Выступая по телевидению 18 июля 1968 года, лидер чехословацких коммунистов Александр Дубчек призвал проводить «такую политику, чтобы социализм не утратил свое человеческое лицо». Согласно легенде, советский лидер Леонид Брежнев на это обиделся: мол, а у нас какое, нечеловеческое что ли? И чуть более через месяц советские танки при поддержке других стран Варшавского договора вошли в Чехословакию. «Пражская весна» была подавлена, мир заговорил о «доктрине Брежнева». Лицо социализма осталось прежним. Впрочем, это короткая и упрощенная версия событий. Жизнь всегда переливается разными красками.
Запрос на некие перемены в странах социализма уже в то время был. Осознание, что что-то пошло не так, началось после разоблачения «культа личности Сталина», которое одни коммунистические лидеры встретили с воодушевлением, а другие с опаской. Было восстание в Восточном Берлине в 1953-м, потом еще более мощное, подавленное советскими войсками, в Венгрии в 1956-м. Соцсистема не поддавалась «тонкой настройке» – только грубой рихтовке.
Но была и хрущевская «оттепель» – попытка что-то смягчить, не трогая основ. Стратегия в ней особо не просматривалась, только тактика. Внятного плана тоже не было. Нельзя же таковым принять лозунг построить коммунизм к 1980 году и догнать и перегнать Америку. Советские вожди умели формулировать лозунги и даже планы (обещания), но плохо формулировали эффективные стратегии.
Трудно сказать, какова была бы судьба «Пражской весны», если бы она совпала с хрущевской «оттепелью». Советское руководство – что Хрущев, что Брежнев – с подозрением относились ко всем «отступлениям от генеральной линии», видя в этом подрыв устоев. Поэтому «либерализация» в СССР никак не отрицала жестокого подавления венгерского восстания в 1956-м. Это было в крови советских партократов, помнивших, чем кончились «внутрипартийные дискуссии» в предвоенные годы. В этом смысле они все остались сталинистами.
С другой стороны, более поздний опыт коммунистического Китая (реформы начались раньше нашей перестройки) покажет, что даже рыночные преобразования вовсе не обязательно ведут к потере управляемости, «раскачиванию лодки» и тем более к потере власти компартии, каковая всегда мнилась советским лидерам за всякими попытками преобразований. Почему китайский опыт не изучали? Куда смотрели руководимые Андроповым спецслужбы? А потому что – идеологическая зашоренность, догматизм. Да и отношения с Пекином у нас были тогда плохие.
Периодически предпринимались попытки «улучшать социализм», не трогая ничего по сути системы, но особенно «руководящую» (тоталитарную) роль компартии. Из раза в раз при этом «реформаторы» шли по одним и тем же граблям.
Поначалу чехословацкие коммунисты, захватившие безраздельную власть в 1948 году, выступали едва ли не самыми прилежными учениками курса «сталинская экономика», проведя тотальную национализацию и уничтожив на корню такое явление, как «независимое крестьянство» (в отличие от Польши, скажем). Однако после смерти своего лидера Климента Готвальда (он простудился на похоронах Сталина) страна быстро созрела до понимания необходимости перемен именно в экономике. Правда, понимание это было весьма ограниченным.
Попытались сократить число централизованных плановых показателей, например. Пришедший в середине 1950-х в ЧССР к власти лидер Антонин Новотный был в чем-то сродни Хрущеву – в том, что человек он был недалекий. И вместо продуманных реформ пошли по привычному для «советской модели» пути латания дыр. Пытались внедрить некое подобие того, что позже в СССР получит название «косыгинских реформ», предоставив предприятиям небольшую гибкость в планировании и возможность зарабатывать себе на карман. Однако в условиях сохранения в целом централизованного планирования это было что мертвому припарки. Зато внутри компартии ЧССР начались дрязги.
Внутренний раскол в руководстве КПЧ станет важным фактором последующих событий. Не будь его, возможно, не было бы советского вторжения. Советское руководство все же придавало внимание вопросам – пусть по-своему понимаемой – легитимности своей политики, она должна была опираться на какие-то силы, которые считались «здоровыми». А не так вот, чтобы с бухты-барахты – вошли и «поправили режим».
Появились в компартии Чехословакии те, кто заговорил об элементах рыночного хозяйства, о свободном ценообразовании. По задумке реформаторов, 60% стоимости всех обращающихся в стране товаров должно было остаться в рамках государственного ценообразования; 15% цен предполагалось сделать полностью свободными. Остальные могли устанавливаться относительно свободно, но должны были иметь верхний лимит. Предполагался и перевод предприятий на полный хозрасчет, установление стабильных отчислений в бюджет. Чехословацкие реформы, таким образом, могли продвинуться дальше венгерских. Они во многом походили на начавшиеся тогда же осторожные реформы в ГДР. Однако и цены стали расти, возникли неизбежные дисбалансы в производстве многих товаров.
Подавляющее большинство населения ЧССР все равно продолжало придерживаться социалистических взглядов, почти никто к реставрации капитализма не призывал. В этом смысле угрозы социализму в ЧССР не было, это были выдумки в том числе советских партократов.
Теоретически коммунисты-реформаторы и дальше могли контролировать ситуацию (как потом произойдет в КНР). Более того, советское руководство во главе с Брежневым поддержало смену в начале 1968 года «косного» Новотного на улыбчивого, более человечного и казавшегося прогрессивным Александра Дубчека. Брежнев его практически до конца и поддерживал, чувствуя свою ответственность.
Впрочем, куда идти и что делать, «младореформаторы» понимали лишь в общих чертах. На внутренние дрязги в компартии Чехословакии накладывался еще и национальный аспект: Дубчек был словаком. Предложив в том числе «федерализацию страны». Но развод произойдет уже после падения коммунистического режима. Оставаясь в целом на социалистической идейной платформе, лидеры «Пражской весны» ничего толком в экономике сделать не успели, были лишь планы перехода к новой модели, частично рыночной. Основной упор был сделан на политические перемены. Причем не институциональные внятные реформы – ставка была на полное «ослабление вожжей». Мы это же увидим в годы перестройки. Быстро выяснилось, что «социалистическая демократия» – нонсенс, поскольку без институциональных (а значит, постепенных) преобразований быстро превращается в бардак.
В марте 1968 года «реформаторы» в КПЧ возобладали. Была опубликована «Программа действий КПЧ». Предлагалось ликвидировать систему директивного социализма, обеспечить защиту от партийного вмешательства общественным организациям, ввести контроль над органами госбезопасности, разделить законодательную и исполнительную власти, допустить существование наряду с плановой элементов рыночной экономики, ввести многопартийность. Красивые слова, но как все это сделать, не развалив общество?
Освободили политзаключенных, а заодно много уголовников. Упразднили цензуру (едва ли не впервые в истории страны), прежде партийные СМИ стали ярыми критиками «режима». Разумеется, быстро дошли до обсуждения требования вывести страну из ОВД (при том, что на территории Чехословакии не было войск Варшавского договора, в том числе советских). Стали рисовать карикатуры на Брежнева и других советских лидеров, всячески их поносить.
Брежнев не раз лично звонил Дубчеку, к которому сохранял симпатию, уговаривая урезонить «антисоветскую вакханалию». События в Чехословакии тревожили не только Москву, но и ее союзников по соцблоку. Тогда как лидеры Румынии и Югославии Чаушеску и Тито были не прочь разыграть эту карту, укрепив свой «самостоятельный блок» внутри соцлагеря. В свою очередь, лидеры Польши (Гомулка), ГДР (Ульбрихт) и Венгрии (Кадар) призывали к решительным действиям. Так что у Москвы тогда было много союзников в желании «навести порядок» на подконтрольном геополитическом пространстве. Она была не одинока. А была бы одинока – не стала бы ввязываться войсками.
После публичного провозглашения курса на «социализм с человеческим лицом» в конце июля в словацком городке Чиерне-над-Тиссой состоялась трехдневная встреча советского и чехословацкого руководства, на которой Дубчек в личной беседе с Брежневым дал обещание «все исправить» и главным образом прекратить антисоветскую кампанию в СМИ. Однако к этому моменту он уже не контролировал ситуацию ни в партии, ни в стране, верх брали радикалы. Дубчек был слабым лидером. Когда он после крушения режима вернется на короткий срок к власти, это вновь станет очевидным. Так что личность лидера имеет значение.
Компартия Чехословакии была расколота, часть ее лидеров 3 августа во главе с первым секретарем ЦК Словацкой компартии Биляком направили Брежневу письмо с просьбой о военной помощи и смещении Дубчека (в этом смысле словаки были более «просоветскими», чем чехи). Но и тогда в Москве делать этого не хотели. 13 августа Брежнев имел длительный телефонный разговор с Дубчеком, укоряя его за невыполнение обещаний, в том числе в том, что не взял под контроль СМИ и не уволил ряд радикалов.
А уже 16 августа, по воспоминаниям тогдашнего помощника Андрея Громыко Валентина Фалина (других подтверждений в открытых источниках нет), Дубчек сам позвонил Брежневу и сам попросил ввести войска.
Советское руководство и тогда не было единым. В Политбюро ЦК развернулась дискуссия – да-да, была-таки партийная демократия в каком-то виде, не мог никакой Брежнев отдать единоличный приказ сообразно своим капризам. Косыгин (предсовмина) был против военной акции, Громыко и даже Андропов (руководивший подавлением восстания в Будапеште в 1956-м) колебались. Хотя последнего сильно раздражало то, что Чехословакия «захотела стать как Австрия». Решающую роль сыграл снова раскол в руководстве ЧССР: зампредседателя правительства страны Густав Гусаком (потом он станет первым секретарем компартии и президентом ЧССР) подтвердил Брежневу, что готов «бороться с ревизионистами».
В ночь на 21 августа в рамках операции «Дунай» в Чехословакию вошла 500-тысячная советская группировка и 300-тысячная, состоявшая из войск Польши, Венгрии, ГДР, Болгарии. Сопротивления регулярная армия ЧССР не оказала, хотя были многочисленные примеры «партизанских действий» обычных граждан. Решающим фактором, таким образом, стал многократный перевес в военной силе, что позволило установить за несколько дней контроль над всей территорией страны. К тому же было немало вполне искренних «коллаборационистов», готовых проводить «стабилизацию».
Как отнесся Запад к вторжению? Он выразил «обеспокоенность». Президент США Джонсон был упрежден заранее и дал гарантии невмешательства. Президент Франции генерал де Голль заявил, что вторжение СССР и союзников не нарушает принципов Ялтинской системы, а потому беспокоиться не о чем (эх, где сейчас та Ялтинская система, вздохнут многие). Иногда в оправдание столь мощного подавления «Пражской весны» приводят аргумент типа «иначе там были бы солдаты НАТО». Если и так, то далеко не сразу. И далеко не факт. В центральноевропейской зоне ответственности НАТО в тот момент находилось 22 дивизии, что было явно недостаточно для отражения даже ограниченного советского наступления. Большая часть американских войск была отвлечена на Вьетнам.
И вообще тогда Европа была охвачена движением хиппи и пацифизмом. Каковые движения, впрочем, советское руководство привычно считало «хаосом» и проявлением очередного кризиса капитализма, который, возможно, его добьет. Москва все время ждала краха пресловутого коллективного Запада, а он все никак.
Советское руководство пребывало во власти идей противостояния двух систем и «игры с нулевой суммой»: если Организация Варшавского договора теряет Чехословакию, то ее непременно подберет НАТО. Даже и в мыслях не было попытаться самим возглавить процесс реформ в соцлагере – во всех странах блока в результате воцарился догматизм, все робкие попытки преобразований (не только в ЧССР, но и в СССР, а также в ГДР и Польше) были свернуты. Обнаружилась полная неспособность по-новому работать в сфере информации и пропаганды, там тоже царствовал догматизм. Понимание «мягкой силы» (сей термин еще не придумали в Америке на тот момент) напрочь отсутствовало в советском руководстве, а за кондовыми лозунгами «социалистической демократии» не стояло ничего, кроме инстинкта держиморд тащить и не пущать.
Уроки из «Пражской весны», пожалуй, извлекли лишь в Польше: уже в 80-х генерал Ярузельский на фоне расцвета движения «Солидарности» сам ввел военное положение, чем предотвратил вероятный ввод советских войск. Режим, впрочем, это все равно не спасло.
Удивительно, сколь бесследно прошли уроки Чехословакии уже для горбачевского руководства, показавшего ту же безграмотность в проведении экономических реформ на фоне наивных (как и у Дубчека и его сторонников) попыток придать социализму человеческое лицо просто путем отпускания вожжей и без внятного плана институциональных преобразований. Виной всему – все тот же догматизм и непонимание современных (на тот момент) мировых процессов. У социализма все последние десятилетия существования было одно и то же, неизменное, несовременное лицо. Вот что его сгубило. Важно не повторить эти ошибки.
Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.