Совсем страх потеряли. Ну почти

О том, что ядерное сдерживание уже не то

Георгий Бовт
Политолог
Даша Зайцева/«Газета.Ru»

29 августа 1949 года на Семипалатинском полигоне в Казахстане прошло испытание первой советской атомной бомбы РДС-1. В шутку ее некоторые называли «Россия делает сама»: мол, не у американцев секреты украли. Импортозамещение! Мощность плутониевой бомбы, которую установили на металлической 37-метровой башне, составила более 20 килотонн. В испытании были задействованы более полутора тысяч разных животных (от крыс до собак), размещенных как на открытой местности, так и в укрытиях, в том числе внутри военной и гражданской техники. Технику тоже испытывали, включая танки и артиллерию. Полученные результаты позволили понять параметры поражающих свойств ядерного оружия.

Хотя для полигона (общей площадью более 25 тысяч кв. км) было выбрано едва ли не самое пустынное и наименее населенное место в СССР (переселять пришлось менее 140 человек), экологические последствия, полностью вскрывшиеся только во время перестройки, были ужасны. Тем более что примерно десять лет испытания проводили и наземные, и воздушные. Лишь с 1961 года стали переходить на подземные, однако и их назвать «полностью полезными для экологии» было нельзя. Последнее атмосферное испытание ядерного устройства произвели в 1962 году, а всего их было 116 (30 наземных и 86 воздушных). За 40 лет на полигоне, по разным подсчетам, было произведено 456-470 ядерных испытаний. На том же полигоне производились испытания химического оружия (175 взрывов).

Последствия этих упражнений после закрытия Семипалатинского полигона, которое было проведено едва ли не первым указом президента независимого Казахстана Назарбаева (тоже 29 августа, но уже 1991 года), ликвидировали с помощью американцев, по программе Нанна-Лугара. Полностью ликвидация десятков штолен и скважин была завершена лишь в 2000 году.

Точное число людей, которые пострадали от радиации и вызванных ею заболеваний, неизвестно. СССР такой статистикой не заморачивался. Создание «ядерного щита» предполагало некоторое количество «сопутствующих потерь».

В случае с участвовавшими в первом испытании животными (1538 особей, в том числе 417 кроликов, более 170 овец и коз, 64 поросенка, 129 собак, 375 морских свинок, 380 белых мышей и крыс) статистика была куда скрупулезнее. А людей в относительно близко расположенных населенных пунктах, в том же Семипалатинске, даже не предупреждали, чтобы они куда-нибудь спрятались. Когда в 1953-м проводили самый мощный на тот момент наземный взрыв, то эвакуировали население с территории сектора радиусом 120 километров (более 2200 человек), но после взрыва прикинули, померили уровень радиации – и вывезли еще более полутора тысяч. Но почти 200 человек все равно вывезти не успели, они получили облучение. Всего от долгосрочных последствий ядерных испытаний пострадали тысячи людей, суммарное радиоактивное загрязнение местности составило 50 Чернобылей. Оно того, конечно, стоило — с государственной точки зрения.

Вроде общепризнанно, что создание ядерного оружия стало основой доктрины «ядерного сдерживания», согласно которой угроза взаимного уничтожения или нанесения «неприемлемого ущерба» оказывает столь мощное воздействие на политических лидеров ядерных держав, что они непременно остерегутся начать ядерную войну. Позволим себе теперь внести сомнения в незыблемость этой теории в современных условиях.

Упрощенно говоря, в основе теории ядерного сдерживания лежит представление о том, что страх перед разрушением целых городов и основной инфраструктуры государства создает решающий рычаг воздействия, который предотвращает нападение. Но согласно такой же логике, в конфликте между государством, обладающим ядерным оружием, и государством, не имеющим ядерного оружия, даже если против городов последнего может быть использовано лишь небольшое количество оружия, неядерное государство должно тотчас сдаться. Как произошло (вроде бы) с императорской Японией после бомбардировок Хиросимы и Нагасаки.

Акцент на разрушении городов и инфраструктуры проистекает из веры в то, что политические лидеры заботятся о тех, кем они управляют, и что угрозы нанести вред гражданскому населению имеют для них решающее значение. Мол, если грозит гибель большого числа мирных жителей, то надо сдаться. Так ли это во всех случаях?

Когда в истории человечества потери среди гражданского населения и уничтожение целых городов, тем более всего лишь угроза таких потерь и такого уничтожения автоматически приводили к капитуляции? Разве массированные бомбардировки городов в годы Второй мировой войны привели к тому, чтобы противник (любой в данном случае) сдался? К примеру, британская доктрина бомбардировок немецких городов оправдывала это тем, что уничтожается воля немцев к сопротивлению. Американцы, сравнивая города с землей, считали, что главным образом разрушают «военное производство». Это примерно, как сейчас с санкциями: уже давно отброшены рассуждения о том, что надо проводить различие между «элитой» и простыми «мирными гражданами».

Во время Второй мировой войны погибли до 70 млн человек, из которых 47 млн были мирными жителями. Но не эти потери привели к капитуляции Германии и ее союзников, а разгром их армий. А были и куда более кровавые конфликты, если говорить о доле потерь среди населения: так, во время Тридцатилетней войны в ХVII веке погибла пятая часть жителей Германии. Это не останавливало войну. Во время Парагвайской войны между Парагваем, Бразилией и Уругваем погибло 58% гражданского населения Парагвая. И эта война длилась пять лет – с 1865 по 1870 год.

Так и во время Второй мировой все считали, что лучше бомбить, чем не бомбить. Покуда есть бомбы и самолеты. И никто не верил при этом, что именно посредством сравнивания городов с землей можно достичь победы. Откуда же сейчас такая уверенность, что потеря городов приведет к капитуляции и сдержит от нападения, если к нему будут придуманы «веские основания во имя защиты национальных интересов»?

Более того, весь опыт как давно минувших, так и относительно современных военных конфликтов говорит о том, что аналитики сумели более-менее разобраться с тем, как обычно начинаются войны, но у них нет никакой ясности и целостного понимания того, как именно и почему они заканчиваются. Каждая война в этом смысле «индивидуальна». И если речь не идет о полном разгроме военных сил противника, то вовсе не осознание масштабов разрушений и потерь среди мирного населения, согласно историческому опыту, были самой короткой дорогой к миру. Наоборот, чем сильнее разрушения, тем яростнее бывает сопротивление. Если враг дает понять, что он готов (в том числе с помощью теперь ядерного оружия) уничтожить твою страну и всю твою, с позволения сказать, цивилизацию, то с таким врагом надо биться до последнего вздоха самого последнего жителя такой страны.

До какого-то момента военное (в том числе ядерное) сдерживание, конечно, имеет шанс на успех, но с какого-то момента, особенно когда военный конфликт уже начался, уже нет. Более того, между логикой процесса принятия решения до войны и во время войны, когда начинают думать об условиях ее прекращения и будущего мира, как подметили большинство исследований проблем войны и мира, существует огромная разница. Расчет затрат и выгод, когда государство приближается к окончанию военного конфликта, заведомо будут сильно отличаться от тех, которые предшествуют его началу. Как минимум, потому что решения атаковать или воздержаться основаны на гораздо меньшем объеме информации о намерениях, мотивах и, главное, возможностях врага, чем решения сдаться или продолжить борьбу уже тогда, когда военные действия в самом разгаре.

Многие исследователи отмечают, что в ходе любого военного конфликта воюющие стороны постоянно обновляют свои ожидания и расчеты, основываясь на результатах текущих боевых действий. Могут даже полностью измениться и цели войны в ее процессе.

Так, в мае 1941 года Сталин вряд ли ставил целью занять всю Восточную Европу, взять Берлин и поделить мир с англосаксами на зоны влияния.

Но при этом уже в процессе войны никакие разрушения городов и инфраструктуры, никакие потери среди мирного населения не играли никакой роли в плане «сдерживания». Могло такое разве остановить Сталина, Рузвельта, Черчилля? Или Гитлера тем более? Или, предположим, США устроили бы ядерную бомбардировку (будь у них к тому времени бомба) Японии сразу после Перл-Харбора. Остановило бы это агрессию Японии? Вряд ли. К моменту атомной бомбардировки своих городов Страна восходящего солнца уже потеряла миллионы – от обычных вооружений. Именно такими вооружениями были уничтожены 66 японских городов. К августу 1945 года Япония уже была на грани поражения, она капитулировала бы и без атомных бомбардировок.

А есть ли такой уровень потерь среди гражданского населения или физических разрушений, который надежно мог бы удержать национальных лидеров от военных действий? В Штатах до сих пор исходят из того, что определенных лидеров можно сдержать только угрозами для их собственной жизни. Однако в свое время ни Саддам, ни Каддафи такой угрозы не осознали. Так что и это не очень работает.

При этом в годы холодной войны и, казалось бы, торжества доктрины ядерного сдерживания и в СССР, и в США лидеры исходили из того, что потенциальный противник все равно может напасть и никакие потенциальные потери его не остановят. В 1970-х, планируя ядерную войну против СССР, США имели потенциал для уничтожения примерно половины советского населения, 70% городского населения и 82% капитальных сооружений. Такое «сдерживание», конечно, повышало порог ядерной войны, однако она не считалась абсолютно невозможной.

Более того, в 1962 году Америка и СССР реально оказались на грани ядерной войны во время Карибского кризиса. И остановились они скорее не столько потому, что убоялись именно ядерных ударов и сопутствующих разрушений, а потому, что оба лидера – Хрущев и Кеннеди – воевали во время Второй мировой и не хотели новой мировой войны в принципе.

При этом наличие ядерного оружия никак не помогло США ни во Вьетнаме, ни ранее в Корее, ни в Ираке, ни в Афганистане. Его наличие у Америки никак «не сдерживало» ее противников. Равно как и СССР войну в Афганистане тоже проиграл. Хотя, разумеется, нельзя доказать и то, что «ядерное сдерживание» никак не работало все эти годы. К примеру, оно, судя по всему, отлично даже работает применительно к Северной Корее. В противном случае неизвестно, как сложилась бы судьба режима. Впрочем, в этом случае может работать и просто сдерживание – обычными вооружениями. У той же Америки память о Корейской войне еще не выветрилась окончательно.

Возможно, решающим фактором сдерживания – наряду с ядерными оружием, не будем все же списывать его со счетов – было то, что у руля ведущих мировых держав практически до недавних пор (до конца существования СССР так уж точно) стояли люди, которые помнили Вторую мировую со всеми ее ужасами. И они не хотели повторения ее ни в ядерном, ни в «обычном исполнении». Таких лидеров на сегодня с нами уже нет.

Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.