60 лет назад, на пике Карибского кризиса, мир стоял на грани ядерной войны. По прошествии времени и после публикации многих документов и воспоминаний создается полное впечатление, что это был тот самый момент, когда роль личности в истории сыграла решающее – спасительное – значение. В данном случае – нескольких личностей. Потому что речь не только о Хрущеве и Кеннеди.
Хронология кризиса хорошо уже описана, не будем повторяться. Обратим внимание лишь на некоторые эпизоды, которые показывают, насколько все же тогдашняя ситуация отличалась от нынешней, когда снова пошли рассуждения о возможности использования ядерного оружия. Хотя тогда особо именно что «рассуждений» вслух на эту тему не было. При том, что в нынешнем военном конфликте все, на самом деле, сложнее, чем 60 лет назад.
Начать с того, что Карибский кризис развивался в условиях почти полного отсутствия публичной информации и, как следствия, информационной войны. Не было никаких ТГ-каналов, бодрых и решительных «военкоров», утечек в прессу, фейков от врага и «пятой колонны», публичных подначиваний, переходящих в оскорбления. Политики (особенно советские) мало ориентировались на общественное мнение – что оно там скажет по поводу действий руководства страны. Господствовала тайная дипломатия, эхо которой доносилось до публики лишь в сухих официальных сообщениях. Фактор тайной дипломатии, возможно, стал одним из решающих в том, что ситуацию удалось разрулить.
Дело закрутилось в мае 1962 года, когда на Кубу отправилась советская делегация, в составе которой был маршал Сергей Бирюзов, глава Ракетных войск стратегического назначения, созданных за 2,5 года до этого. Кастро было сделано предложение разместить на Кубе ядерное оружие. Он согласился. Мотивы были двойственные. С одной стороны, Хрущев хотел «засунуть ежа в штаны американцам» в отместку за размещение ядерных ракет в Турции (подлетное время 10-15 минут). С другой, ракеты были нужны для защиты Кубы, которой США всерьез как-никак угрожали.
Уровень секретности был уникальный по нынешним-то временам, когда отовсюду можно послать селфи и саморазоблачиться утечкой big data.
Летом началась операция «Анадырь», когда почти 50 тысячам советских военных выдали зимнее обмундирование, направив их на кораблях якобы на Чукотку. Однако после прохода Гибралтара, выхода в Атлантику и вскрытия командирами спецпакетов обнаружилось, что «Чукотка» – это Куба. Наверняка и сейчас практика «спецпакетов» сохранилась, когда касается вопросов нацбезопасности.
И когда, например, советский министр иностранных дел, легендарный «Мистер Нет» Андрей Громыко (кстати, молодой сенатор Байден с ним много позже встречался, вот ведь какие шутки выкидывает история) 18 октября 1962 года на встрече с Кеннеди уверял его, что СССР не поставляет Кубе никаких вооружений, кроме оборонительных, то по американским понятиям Громыко врал. Поскольку к тому времени разведка США уже знала, что на Кубе есть ракеты, по крайней мере, средней дальности Р-12. Однако по советским понятиям Громыко говорил сущую правду: поскольку ракеты же были поставлены «для обороны Кубы».
Был и элемент блефа со стороны Хрущева (как и Кеннеди). Он не верил, что американцы знают о том, сколько на самом деле у СССР было ядерных ракет, полагая, что это дает ему возможность эффектно применить методы ядерного шантажа: мол, если что, то мы «вдарим». На самом деле, по ядерным боеголовкам на тот момент соотношение было примерно 10 к 1 в пользу США (около 3500 у них и чуть более 320 у нас). А Кеннеди знал о советском ядерном потенциале гораздо больше, чем полагал Хрущев. Есть версия, что эти сведения передал ЦРУ шпионивший на западные разведки полковник ГРУ Олег Пеньковский (его арестовали только 22 октября 1962 года). И якобы парадоксальным образом полученная информация как раз и убедила Кеннеди, что ему не нужно отдавать приказ о немедленном нанесении ударов по уничтожению стартовых позиций ракет, что, в свою очередь, и открыло возможность для переговоров с Хрущевым. Версия красивая, но официальных подтверждений ей нет.
Зато чего Кеннеди точно не знал, так это того, что на Кубе оказались почти 50 тысяч советских солдат (в Вашингтоне думали, что 10 тысяч), что позволило Пентагону самонадеянно начать разрабатывать планы высадки десанта на остров.
Но при этом в Вашингтоне исходили из того, что ракеты с Кубы вполне могут долететь до столицы США. И если долетит даже одна-две – это то, что называется «неприемлемым ущербом». Судя по всему, понятия эти были разными в то время в СССР и в Америке. И остается лишь гадать (не станем на эту тему тут гадать публично) о том, насколько они разнятся, если разнятся, сейчас. Зато с помощью тогдашних средств разведки американцы так и не смогли точно установить, имеются ли на советских ракетах на Кубе ядерные боеголовки. В этом смысле игра шла отчасти вслепую, как и сейчас, но по другим вопросам.
Идеально вроде бы для игры «на повышение ставок», блефа и шантажа. Но можно очень далеко зайти. На всякий случай, 24 октября США установили морскую блокаду Кубы (чтобы ядерные боеголовки не провезли), на что Москва заявила резкий протест. И вот именно тогда даже советский неосведомленный обыватель почувствовал, что дело пахнет порохом и ядерным пеплом.
Интересная деталь: советский посол в США Анатолий Добрынин, судя по всему, был не в курсе, что ядерные боеголовки на ракетах на Кубе уже были установлены. Поэтому, с одной стороны, выведать у него брату президента Роберту (он был генпрокурором, он же министр юстиции) ничего не удалось. С другой, вопрос о пределах секретности в отношении людей, имеющих отношение к выработке решений, остается открытым. Насколько их можно держать в неведении без ущерба для пользы дела?
Надо отдать должное Кеннеди: он сумел охладить пыл военных, предлагавших полномасштабное вторжение на Кубу. Объединенный комитет начальников штабов США был решительно за такой вариант (министр обороны Роберт Макнамара был как раз за политическое урегулирование), основываясь на недооценке состава советского контингента на острове и незнании о наличии ядерных боеголовок. Он также мог, но не стал отдавать команду о превентивном ядерном ударе по Кубе.
Зато Хрущев был, судя по всему, вполне готов ударить ядерными ракетами по США, если американцы сунутся на Кубу. В Пентагоне же, сильно недооценивая противника, считали его слабым. А слабый, по такой логике, не может вступить в войну первым, этого, мол, не стоит бояться. Это был кардинальный просчет, который завел кризис достаточно далеко.
26 октября Кастро сообщил, что вторжение янки начнется вот-вот. Предложив ударить первыми – ядерными ракетами с острова по США. Превентивная атака, по логике вояки Кастро, должна была снизить потери со стороны Кубы. Слушать Кастро Москва не стала, однако 27 октября силами советской ПВО над Кубой был сбит американский самолет-разведчик. В ответ на что Кеннеди с Макнамарой решили считать это просто случайным инцидентом. Был вызван посол Добрынин, которому было сказано, что если собьют еще один самолет-разведчик, то будет война.
А на следующий день уже сами американцы атаковали советскую подлодку близ Кубы учебными глубинными бомбами малой мощности во время ее всплытия для подзарядки батарей. Капитан подлодки был за то, чтобы нанести ответный удар со всей ядерной силой (американцы не знали, что на борту советских подлодок близ Кубы тоже были ядерные ракеты). По счастливой случайности в тот момент на лодке находился начальник штаба бригады Северного флота, в состав которого входила лодка (на «Чукотку» же шли).
И этот капитан второго ранга (позже он станет вице-адмиралом) Василий Архипов настоял, чтобы не запускать ядерные ракеты – мол, не время пока превращать Америку в ядерный пепел. Вот вам роль личности в истории, которая предотвратила ядерную войну еще до того, как Хрущев с Кеннеди договорились. Но опять ведь шла опасная игра вслепую.
В конце концов, все завершилось компромиссом. СССР убрал ракеты с Кубы, а США из Турции и даже Италии (хотя такое обещание было сделано секретно, чтобы не потерять лицо), дав обещание не нападать на Кубу. Решающим моментом стало, возможно, то, что оба лидера воевали во время Второй мировой войны и не хотели ее повторения в виде Третьей. У нынешних политиков собственных впечатлений о том, что такое мировая война, нет.
Во многом тогдашние решения о компромиссе были приняты интуитивно, основываясь на неточной или недостоверной информации об истинных возможностях и намерениях противника. Все могло быть по-другому, если бы возобладала чисто военная логика. Но она не возобладала. Кроме того, обе стороны избегали все же открытых ядерных угроз, вполне их подразумевая. А еще Хрущев и Кеннеди вовремя поняли свои ошибки и попытались их исправить.
При том у них продолжали работать в самое напряженное время реальные каналы взаимодействия. После Карибского кризиса появилась еще и «горячая линия». И никто тогда ведь не отказывался разговаривать, в том числе через российского посла, который отнюдь не был изгоем в Вашингтоне. Сегодня же всякое общение, по сути, заморожено. Идет обмен оскорблениями и прочими любезностями через прессу. Ну и, конечно, не было такого понятия, как санкции, которыми можно долбить, словно ядерными бомбами. Хотя по факту СССР и жил под эмбарго, но ничем новым тут ему пригрозить было нельзя. Он был самодостаточен. Обе стороны также искусно избежали того, что называется потерей лица, к тому же страх перед этим был для обоих лидеров все же не главным. Оба вполне знали себе цену и особо не комплексовали по поводу того, «что же скажут люди». Тут и тайная дипломатия сыграла свою роль, конечно.
Можно, конечно, вспоминая Карибский кризис, бросить гордое – «Можем повторить!». Имея в виду в том числе хэппи-энд всей этой истории, давшей начало через некоторое время переговорам о мерах доверия, контроле над вооружениями и прочей разрядке. Но повторить с полным хэппи-эндом, похоже, не получится. Потому что по очень многим параметрами, как объективным, так и субъективным, ситуация сейчас намного хуже.
Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.