В Новый год страна вошла с очередной трагедией — в Магнитогорске. Что изменилось в реакции общества, властей, а что остается неизменным?
В реакции общества давно нет единства по отношению к таким трагическим событиям. И это лишь одно из выражения отсутствия ценностного единства в самом российском социуме. В плане сочувствия, впрочем, реакция вполне общая. Устоялась и сравнительно недавняя традиция (пришедшая к нам извне) сносить в определенное место цветы и детские игрушки в память о жертвах. А вот по поводу причин трагедии появились «альтернативные версии». Теперь почти всегда, когда происходит, к примеру, техногенная катастрофа, некоторое количество людей будут вопреки всем уверениями властей и Следственного комитета утверждать, что это был теракт. Тут же находятся «специалисты», которые вам расскажут, что панельные дома так «не складываются» от взрыва бытового газа. Версия теракта обычно порождается оппозиционными по отношению к власти настроениями. Особо «упертые» будут на ней настаивать, отметая не вписывающиеся в нее факты. Им так и хочется, чтобы это был именно теракт — чтобы тут же начать обличать власть и ее спецслужбы за бездеятельность и бездарность. То есть нужна не правда сама по себе, а повод.
Уже довольно большое количество людей почти никогда не верят властям и официальным СМИ, а верят только слухам или публикациям со ссылкой на «анонимные источники в правоохранительных органах». Впрочем, те же официальные СМИ долго шли к этой сомнительной репутации. Рассудить в этой ситуации факты и слухи некому: в стране фактически убит институт независимой экспертизы, особенно парламентской.
А вот там еще на следующий день как-то подозрительно рядом с рухнувшим подъездом еще «Газель» взорвалась, непременно укажут в магнитогорском случае такие конспирологи. И, мол, официальная версия насчет неисправности газобалонного оборудования «не катит», а там, мол, расстреляли троих боевиков. Взаимосвязь с обрушением дома считается как бы заведомо доказанной. Хотя известно, что в терактах вообще-то главное — устрашение и демонстративность. Ее в данном случае нет, — никто не взял на себя ответственность. А нежелание спецслужб пускаться в подробности насчет того, кто же там (их было трое) погиб в загоревшейся (или взорвавшейся) «Газели», может быть продиктовано тем, что они как раз исходят из заведомо скептического отношения части общества ко всем официальным версиям. Так что к чему, как говорится, суетиться. Сказано же, что следов взрывчатых веществе не обнаружено, — чего вам еще надо? В то же время о личностях троих погибших так ничего и неизвестно. Есть ли у них семьи, родственники, может, им надо помочь? Сей вопрос как-то решено не отрабатывать, видимо. Как и не напоминать о том, что «анонимные теракты» вообще-то в нашей стране случались раньше.
Такой вот наброс самых разных версий, фактов и домыслов сильно напоминает историю двух «солсберецких туристов», отправившихся в Англию таращиться на высокий шпиль собора. И после такого наброса уже толком не различает, где может быть неприятная правда, а где чистая фальсификация.
«Секта верящих в теракт» живет со своей верой как-то для столь драматического случая уж слишком спокойно и даже безразлично, — ну, теракт, ну и что дальше? Вы зачем так старались это доказать, что теперь с этим делать сами-то будете? А дальше — ничего, собственно. Привычный, получается, элемент ландшафта русской жизни.
И вот с другой стороны политических баррикад таким «кликушам» («теракт!, теракт!» — все время кричат они) непременно «прилетит» как работающим объективно на расшатывание системы.
А можно посмотреть и еще с одной стороны. Когда теракт, если он и был бы продиктован вполне понятными политическими мотивами, выглядит как версия в чем-то менее «позорная», чем обрушение многоэтажного дома от взрыва бытового газа в большом городе, где, как минимум, есть одно весьма преуспевающее богатейшее предприятие, принадлежащее еще более преуспевающему олигарху. Нет, олигарх, конечно, выделил заметные средства на помощь пострадавшим (и все равно эту тему будут обсуждать на фоне вида его роскошных апартаментов), но подобные катастрофы все же тянут на страну Третьего мира или неблагополучные кварталы мегаполиса страны развитой. При том, что газовиков-монополистов у нас трудно назвать «прозябающей отраслью».
Кстати, помните, как после пожара в кемеровском ТРЦ «Зимняя вишня» недоверие к действиям властей и пожарных, неверие в официальные цифры числа погибших вылились практически в массовые беспорядки? Пришлось проводить «экскурсии» по моргам. Кстати, там «дыма без огня» все-таки и не было, — местное пожарное начальство в результате оказалось под следствием за коррупцию, да и руководство МЧС поменялось.
В Магнитогорске действия местных властей выглядели более адекватными в публичной части. Губернатора области Бориса Дубровского вроде не упрекали, что он как-то «не так» с кортежем подъехал к месту трагедии, за что в Кемерове досталось теперь уже экс-губернатору Тулееву.
Однако будьте уверены, после трагедии в Магнитогорске и появления ряда публикаций, выпадающих из общего строя, еще более усилятся попытки ввести наказание за так называемые «фейковые новости». Чтоб не было лишних девиаций по сравнению с пресс-релизами силовых структур.
Зато все подметили дорогую шубку министра здравоохранения Вероники Скворцовой. Была ли шубка уместна на руинах? А как министру быть? Что же ей в самолете переодеваться в телогрейку? Не знаю. Может быть. Зато в чиновниках выработалась привычка лично присутствовать на месте трагедии, что призвано символизировать их заботу и участие, а также эффективность. Хотя именно с последним всегда проблемы: ну какая может быть эффективность, если без пинков со стороны первого лица по стране и отрасли ничего толком не заработает.
Пока в наших чиновниках нет привычки искать точное соответствие собственного публичного образа характеру происходящего действия. С третьей стороны, президент со своей стороны все сделал вроде правильно. Он же не мог не приехать 31 декабря. Хотя все равно были «недовольные», что он не перезаписал новогоднее обращение с учетом трагедии в Магнитогорске. Которым, этим недовольным, на самом деле, его обращение и все его содержание глубоко «по барабану».
Чудесным образом из-под обломков через много часов спасли мальчика Ваню. Это как новогодняя сказка. Но все равно многие обратили внимание, что спасать ребенка до конца повезли опять в Москву, потому что больше некуда.
Доступность качественной медицинской помощи — востребованная в народе тема. Поэтому каждое новое свидетельство регионального медицинского неравенства будет восприниматься все острее: мол, в Америке не возят же всех жертв катастроф или стихийных бедствий в Вашингтон или Нью-Йорк.
В каждом регионе есть специализированные центры медицины катастроф, которые построены и финансируются как раз для таких ситуаций. Правда, в последние годы участились случаи судебных исков к этим центрам со стороны разных служб — от энергетиков до охранных структур. За неплатежи по счетам. Это косвенно плохой признак. Если не платят вовремя по счетам, значит, и лечить на должном высоком уровне не могут? С третьей стороны, а куда еще везти мальчика Ваню, как не в Москву? И не только потому, что там действительно лучшие специалисты, а еще и потому, чтобы показать высочайшую заботу. Это еще и пиар, если угодно. К тому же в Москве проще решить сопутствующие бюрократические и финансовые проблемы. С теми же пресловутыми квотами на оказание высокотехнологичной медицинской помощи, если понадобится.
Нигде в мире, кажется, нет уже сейчас такой уродливой системы с этими квотами, которые надо доставать и пробивать, а если не достанешь, то лечись за деньги или помирай. Везде в общем либо есть медицинская страховка соответствующего уровня, либо ее нет. И только в Российской Федерации не деньги идут за пациентом, а царит «плановое» хозяйство:
квоты на высокотехнологичное лечение выделяются заранее, исходя из теоретических (умозрительных) расчетов и финансовых возможностей. И квот всегда не хватает. При этом мне лично непонятно, почему в других отраслях может быть кредитное или дефицитное финансирование (дефицитный бюджет, например), а в медицине не может быть. Вот поэтому мальчиков Вань возят и будут возить спецбортом (который предоставила одна негосударственная структура, к медицине имеющая весьма опосредованное отношение, а к МЧС еще более опосредованное) в Москву, а другим собирают деньги на лечение путем СМС-пожертвований по телевизору.
То есть в стране, если случается беда, то ресурсов и оргусилий хватает на решение конкретной локальной задачи ликвидации последствий. При этом всей правды о произошедшем и тем более о его причинах мы, скорее всего, не узнаем и давно с этим смирились. А если и узнаем, то не всему поверим. Мы чтим конкретных рядовых спасателей. Но крайне недоверчивы по отношению к организаторам-руководителям спасения. Хотя все жалобы и просьбы все равно направляют им же. А когда где-то рванет в следующий раз, мы снова будем гадать, что это было — наш неизбывный бардак или диверсия. И четкого ответа на вопрос, какое из этих двух зол хуже, так у нас и нет.