Дело о госизмене Ивана Сафронова, во-первых, куда менее однозначно, чем дело Ивана Голунова, где изначально было ясно, что наркотики ему подбросили. Кстати, нам так и не рассказали, зачем. Во-вторых, уверен, что следователи докажут виновность Сафронова для Басманного суда Москвы. В-третьих, полагаю, что отмашку на арест давали на очень высоком уровне.
Пока я все равно не верю в виновность Сафронова, обозначенную как сознательные действия в помощь «врагам» (будь то чехи или посредством них американцы) в целях нанесения ущерба национальной безопасности нашей страны и корысти ради.
Пресс-секретарь президента Дмитрий Песков, который наверняка знаком с Сафроновым, поскольку тот работал в президентском пуле, заявил, что в оценке этого дела «не должно быть места эмоциям», поддержав идею сохранения его секретности, поскольку там фигурирует гостайна.
Хотя даже в советское время при разоблачении шпионов старались хоть какие-то улики показать. Вот, например, «камень-закладка», вот дупло дерева-связника, вот микропленка, вот пачки денег под кроватью изобличенного шпиона. Тут пока ничего, кроме сливов в телеграмм-каналы и рассказов адвокатов.
Ну ладно, попробуем без эмоций.
На момент написания этого текста официальное обвинение Сафронову не предъявлено. Скорее всего, речь идет о статье 275 УК о госизмене. Многие ошибочно утверждают, что раз Сафронов допуска не имел, то и разгласить ничего не мог. Следствие, однако, утверждает, что он «собирал и передавал» именно секреты. Знал ли он, что сведения именно секретные, не уточняется.
Впрочем, согласно внесенным в закон о госизмене в 2012 году поправкам, таковой может считаться не только выдача гостайны иностранному государству и (внимание) иностранной организации, но и «оказание финансовой, материально-технической, консультационной или иной помощи в деятельности, направленной против безопасности России». Особенно стоит остерегаться «иной помощи». Тут большое поле для следственных экспериментов. Так что «госизменой» может стать любая добытая из открытых источников, систематизированная или проанализированная информация, касающаяся самых разных сфер политики, экономики, не говоря о ВПК, которую спецслужбы сочтут наносящей ущерб национальной безопасности.
В свое время сотрудник академического института, не имевший допуска к секретам, Игорь Сутягин был осужден именно за такую деятельность: обработанная им открытая информация обретала новое качество и представляла интерес для вражеской разведки. Сутягин получал за это вознаграждение.
Применительно к Сафронову говорят пока о «корыстных мотивах», не о деньгах. Может ли привидеться следователям корысть в том, что некая организация оплатила Сафронову поездку на конференцию? Скажем, в Прагу. Легко. При том что таких конференций, где организаторы оплачивают поездки, проживание и прочее – пруд пруди. Да хотя бы взять Валдайский форум, например.
Позже Сутягин был обменян на Запад (его там признали «своим разведчиком», хотя у нас многие говорили, что он не имел доступа к гостайне). Да и вообще шпионы/разведчики добывают большую часть своих «секретов» из открытых источников. В том числе от журналистов.
Информированных журналистов могут приглашать на ланч сотрудники политических и других отделов посольств, НКО, ученые и просто специалисты по стране или конкретному направлению. Их также могут приглашать на конференции, в «ознакомительные» поездки и пр., в том числе не связанные непосредственно с масс-медиа, где все только «дружно топят» за свободу слова и больше ни о чем. Означает ли это, что все такие контакты заведомо шпионаж с «их стороны»? Нет.
Спецслужбам трудно в это поверить, но, во-первых, не все иностранцы – шпионы. Во-вторых, в нашем мире имеет место быть вполне академическая (социологическая, политологическая и прочая) деятельность, не связанная со шпионажем.
Есть – и спецслужбы снова не поверят – НКО, которые занимаются исключительно тем, что декларируют, и там работают альтруисты и подвижники, они же миссионеры. И даже в политических отделах посольств не все поголовно шпионы, а есть те, кто «изучает страну пребывания», чтобы лучше выстраивать с ней отношения, понимать мотивацию и логику принятия решений.
В этом смысле, чем лучше эти люди будут информированы о нас, тем больше шансов на взаимопонимание. То есть не все международные отношения – это война.
При этом «под крышей» политических отделов полно и шпионов. Как и в наших посольствах – разведчиков. Мне в том числе доводилось общаться с теми, кого я именно в такой работе и подозревал. Как с диппаспортами, так и «под крышей» НКО и иных структур. Нужно ли такое общение? Да, это часть профессиональной деятельности. Полезен любой «источник». Хотя бы тем, какие вопросы он задает и на какие из твоих вопросов как отвечает. Однако держать мозги включенными не мешает. Чтобы вовремя понять, когда «обмен мнениями» перерастает в вербовку.
Когда я работал в одном еженедельном журнале, к одному из коллег, работавшему по тематике Северного Кавказа, «подкатили» из какого-то то ли НКО, то ли института «крутых» проблем (насколько помню, тоже из Восточной Европы). С заказом написать за гонорар типа «справки» по поводу российских войск в регионе. Как они там справляются с чеченским терроризмом. Дело было давно. И тогда еще многие, включая спецслужбы, не видели всякий раз криминал в сотрудничестве, например, с академическими, научными зарубежными организациями, с НКО. Это уже позже «первые отделы» взбодрились практически во всех научных институтах, но пока не в СМИ (о чем ниже). Коллеги (да, именно они, а не те, на кого вы подумали) тогда вовремя остановили нашего сотрудника, который искренне не заподозрил «шпионской наживки».
В нынешние времена и куда менее «токсичная» аналитика по заказу «оттуда» потянет на госизмену.
И если человеку, работающему в масс-медиа, «за гонорар» предлагают что-то написать из-за бугра, то это повод насторожиться — на предмет того, а не присядешь ли ты после написания ввиду нынешних доминирующих настроений у людей с горячим сердцем, холодной головой, а иногда даже и с чистыми руками. Они ведь видят мир совершенно по-иному. Сквозь прицел, скажем так.
Еще помню, во времена работы в одной ежедневной газете у нас был так называемый «пруфридер», т.е. цензор, который бдил за соблюдением интересов владельца. А интересы у него, надо сказать, были хаотические и часто меняющиеся. Без пруфридера и полстакана порой и не разберешь. Также в голове этот человек держал рекламные контракты, так что нередко зажигал «красную лампочку» в отношении тех или иных публикаций. И да, расскажите мне про абсолютную свободу слова в «допутинские времена». Я с интересом послушаю.
Согласно идеально-мечтательному представлению спецслужб, таких «пруфридеров» от «конторы» надо бы посадить во всех значимых СМИ. И все «чувствительные публикации» пропускать через них. Как говорили в советские времена, «литовать». Но пока до этого не дошли.
Дойти не дошли, но и правила игры яснее от этого не стали. Не только в СМИ. Вчера научное сотрудничество по такой-то проблематике приветствовалось, а сегодня за это могут посадить как за «разглашение». Вчера публикации в зарубежных научных журналах считались делом хорошим, как и участие в международных конференциях, а сегодня – стремным. Как и научное сотрудничество с забугорьем в принципе.
Ровно так же и со СМИ. Допустимо ли общение, скажем, журналиста из президентского пула с иностранным «контактом»? Мне кажется, это даже полезно, но при грамотном подходе. А вот по другим канонам – это уже покушение на госизмену, так что лучше сказаться глухонемым дебилом.
А еще, например, толковые люди из СМИ вполне могут давать консультации касательно бизнеса. Консалтинг – это ведь пока еще не шпионаж? В том числе их могут просить оказать такое содействие при заключении международных сделок. Может, это кому-то претит, — мол, не должен служитель свободы слова заниматься поденщиной. Однако такая работа (консалтинг) не противозаконна, как правило. А вот спецслужбы на это могут посмотреть под иным углом. С их точки зрения, весь такой консалтинг лучше проводить через Лубянку. По-своему тоже логично.
То, чем занимался Иван Сафронов, едва ли не лучший журналист по проблемам ВПК, военно-технического сотрудничества, космоса (после таинственной смерти его отца, выпавшего из окна в момент подготовки материала о торговле оружием), представляет заведомый интерес иностранных спецслужб.
Наверное, кто-то скажет, что по нынешним временам такой тематикой должен заниматься только человек в погонах или «под крышей». Как раньше в загранкомандировки от советских газет ездили исключительно такие люди. Или же надо работающим по такой тематике обо всяких контактах с «той стороной» обязать докладывать куда следует? Как требуется уже во многих научных институтах. Мне кажется, это уже перебор по красоте, но не факт, что до этого не дойдет.
А теперь на минуту представим себе, скажем, американского журналиста, из пула Белого дома. И вдруг к нему «подкатывают» даже не из российского посольства, а из некоего института с глубокомысленным названием, но из Москвы. Мол, просветите нас за гонорар и вообще приезжайте к нам на конференцию за наш счет. Мне кажется, что, как минимум, сей журналюга насторожится, а как максимум, поделится новостью с кем-то из конфидентов в официальных структурах, а уж с руководством СМИ — непременно. А то и сразу побежит в ФБР. Наверняка подобные ситуации прописаны в кодексах этики соответствующих СМИ. Что само по себе здраво.
Кстати, о ФБР. Именно туда настучали из одного американского университета на русского студента (или студентку, не буду уточнять, хотя я знаю этот случай), когда он (она) взял себе для студенческой работы тему кибер-безопасности. К профессору-научному руководителю, разумеется, тут же пришли.
Теперь о том, что в деле Ивана Сафронова, на мой взгляд, не сходится.
Судя по скупым известным фактам (если им верить), была резкая реакция спецслужб на публикацию в марте 2019 года о продаже Су-35 Египту. Она была резкой потому, что на публикацию отреагировал госдепартамент США. А в Москве всегда зажигают «красную лампочку», реагируя на Америку. Была якобы длительная беседа с автором. Газета «Коммерсантъ» получила административное дело за «разглашение». Хотя теперь сам эпизод, вменяемый в вину Сафронову, относится к 2017 году, но касается также продажи оружия «африканской стране на севере континента». Видимо, все-таки арабской. При этом стоит заметить, что обо всех поставках оружия Россия и так предоставляет официальную информацию.
Вопрос: если в момент проведения беседы с Сафроновым спецслужбы уже знали об эпизоде 2017 года, то расспрашивали ли об этом? Или в 2019 году тот эпизод не считался криминалом? Пытались ли как-то «договориться» с Иваном? Например, о том, чтобы он настороженно относился к определенным контактам (мол, мы все знаем про тебя, парень).
Для справки. В 2010 году в закон о Федеральной службе безопасности была внесена статья 13.1 «Применение органами федеральной службы безопасности мер профилактики». К этим мерам, в частности, относятся «внесение представления об устранении причин и условий, способствующих реализации угроз безопасности РФ, и объявление официального предостережения о недопустимости действий, создающих условия для совершения преступлений». Применительно к физическому лицу, «в целях предупреждения совершения преступлений, … при наличии достаточных и предварительно подтвержденных сведений о действиях физического лица, создающих условия для совершения указанных преступлений, … могут объявлять этому лицу обязательное для исполнения официальное предостережение о недопустимости действий, создающих условия для совершения таких преступлений».
Могли ли «органы» еще в 2019 году, например, именно упредить Сафронова от дальнейших пагубных шагов, если в отношении него возникли какие-то подозрения, но брать его тогда не было достаточных оснований? Этот вопрос ближе к морально-этическому. Или, наоборот, хотелось изначально именно «наказать и посадить» (в отместку, скажем, за публикации или за отказ сотрудничать)? Тем более, что к моменту ареста Сафронов уже стал советником руководителя Роскосмоса. Куда его тоже, подчеркнем, «согласовали».
Ситуацию с (не)упреждением, хотя и с большой натяжкой, можно сравнить с гаишником, сидящим в кустах с радаром. Его главная цель – наказать, а не предотвратить правонарушение. Тогда как в интересах общественного блага, прости, господи, лучше поставить знак, предупреждающий о радаре (так стали делать).
Или ситуация, когда несчастные матери вынуждены были заказывать своим детям не разрешенное в России лекарство, а полиция ждала, пока она его получит на почте, чтобы повязать. Зная, что не наркоманка. Зная, что врач прописал. В интересах общественного блага было бы подойти к ней в момент получения и упредить, что, мол, противозаконно это, мамаша, не совершай ошибку. Сейчас, наконец, эту проблему с редкими лекарствами решили, но решали долго. Со шпиономанией покамест не разобрались.
Есть в деле и другие нестыковки. Чтобы работать в президентском пуле, нужно пройти проверку. Сафронов ее прошел. И это уже тогда, когда на него копили семь томов уголовного дела? Как такое может быть? Согласует одно управление, а «ведет» другое? Они между собой не общаются? Или, страшно сказать, фрондируют? Ну и, наконец, что это за «шпион-вредитель», против которого, якобы завербованного в далеком 2012 году, имеется только один эпизод – от 2017 года? Какой-то не очень регулярный шпион. Или больше пришить нечего? Или уже пришито, но нам не рассказывают?
В общем-то что-то в этом деле не так. Но и просто так оно не рассосется. А бдить надо всем. Ибо «вербовкой» может оказаться даже то, что вам кажется невинным «сотрудничеством».