«Двое лиц по предварительному сговору совершили противоправные действия в отношении третьего лица в одном из регионов страны».
Примерно так должна выглядеть криминальная новость, чтобы соответствовать нормам воображаемого «Кодекса о невозбуждении общества и неоскорблении чувств», содержащая следующую информацию (все названия условны): два гастарбайтера, приехавшие из Таджикистана, изнасиловали и расчленили под Петербургом 22-летнюю гражданку РФ, которая оказалась сотрудницей правоохранительных органов.
Однако предусмотрительные люди хотят запретить называть национальность преступника. Чтобы не разжигать ту самую национальную рознь. В принципе, можно найти и мировые прецеденты.
Скажем, когда представители негроидной расы (ничего, что я так? Никто не упал со стула, оскорбившись?) взяли власть, покончив с апартеидом в ЮАР, то вскоре там приняли закон, запрещающий указывать национальность преступников. Поскольку выяснилось, что отнюдь не бывшие ранее у власти расисты – представители европеоидной расы (так можно ведь говорить?) совершают практически все преступления в стране.
Помогло ли? В плане снижения преступности – ничуть. В плане сокрытия расовой принадлежности преступников тоже не очень, поскольку фамилии и имена представителей разных рас различаются. Тут же встает проблема ретуширования и региональной преступности, поскольку в населенном почти исключительно чернокожими Йоханнесбурге преступность оказалась намного выше, чем в единственном относительно «белом» городе во всей Африке Кейптауне. Не знаю, как они там с этим справились.
Вот и у нас тоже предлагают (пока в шутку) запретить указывать регион, где совершаются некоторые преступления. Скажем, с расчлененкой. А то в Питере была пара случаев, а это, как ни крути, культурная столица. Не говоря уже о…
Бросает тень, мол, на С. Пальмиру, подумают слабые головой люди (а ведь их права тоже надо непременно учесть), что там склонность к расчленению – какая-то особенная региональная. Многие ведь еще помнят кровавую драму в исполнении доцента-историка Соколова (заметим, он не таджик, не узбек, не киргиз и не уроженец Кавказа), убившего и расчленившего молодую любовницу. Но помилуйте, зачем же оскорблять упоминанием его должности всех доцентов страны? Большинство ведь из них никого не убивали, и они могут быть смущены, как минимум, такой вот коннотацией. Да еще оный Соколов был членом Российского военно-исторического общества, где председателем уважаемый человек по фамилии Мединский. Соколова, правда, с сайта тогда оперативно вычистили. Но все равно непорядок. Осадочек-то остался.
Так ведь подоспела уже и такая инициатива.
Один депутат предложил запретить указывать должности при сообщении о ДТП. Пока – только ДТП. А то пишут, понимаешь, то пьяный прокурор попался на дороге, то судья, а то и целый священник. Одна новость «скоромнее» другой (то есть не «постная»). Или некошернее,
если кому так больше нравится, и позволим себе в данном случае легкую филологическую некорректность в употреблении сравнительного прилагательного (пока таковая некорректность ни уголовно, ни даже административно не наказуема, заметим). Да что там ДТП! Надо брать шире, глубже, дальше и вообще смелее. Долой должности во всех сообщениях о преступлениях, если только это не очередной «временно неработающий» на Porsche. Особенно не надо поминать всуе депутатов. И образуемые ими фракции. Поскольку это бросает тень на народных избранников и партию. Поэтому не «депутат от КПРФ Рашкин убил лося», а просто «гражданин убил лося». Причем неизвестно где. И на этом точка.
Налицо, таким образом, все более настойчивое навязывание нашему обществу элементов той самой cancel culture, которая уже вполне укоренилась на Западе и приобретает там порой совсем уже гротескные формы. А где «культура отмены», там, буквально за углом, притаилась цензура – уже не только привычная людям политическая, но и «морально-нравственная», этническая, гендерная и прочие ее мутации.
Мне также кажется, что
боязнь определенных слов и выражений слов, но также и, наоборот, навязывание именно строго регламентированных бюрократией определенных терминов и словесных конструкций уходит корнями еще и в религиозное сознание. Причем местами в доисторические времена, пробуждая в нас такие глубины архаики, о которых мы и не подозреваем.
Так, были ведь в свое время слова-табу, которые даже и произносить страшно, а если произнесешь – то конец тебе. Потом, помню, еще примерно так жестко было в учебниках по «научному коммунизму». Вроде все слова отдельно понятны, а фраза целиком – нет. Заменить одно слово другим, кажущимся синонимичным, нельзя – табу. И логика не улавливается от слова «совсем». Честно признаюсь, с трудом сдал госэкзамен. Просто надо было относиться к этому не как к обычному тексту, а как к тексту религиозному, а значит – заведомо каноническому, где «шаг влево – шаг вправо» – уже ересь. Вся советская система была во много построена на новой религии. На догмах.
И когда у нас теперь начинают снова взывать к «созданию новой идеологии», то мечтают, конечно, о новых догмах. Они уже и формулируются на ходу:
нельзя становится «оправдывать» то одно, то другое. Причем это «нельзя» заносится в УК. То терроризм, то суицид, то наркоманию. Вроде по сути оно и правильно. Нельзя. Морально, прежде всего. Однако акцент делается именно на то, чтобы люди все более тщательно выбирали выражения. А еще лучше – использовали бы те выражения, которые уже выбрали за них те компетентные «формулирующие», кому это было специально доверено. Так раньше жрецы определяли обряды и формулировки воззваний к богам. Скажем, история становится все более канонической дисциплиной, особенно когда речь идет об истории Второй мировой войны. Там вообще уже больше «нельзя», чем «можно».
Или взять запрет (то есть приравнивание к греху) на определенные изображения. Речь даже не о порнографии, а скажем, просто об изображении детей. Так и в некоторых религиях запрещено вообще изображать лик человеческий и тем более божественный. Или, когда из самых лучших побуждений запретили нацистскую символику, то вопреки здравому смыслу (зато в соответствии именно с канонами архаичного, «религиозного» сознания) стали рассуждать, а наказуемо ли показывать кадры Парада победы на Красной площади в Москве 24 июня 1945 года или не замазать ли всю форму героев сериала «Семнадцать мгновений весны». Здравый смысл победил в итоге, но не сказать, чтобы с разгромным счетом – были ведь и весьма абсурдные судебные дела.
Еще кучерявее с клеймом «иноагент» и штампованной обязательной присказкой к каждой публикации из 42 слов, кажется. Это, сдается, в чем-то унаследовано то ли из обрядов экзорцизма, то ли по принципу «талисмана-оберега», на котором написаны «правильные слова», отгоняющие злых духов. То же самое – при упоминании всуе названия террористической организации. Надо непременно произнести трижды «чур меня, чур меня, чур меня», плюнуть через плечо и перекреститься. В смысле – вербально обозначить и подчеркнуть факт принадлежности такой организации к «силам зла». Нигде в мире, пожалуй, такого нет, нормальные люди вроде и так все понимают про террористов и их пособников. Нормальные, может, и понимают, а вот архаичному сознанию надо лишний раз в темечко стукнуть. Такой, я думаю, тут концепт.
Или вот нигде в мире вы также не увидите, чтобы вдруг на телеканале высвечивалась подробная информация о номере лицензии, дате ее выдачи, и вообще о том, что данное СМИ зарегистрировано официально, а не вещает из подполья мировой закулисы.
То же самое с радиоканалами. Какая цель тут преследуется? Ценой затрачиваемых на это часов потенциально эфирного и рекламного времени (то есть это еще и деньги). Почему об этих сугубо бюрократических подробностях, которые должны быть отражены в уставных и прочих подобных документах, нужно каждодневно напоминать миллионам людей? При том что они даже не успевают прочесть до конца эту лабуду с экрана.
По такой логике кассир в супермаркете должен вслух зачитывать каждому покупателю бутылки водки текст лицензии на торговлю алкоголем. Лучше под роспись.
Однако если (по аналогии с «научным коммунизмом») попытаться прикинуть логику «бюрократической катехизации общества» до самых его последних членов, то такую логику можно, наверное, и понять. Но не принять. Частокол из предписанных вербальных формулировок, табуированных тем и выражений становится все гуще и выше. Он призван оградить наше спокойное, организованное и стройное продвижение к будущему. Если кто-то захочет употребить тут слово «конвоирование», то он будет глубоко неправ, как неправы те, кто сравнивает QR-коды с «цифровым концлагерем». Упорядочивание общественных процессов требует других формулировок. Подберите их сами. Но сверьтесь с канонами.