Японией. Как объявила ей войну в 1904 году, так и забыла подписать мирный договор, а потом вовсе исчезла с карты мира. Помирились только в 2006 году, но черногорцы вообще не любят торопиться.

Вообще, нам, видимо, стоит привыкать к простой мысли, что в мировой политике не две действующие силы (США и Россия), а намного больше.

Что если какая-то страна действует в собственных, а не в наших интересах, это еще не значит, что она против нас. И что резкие действия на мировой арене могут иметь очень дальние и не всегда желанные последствия.

А что же туристы, дачники и дауншифтеры из России, которые обосновались на теплых берегах Адриатики? Судя по прошлому сезону, их не стало меньше. Но они совершенно точно перестали швыряться деньгами. Зато появились экономные восточные европейцы и немецкие пенсионеры. Думаю, что в целом это пойдет только на пользу побережью.

Отношение к нам не стало хуже. Внимания не стало меньше.

Недавно я показывал страну моему отцу, который не был в ней с 1966 года. Когда мы поднялись на потрясающую смотровую площадку над Бокой (по краям, надо признать, валялось небольшое количество мусора), рядом с нами остановилась машина. Это была съемочная группа черногорского телевидения, они хотели взять у нас интервью… нет, не о красотах Черногории. О проблеме мусора в туристических местах.

Им важно услышать и понять нас, черногорцам — русских. Давайте ответим им тем же.