Где та грань, когда правомерное ужесточение режима, борьба с коррупцией, воровством и прочими преступлениями, особенно в экономической сфере, перерастают в произвол и коррумпированную вседозволенность самих борцов «за чистоту рядов»? Как определить, что она уже пройдена, а правоохранители заигрались в «маски-шоу»?
В нашей стране найдется немало тех, кто скажут, что, мол, уже… И хотя хочется верить, что Рубикон еще не перейден. Но «журчит» он явно все сильнее.
В истории с задержанием (с автоматчиками) директора Физического института им. Лебедева (ФИАН) Российской академии наук, члена-корреспондента РАН Николая Колачевского, кажется, сделан значительный шаг, чтобы эту черту переступить. Речь ведь не о какой-то «шарашкиной конторе», а об институте, который некогда считался «советской кузницей Нобелевских лауреатов».
Директора «притянули» по делу об экспорте крошечной компанией-арендатором (они сидят на площадях ФИАН) двух оптических элементов для метеорологических станций ценой максимум 100 тыс. руб. Внуковской таможне показалось, что это может быть использовано для производства оружия. Хотя для его производства может быть использовано, как известно, даже дерево твердых пород (приклады делать), а раньше ровно такая же продукция (из компонентов, купленных свободно в Китае) уже экспортировалась (и установлена на метеостанциях), получив все необходимые разрешения от кого надо. Напоминает историю про GPS-трекеры, по факту использования которых против одного фермера завели на полном серьезе уголовное дело, и только после вмешательства президента оно рассосалось, а трекеры на коров ставить разрешили.
А ведь у ФИАН есть «кураторы» откуда надо, и этим кураторам все было известно, в том числе про арендаторов.
Да и сам президент призывает наращивать экспорт высокотехнологической продукции и слезать с «нефтяной иглы». А всякая такая продукция может быть истолкована как двойного назначения.
Другие примеры. В прошлом году физик Виктор Кудрявцев был обвинен в госизмене за участие в международном исследовательском проекте, который финансировал Евросоюз. В начале этого года посадили в СИЗО заместителя председателя Сибирского отделения РАН Ивана Благодыря, в том числе курирующего Новосибирский академгородок. По обвинению, связанному с делами восьмилетней давности. Мне кажется, там попахивает оговором. И уж во всяком случае держать в тюрьме по экономическим преступлениями до приговора суда вроде как высочайше было «не рекомендовано». Все последние годы человек работал на разных, в том числе государственных должностях, и никаких вопросов к нему не было. Почему теперь может быть так, чтобы годами вопросов не было (хотя обстоятельства произошедшего тайной не были никогда), и вдруг появились?
Или другое прогремевшее дело. Еще в феврале был задержан Евгений Покушалов, замдиректора клиники Мешалкина по научно-экспериментальной работе, доктор медицинских наук, профессор и член-корреспондент РАН. Он является известным в том числе за рубежом кардиологом, а два года назад стал победителем конкурса «Лидеры России». Его арестовали за хищение бюджетных средств аж на 1,3 млрд рублей. Правда, поместили под домашний арест. И вот уже столько месяцев о развитии дела ничего не слышно. Что не может не вызывать подозрения, что и тут есть какая-то скрытая подоплека. Как в очень многих делах по экономическим преступлениям.
А дело Кирилла Серебренникова? Он не ученый, конечно, но и тут много странностей. И все меньше оснований верить обвинению и все сильнее ощущение, что и тут скорее не «уголовщина», а некая «политика». В которую играют силовики. По одним им известным мотивам и правилам.
А сколько «мутных» дел против разного калибра предпринимателей, где чудится за версту если не отъем бизнеса, то преследование «неугодных». Дело американца Майкла Калви, опять же по оценочному суждению, из той же категории.
Силовики теперь определяют «справедливую цену» контрактов, особенно по госзакупкам, правомерность выбора поставщиков, качество продукции, сроки возврата или условия невозврата кредитов. Они же – видимо, по лекалам еще НКВД– устанавливают пределы, желательность или нежелательность международного научного сотрудничества.
Рукой министра науки и высшего образования Котюкова явно водил восставший из могилы дух то ли Берии, то ли Ежова. Столь реакционным получился недавний приказ министерства, регламентирующий порядок общения с зарубежными учеными.
Сами ученые осудили документ, а некоторые даже смело высмеяли, руководство РАН смиренно попросило его отменить. Однако, что важно, никакой вразумительной политической оценки документу на должном уровне не прозвучало. Приказ не отменен. Это теперь, по факту, новое «дно».
На этом фоне, обратим внимание, по делу журналиста-расследователя Ивана Голунова, которому, ежу понятно, именно подбросили наркотики, до сих пор ни одного ни задержанного с «той стороны», ни даже обвиняемых. Причастных просто «сняли с работы», а результаты служебной проверки засекретили. С какой, собственно, радости?
Фабрикация уголовных дел по наркотикам - это теперь служебная тайна или сразу государственная?
К чему это все? Совершим небольшой исторический экскурс.
1953 год. Умер «отец народов», арестован всемогущий Берия. Кто вздохнул с облегчением в первую очередь? Правящая и интеллектуальная элита страны. Чем озаботилась номенклатура? Тем, чтобы спокойно спать по ночам и не вздрагивать от звука тормозов «воронков». Чтобы больше не повторилось время, когда секретарь обкома КПСС, директор завода или научного института, инженер-конструктор, режиссер, писатель или директор театра и т.д. и т.п. не были гарантированы от внезапного ареста по неочевидным мотивам.
Правящая элита захотела предсказуемости правил игры. И она их получила. Разумеется, в соответствии с основополагающими скрепами советского режима. Но это были именно предсказуемые и понятные правила. Можем ли мы сказать, что они есть сейчас?
Никита Хрущев переиграл Георгия Маленкова (тогда главу правительства) и стал лидером страны, уверен, после того как вбросил тезис о «бережном отношении к кадрам».
Тогдашнее МВД раздробили на несколько ведомств, чтобы в одних руках не были разведка и контрразведка, охрана членов руководства и надзор за армией. Из МВД выделили оперативно-чекистские подразделения и на их базе создали Комитет по делам госбезопасности при Совете Министров. Некоторые натерпевшиеся страху чекистского террора и чудом выжившие партийные бонзы вынашивали планы превращения бывшего ЧК-НКВД-МГБ в обычное гражданское ведомство, даже без воинских званий.
Главным официальным тезисом в отношении силовиков стало «восстановление партийного контроля». Партаппарат был выведен из-под непосредственного контроля спецслужб, а органы госбезопасности подчинили политическому руководству страны. Именно партийное руководств определенного уровня получило решающее право определять (коллегиально!) кадровые перестановки в КГБ соответствующего уровня.
Комитету было запрещено проводить оперативные мероприятия в отношении партработников, вести за ними наблюдение и прослушку. На все надо было разрешение вышестоящего партийного начальства (решение притом, подчеркнем, тоже коллегиальное). В положении о КГБ, утвержденном ЦК КПСС в 1959 году, сказано, что комитет работает «под непосредственным руководством и контролем Центрального Комитета КПСС». Это не значит, что компромат и досье не копились, однако решающее слово в определении судьбы того или иного представителя номенклатуры, видного деятеля культуры, науки, технической интеллигенции отныне принадлежало не анонимным следователям и «полковникам захарченко», а представителям политического руководства страны. И прежде, чем к руководителю института типа ФИАН пришли бы «макси-шоу», на то должно было быть политическое решение. Как и касательно главного режиссера театра. Если только речь не шла о каком-то внезапном преступлении. Однако так, чтобы какой-то человек делал успешную карьеру (научную или хозяйственную), а потом ему бы вдруг припомнили нечто восьмилетней давности, что было известно и раньше, но почему-то не припоминали, такого, как правило, уже не было.
В позднем СССР, как правило, не могло быть заведено уголовное дело просто для того, чтобы отнять завод или НИИ и посадить туда «нужного человека». Если человек начинал делать «что-то не то», то им сначала бы заинтересовались, скорее всего, по политической линии, а не тайная полиция. Не говоря о том, чтобы силовые структуры превратились в «самостоятельные хозяйствующие субъекты», как это произошло в современной России. Или чтобы они могли выступать исполнителями «заказа» одной властной группировки против другой.
Даже в «тоталитарное» советское время главной задачей правоохранителей (под контролем политических структур) было установление истины, а теперь – поиски или назначение виновных.
В СССР не было, разумеется, никакого независимого суда и тем более дееспособного парламента, который мог бы выполнять функцию контроля за исполнительной властью, а также силовиками. Однако советский суд 1950-80-х годов проделал огромную прогрессивную эволюцию по сравнению со сталинскими «тройками». Можем ли мы говорить о таких же темпах прогресса в судебной сфере сейчас?
К примеру, США после десятилетий в том числе политического всевластия Эдгара Гувера во главе ФБР, а также после «уотергейтского скандала» пошли по другой линии усиления гражданского контроля за спецслужбами. За счет как раз парламента, СМИ и того же суда. И задача пресечения сколь-либо самостоятельных политических амбиций силовиков была решена. Равно как и самостоятельных «рыночных амбиций» по разделу сфер влияния в экономике.
А что у нас сегодня? Где эффективные check and balance по отношению к многочисленным силовым структурам? Кроме того, что они сами в условиях «разводок» и междоусобных интриг сдерживают амбиции друг друга.
Но не бред ли, что для проведения оперативно-розыскных действий к директору ФИАН приходят представители сразу трех силовых структур?
Говорить об эффективном парламентском контроле за силовиками в лице нынешней Думы не приходится. Общественные советы, подобранные из комфортных силовикам лиц, тем более не «контролеры». Совет по правам человека при президенте, уверен, по-прежнему способен и при нынешнем руководителе решать частные вопросы отдельных несправедливостей, но он не может (и это не его задача) исправить саму систему неправосудия. В СМИ иногда (в кое-какие и кое-где у нас порой) еще что-то просачивается. Реакция на все эти «расследования» — по принципу «собака лает – ветер носит». То есть ноль. Судьи сами под «колпаком». Вынесешь лишний оправдательный приговор – и вот уже тобой самим заинтересовались компетентные товарищи. О «партийном контроле» говорить вообще смешно. Нормальные партии отсутствуют в принципе.
Ах, да, еще есть омбудсмены. Вот, к примеру, бизнес-омбудсмен Борис Титов, как та лягушка в молоке, готов искренне биться за каждого посаженного в СИЗО предпринимателя, в отношении которого есть подозрения, что дело его сфабриковано. Он пару лет назад с гордостью начал формировать «список Титова» из тех, кто сбежал на Запад от преследований и в отношении кого тоже есть подозрения, что дела против них возбуждены не совсем чтобы чисто. Кажется, вернулись, поверив в «гарантии Титова» (он ведь все же «при президенте») около десятка человек. На днях одного из них посадили на три года, указав в том числе Титову его истинные роль и место.
Остается уповать только на первое лицо. Но оно не в состоянии контролировать, даже если бы хотело, ни всех силовиков в совокупности, ни тем более отдельные зарвавшиеся подразделения или начальников. При том что – и вот это тоже важно подчеркнуть – масса «громких» уголовных дел против казавшихся еще недавно «неприкасаемыми» закончились именно справедливыми обвинительными приговорами. А те, кто казались «неприкасаемыми», оказались просто «недорасследованными». А как еще бороться с коррупцией?
И все же теперь сами ответьте для себя на вопросы: это уже произвол и вседозволенность силовиков или еще нет? И надо ли что-то с этим делать? Если надо, то что? И кому?