Мало нам было проблем из-за Калининграда, так еще Шпицберген «обострился». Норвегия запретила было (прямо как Литва) туда транзит грузов из России, но в последние дни вроде ситуация разрешилась: Осло дозволил провоз контейнеров для россиян, живущих и работающих на архипелаге, но только на своем транспорте. Российский транспорт нынче в Европе не в моде.
Что нам до этого Шпицбергена, на самом деле, других проблем нет? Хотя вообще-то мы там давно, и дело тут не только в принципе стараться «удержать флаг» на территории (пусть и чужой в данном случае), – важны и другие, в том числе сугубо экономические соображения.
История Шпицбергена для нас в том числе – о том, что мало открыть новые земли, важно их освоить, иначе тебя начнут выдавливать, как, бывает, выдавливали в ранние рыночные годы у нас неудачливых соседей по коммуналке люди более нахрапистые и преуспевшие. Современный мир ведь давно уже не принимает всерьез аргументы типа «мы там были с незапамятных времен».
Как говорится, были – да сплыли. Аляска вон тоже некогда была нашей. И что теперь? Кроме глупого политического хайпа на этой теме – ничего.
С «незапамятными временами» тоже не все так просто, кстати. Официально считается, что архипелаг Шпицберген открыл в 1596 году голландский мореплаватель Виллем Баренц. И уже довольно скоро его биоресурсы начали осваивать европейцы, прежде всего китобои. Туда заходили десятки кораблей в год, в основном из Англии и Голландии. У нас же довольно популярна теория, согласно которой до Баренца Шпицберген не только открыли, но там и жили русские поморы. Однако несмотря на активные исторические и археологические изыскания, проводившиеся там в советское время, доказать эту теорию остальному миру не удалось. Хотя остатки каких-то построек поморов вроде и находили, но доказать, что они именно раннего периода, а не ХVII века и позже, на научном уровне не смогли. Впрочем, это как с «открытием» Сахалина – для кого-то он стал действительно географическим открытием, а кто-то там и до первооткрывателей бывал из местных. Во всяком случае, в русских источниках сведения о плавании на Грумант (так тогда называли Шпицберген) появляются только с начала ХVIII века.
Норвежцы в противовес нам выдвинули свою теорию – об открытии архипелага викингами еще в ХII веке. Викинги, как известно, чего только не открывали, вплоть до Америки. Но это им никак не помогло, а теория открытия ими Шпицбергена никак тоже научно не подтверждена. Впрочем, это не помешало теории стать одним из главных аргументов при установлении суверенитета Норвегии над архипелагом уже в ХХ веке.
Так что тезис «мы первыми открыли» иногда работает. Но только тогда, когда он подкреплен либо силой (военной), либо попустительством других потенциальных претендентов.
У России был довольно протяженный период в истории, когда она могла закрепиться на Шпицбергене. В ХVIII веке туда активно стали прибывать (хотя часто и без зимовки) промысловики из России, охотившиеся на морского и пушного зверя, оленей и медведей. А главным «экспортным продуктом» было сало. Однако к середине ХIХ века этот предпринимательский порыв выдохся. Кстати, с Аляской к тому же времени произошло у Российской империи то же самое. Не хватило предпринимательского запала, а государственные усилия угасли в бюрократической волоките и подсчетах «убытков для казны». Тем более что понятного государственникам на уровне инстинкта военно-стратегического значения тех территорий в те времена не просматривалось практически никакого. Значит, по привычным имперским меркам, никчемная земля.
Норвегия, между тем, до начала ХХ века была совсем не очевидным претендентом на архипелаг. Царское же правительство периода поздней империи заняло, скажем прямо, мягкотелую позицию. В том смысле, что «не больно-то нам этого хотелось». Может, в этом тоже просматривался уже признак «усталости» империи – усталости осваивать новые территории, расширять «жизненное пространство» сообразно своим возможностям. В ту пору они еще были.
Официальной позицией России до Первой мировой войны стало отстаивание принципа ничейности Шпицбергена. Такой вот вариант «нового политического мышления» времен Николая Второго. Россия фактически сама, добровольно отказалась от всех претензий на архипелаг, отстоять которые и в конце ХIХ века, и в начале ХХ было относительно легко.
Но уже не после революции. В 1920 году был заключен Парижский договор, по которому все страны, его подписавшие (а таких десятки), имеют право вести хозяйственную деятельность в районе архипелага и в его прибрежных водах. Через пять лет Норвегия провозгласила свой суверенитет над Шпицбергеном, но договор 1920 года это не отменяло. Подумав, СССР присоединился к нему в 1935 году. Подумав после окончания войны еще раз, СССР не стал оттуда уходить, хотя использование в военных целях было изначально запрещено. Но пусть будет. Видимо, все-таки решающими моментом стало вступление Норвегии в НАТО – не уступать же супостатам.
Тогда и была затеяна та самая «хозяйственная деятельность», которая до сих пор наполняет смыслом российское присутствие на норвежской земле, – добыча угля. Которая практически никогда не имела при этом особого смысла в чисто экономическом плане. Прибыли от нее – кот наплакал. Но именно благодаря ей (и трем работавшим некогда советским шахтам) до распада СССР на Шпицбергене жило больше советских людей, чем норвежских. Сейчас осталась одна шахта, в ней «Арктикуголь», платя налоги в норвежскую казну, добывает около 140 тысяч тонн угля в год, из которых примерно 40 тысяч тонн используется на собственные нужды. В единственном более-менее живом российском поселке Баренцбурге проживают до 500 человек, он получает средства на содержание от Норвегии, хотя наши жалуются, что мало. Два других бывших шахтерских поселка – Грумант и Пирамида – превратились в «города-призраки». Таких и на нашем севере, и Дальнем Востоке уже немало. Особенно жалко Пирамиду, построенную со всем позднесоветским комфортом (с кинотеатром, бассейном и спортзалом), – поселок закрылся в 1998 году.
В тоже время есть надежда найти и начать добывать и другие полезные ископаемые (которые там имеются в изобилии). Также Шпицберген является важнейшим форпостом в предстоящей конкуренции за освоение Арктики. Наконец, в его водах полно трески и всякой другой вкусной рыбы. Хотя норвежцы постоянно прессуют, ужесточая разные регуляторные нормы, в основном экологического свойства. (В экологических претензиях мы часто видим политические козни. Оно и понятно – сами бываем такие.) Например, с 2021 года нельзя использовать вертолеты. Ограничено число пассажиров, которых могут привезти круизные суда.
Российские резиденты на архипелаге пытались начать развивать туризм. И он было пошел в гору накануне пандемии, начав приносить даже большую прибыль, чем добыча угля (это было нетрудно, поскольку последняя едва рентабельна), но нагрянувший коронавирус спутал все карты. А теперь стало совсем не до туризма. Но ведь не бросать же все там, ретировавшись на родину. А вдруг удастся вдохнуть новую жизнь, продолжить начатые еще при СССР научные изыскания (архипелаг – отличное место для изучения самых разных аспектов Арктики), найти какие-нибудь редкие металлы и не дать обнаглевшим белым медведям окончательно выдавить нас оттуда, где мы с таким трудом закрепились.
В этом смысле уроки истории Шпицбергена для нас еще и в том, чтобы научиться смотреть дальше вопросов текущей рентабельности, научиться осваивать и изучать даже такие территории, которые нельзя использовать в военном плане и даже зеков туда не пошлешь. Потому что для зеков это царство льда и полярной зимы ведь будет вроде как свобода.