Итак, выставку американского фотографа Дж. Стерджеса закрыли ее организаторы «от греха подальше», после того как ее заблокировала организация «Офицеры России», а новый уполномоченный по правам ребенка призвала проверить ее на педофилию и прочий экстремизм. Причина проста: Стерджес фотографировал обнаженных девушек, в том числе и тех, кому меньше 18 лет.
Тут можно задать много вопросов. Например, будут ли теперь «Офицеры России» проверять все фотовыставки и закрывать неугодные и
получат ли фотографы России ответное право блокировать работу штабов полков и дивизий, личный состав которых покажется недостаточно фотогеничным?
И когда следует ждать закрытия Пушкинского музея, Третьяковки и Эрмитажа, где обнаженные детские тела встречаются практически в каждом зале? И ладно бы эти западные либеральные итальянцы с их мадоннами, но ведь и родной отечественный Иванов в картине «Явление Христа народу» нарисовал на первом плане голого мальчика, присоединив к детскому порно еще и оскорбление религиозных чувств, и даже советский Дейнека патриотичных «Будущих летчиков» изобразил совершенно без трусов!
Но я даже не буду спрашивать, действительно ли первым делом нового защитника российских детей Анны Кузнецовой должно стать разбирательство, в каком виде американский фотограф снимает американских детей в Америке. Я спрошу о другом. Понимают ли те православные, кто одобряет все эти запреты и ползучее введение православного шариата, что однажды маятник качнется в другую сторону и чем сильнее они тянут его сейчас на себя, тем стремительнее он пойдет потом от них?
Так ведь бывает всегда: моды и настроения меняются, и что долго навязывалось, вызывает тошноту, а что запрещалось, становится желанным. При этом демократические страны, где партии сменяют друг друга у власти, идут как бы галсом, уклоняясь то влево, то вправо, в целом придерживаясь выбранного направления. А вот нам не привыкать идти единственно верным курсом до упора, а потом менять курс на противоположный.
Советское казенное бодрячество и официальное ханжество породили удалой разгул девяностых.
В свою очередь, «чернушные» и безбашенные девяностые привели нас в стабильные и вертикальные нулевые, а их скука и предсказуемость толкнула кого на протестный митинг, кого на чужую гражданскую войну… Так он и работает, маятник общественных настроений.
И вот православные шагают сегодня впереди всей государственной архаизации, возбуждаясь на каждом углу по 282-й и 148-й статьям, цитируя неверующим УК вместо Евангелия и расчесывая свои оскорбленные чувства… Нет, далеко не все православные. Подавляющее большинство живет тихо и мирно, как и прежде, но ровно по этой причине их и не заметно. И погоду делают немногочисленные активисты, а также те благомысленные православные апологеты, которые упорно оправдывают любые действия «наших» против «ненаших». Наконец-то у нас православный министр образования, православный детский омбудсмен, вот и православные казаки и офицеры проверяют содержимое выставок, а кому это не нравится, те «травят» нас, православных, — это я теперь слышу постоянно.
Ну, значит, мы, православные, сами подписались: мы за все за это в ответе, именно мы как сообщество православных людей.
И когда маятник качнется обратно, придется платить по счетам, причем совсем не тем, кто ныне торжествует, а простым верующим.
Мы уже видим, что настроения ощутимо меняются. Тогда, на излете советской власти, в людях церкви видели почти святых — видимо, по контрасту с временами официального атеизма. Церковь была нищей, но впервые за долгие годы свободной, а ее авторитет основывался на том, что ей было что сказать людям.
Теперь она влиятельна и богата. Теперь все больше власти в ней имеют те, кто стремится ввести жизнь в рамки определенных правил, и ладно бы только свою жизнь (не нравятся Сидур или Стерджес — так не ходи на их выставки). Нет, им важно максимально расширить сферу своего влияния — в СССР это называлось «экстенсивным развитием». Соответственно, вглубь и ввысь идти не хочется, да, в общем, уже и не очень получается.
Государство начинает откровенно использовать церковь как инструмент скрепоносной пропаганды, церковное начальство не возражает, а выдвигает ответные условия. И люди это чувствуют,
они ждут от православных уже не столько неких духовных откровений, сколько навязчивых правил и нудных нравоучений.
Много говорится сегодня об опыте новомучеников, которые остались верны церкви после 1917 года, но, похоже, их урок так и не был усвоен — как это вышло, что господствующая церковь в империи в одночасье стала гонимым анахронизмом? Как это формально православные прихожане нацепили красные звезды и пошли взрывать церкви? А вот так примерно и получилось, как получается сейчас, — формализм, навязчивость, нескромность и тотальная утрата доверия.
Конечно, времена сейчас более мягкие и можно надеяться, что до кровавых гонений дело не дойдет, так ведь и любителей, скажем, Сидура, нынче никто в лагеря не ссылает. Их просто тихонько выдавливают из общественной жизни, и думаю, что нынешнему поколению православных людей придется снова жить при атеизме. Условно говоря, депутату Милонову придется совершать немалый каминг-аут, признаваясь в своей православности. Уже сейчас приходится уточнять: «Да, я хожу в церковь, но не думайте, что я…»,
уже сейчас катастрофически падает доверие простых людей к церковным структурам.
И ведь совершенно не нужно для этого ждать какого-то другого президента, другой Думы. Могут и нынешние, к примеру, в трудный час в поисках финансов заставить церковные структуры соблюдать общие нормы налогового, а заодно и трудового законодательства (сейчас церковь пользуется практически полным иммунитетом),и строго штрафовать за любое нарушение. И тогда единственное, что сможет помочь, — это приязнь и признательность простых людей, и не только официально православных. Но именно этот ресурс сейчас растрачивается бездумно и бессчетно.
Два года назад на центральном телевидении проходил сюжет о повстанцах, воевавших неподалеку от юго-западных рубежей России. По официальной версии, они защищали местное население от хунты. И вот в сюжете показали бойцов, которые стреляли по хунте с верхнего этажа жилого здания. Постреляли и решили сменить позицию, ведь сейчас «ответка прилетит». Ну, на войне как на войне: ты стреляешь, в тебя стреляют. И вот пока они меняли позицию, встретили бабушку, жившую в том самом доме. А куда ей деваться, у нее другого нет… Вот ей-то и прилетит «ответка» с доставкой на дом, никак не ее «защитникам».
Вот и тут не вышло бы так же.