В постсоветские годы, по мере приближения Первомая, люди довольно часто стали задаваться вопросами о том, а что, собственно, мы празднуем. В последнее время Первомай вообще практически монополизировали левые политические силы, в том числе полумаргинальные, которые устраивали в этот день демонстрации, отдаленно напоминающие советские времена. Впрочем, только очень отдаленно. Теперь же, когда первомайские демонстрации и вовсе отменили по причинам нацбезопасности (вполне разумно, возможно), сей вопрос кажется еще более актуальным.
В головах у многих, особенно у людей старшего поколения, по-прежнему сохранился советский образец всенародного празднования с непременным проходом многотысячных колонн с лозунгами и транспарантами по Красной площади. Проходящие с улыбками и отнюдь не натужным весельем демонстранты при этом пожирали глазами стоящих на Мавзолее «текущих вождей» страны. Этот весь антураж, кажется, безвозвратно ушел в прошлое. А что же вместо него? И надо ли вместо него что-либо? Надо ли бесконечно играть в реконструкцию СССР еще и в этой части?
Первомай с самого начала носил сугубо классовый характер. Его история, если кто забыл, ведется с 1886 года, когда в это время в американском, прости, господи, Чикаго прошли массовые митинги и демонстрации рабочих. Главным на тот момент требованием было требование ввести восьмичасовой рабочий день. В этом смысле лозунги, которые выдвигались рабочими в первые десятилетия первомайских демонстраций, уже давно выполнены и перевыполнены во всех развитых странах. Бороться, с точки зрения интересов, как говорили раньше, человека труда, стало по-крупному практически не за что. Рынок труда и общий рост благосостояния в условиях современной экономики решил основные проблемы в этом плане.
Тогда, в 1886 году, после стычек с полицейскими большое число демонстрантов было арестовано, а семерых приговорили даже к смертной казни. В 1889 году на первом, прошедшем в Париже конгрессе Второго Интернационала было решено ежегодно проводить первомайские демонстрации. С тех пор этот день и стал Днем международной солидарности трудящихся. Западная, прежде всего, европейская революционная мода, как и сами социалистические идеи, пришедшие тоже с Запада, как ни странно сегодня это звучит, стали быстро набирать популярность и в России. Уже в 1891 году в Петербурге прошла первая маевка. В дореволюционное время такие акции носили смешанный характер политических сходок и пикников с песнопениями, возлияниями и народными гуляниями.
Расцвет и узаконенный статус праздник в Советской России получил после 1918 года, когда, собственно, и утвердился его формат. До 1968 года, с перерывом на 1942–1944, на Первомай проходил, как и на 7 ноября, в годовщину Октябрьской революции, еще и военный парад на Красной площади.
Только, наверное, по прошествии времени можно оценить, сколь миролюбивым для своего времени был жест еще тогда «свежего» генсека Леонида Брежнева, принявшего решение о том, что демонстрации военной мощи достаточно один раз в году в ноябре. Брежнев, стоит заметить, сам был фронтовиком и знал, что такое война на деле.
Пытаясь до предела наполнить политическим смыслом праздник Первомая, КПСС за несколько дней до праздника публиковала в главных газетах страны те лозунги и призывы, под которыми, собственно, и должны были проходить первомайские демонстрации по всей стране. Вряд ли стоит напоминать, что список носил исчерпывающий характер и никаких других лозунгов и транспарантов выставлять на демонстрации было нельзя. Многим нынешним россиянам, конечно, вся эта стилистика и формулировки лозунгов покажутся официозным «птичьим языком», сквозь который продраться до истинного смысла того, что они на самом деле означали, практически невозможно. Однако опытные партийные бюрократы, напротив, внимательно изучали тексты утвержденных лозунгов, чтобы понять, несут ли они какие-то новые веяния или нюансы касательно руководящей линии партии. СССР был весьма «догматическим» государством, не стоит забывать. От чего, собственно, в основном и скончался. От незыблемых догм в менявшемся мире.
Например, к Первомаю 1986 года (Горбачев недавно пришел к власти) было утверждено ровно 40 призывов ЦК КПСС. В них неопытным взглядом почти невозможно углядеть какие-либо признаки грядущей перестройки. Однако уже в призыве номер 3 сказано: «Трудящиеся Страны Советов! Через ускорение социально-экономического развития страны – к достижению нового качественного состояния общества, к торжеству коммунистических идеалов!» Тут легитимизирован термин «ускорение». А в лозунге номер 5 говорится, что «всестороннее совершенствование социализма – кровное дело каждого!». За каковыми словами опытный аппаратчик мог прочитать, что, мол, не все в построенном при Брежневе «развитом социализме», оказывается, совершенно, надо еще что-то улучшать.
Относительно прошедшего только что XXVII съезда КПСС было сказано, что он продемонстрировал «новаторский дух». К труженикам науки и образования был призыв «умножать вклад в ускорение научно-технического прогресса, коренную реконструкцию народного хозяйства!» Призыв к ученым – «совершать революционные открытия и изобретения в технике и технологии» – стоял в списке выше, аж на 9-м месте, чем призыв к представителям рабочих профессий, таким как машиностроители, энергетики, транспортники, металлурги, химики и так далее. Для всех у КПСС было свое «доброе напутственное слово». Это тоже был важный нюанс по тем временам. Отдельно к работникам управления содержался призыв «решительно перестраивать стиль и методы работы, искоренять ведомственность, местничество и бюрократизм!».
Призыв к советским воинам «бдительно охранять мирный созидательный труд нашего народа» был лишь на 26-м месте. Далее, как положено, шли уже лозунги и призывы, касающиеся международных отношений. Передавались братские приветы народам социалистических стран. Народы Африки, Азии и Латинской Америки (они всегда шли в документах КПСС скопом) призывались выше «поднять знамя солидарности в борьбе против империалистической эксплуатации». А рабочему классу капиталистических стран (но всегда шел после соцстран, стран Африки и пр.) желали «продолжать упорную борьбу против гнета монополий за свои права и жизненные интересы». Понятное дело, не обошлось без лозунга за прекращение гонки вооружений и «создание всеобъемлющей системы международной безопасности». Термина «новое политическое мышление» еще вброшено не было. Все народы мира призывали «к решительной борьбе против империалистической политики агрессии и насилия! К тому, чтобы «добиться ликвидации очагов военной опасности!» При этом «ленинская внешняя политика Советского Союза» провозглашалась «политикой упрочения мира и безопасности народов, широкого международного сотрудничества!»
Можно ли себе представить нечто подобное сегодня? Внешне вроде бы можно: ну согнали опять каких-нибудь бюджетников с заранее заготовленными транспарантами. Хотя такие мероприятия в наши времена, как правило, происходят локально и статично. На стадионе, например, и без шествий по улицам. Единственное исключение – «Бессмертный полк», но это уже совершенно другое по духу и смыслу мероприятие.
А так, в принципе, ровно такое же – строго централизованное административное начало – стояло и за всеми первомайскими демонстрациям. На них нельзя было прийти просто так, хотя можно было выразить добровольное пожелание, чтобы сходить на первомайскую демонстрацию, чтобы затем не ходить в холод на ноябрьскую. В любом случае, надо было записаться (или тебя записывали в «добровольно-принудительном порядке») по месту работы. «Чужие тут не ходят», – специальные ответственные люди с красными повязками на рукаве (иногда их так и называли – «правофланговыми») следили, чтобы к «нашей» колонне не примазывались и не подстраивались по ходу шествия к Красной площади какие-либо посторонние.
Многим теперь этого не понять. Но не понять им и того, что при всей обязаловке это все вполне сочеталось и с неподдельной радостью от того, чтобы прошагать по Красной площади и увидеть Самого. Тем более пройти ближе к Мавзолею. Чувство праздника, как ни крути, было. Первомайские колонны не были унылыми колоннами арестантов, которых погнали туда по разнарядке, хотя формально разнарядка и была. Пойди вот познай таинственную русскую душу в этот момент.
После распада СССР праздник утратил свой прежний политический смысл, получив крайне аполитичное название Праздника весны и труда. Самым главным его лозунгом, кстати, был долгое время тоже наследованный из СССР «триптих» – «Мир! Труд! Май!» Причем никого не смущал внутренний кажущийся диссонанс между весной, которая вроде как располагает к веселью, прогулкам и беззаботности, и трудом, который совпадает с весной разве что когда проходит на свежем воздухе. Скажем, на садово-огородном участке. И в этом смысле Первомай можно было бы смело назвать Днем садовода или Днем всероссийской солидарности всех садоводов страны.
Ведь в прежнем понимании рабочий класс уж точно утратил свое советских времен звание «самого прогрессивного и самого передового» в силу тех обстоятельств, что современная экономика построена совсем по другим принципам. В этом смысле и слово «труд» не совсем точно охватывает всех тех, кого раньше называли трудящимися. Труд в большей степени ассоциируется в массовом сознании все-таки с трудом либо ручным, либо автоматизированным, но все-таки связанным с каким-то производством. Тогда как значительная, если не большая часть ВВП современной экономики (пока не в нашем случае, увы) создается теми, кого в свое время известный социолог Ричард Флорида назвал «креативным классом». Однако представить себе первомайскую демонстрацию под лозунгами, воодушевляющими, скажем, айтишников еще «креативнее креативить на благо Родины», как-то не очень получается.
С другой стороны, если представить любую попытку ребрендинга праздника Первомая, то непременно упираешься в какой-то смысловой и логический тупик.
Нет, можно, конечно, поручить сие дело какой-нибудь крутой, непременно окологосударственной конторе или придумать тендер на лучший ребрендинг, поручив это лучшим проверенным на лояльность пиарщикам и политтехнологам страны. Но ведь в народе сразу пойдут разговоры о том, что дело «пущено на распил и откат». Сродни спущенному сверху заданию «придумать» национальную идею. Тогда как в общем достаточно понятно, что национальные идеи сверху не создаются. Они рождаются во многом сами по себе, хотя и при деятельном участии тех, кого называют национальной элитой и кто сам готов следовать декларируемым смыслам и принципам.
Поэтому относительно Первомая лучше вообще не заморачиваться никаким ребрендингом, а просто оставить все как есть и пустить дело на самотек. На текущий момент наиболее прочная ассоциация с майскими праздниками, если не считать отдельно стоящий и великий для нашей страны День Победы, связана с садово-огородными работами. А если верить поговорке о том, что короткое русское лето – это маленькая жизнь, то Первомай в каком-то смысле – начало этой жизни.
Пусть он таким и остается. Пока. А когда – и если! – возникнут новые смыслы в «большой и длинной жизни» нашего общества, то возникнут и новые запросы на то, чем наполнить праздник, который в свое время придумали рабочие из бесконечно далекого теперь от нас американского города Чикаго.
Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.