По интернету «прогулялся» ролик, на котором молодые люди (в основном студенты) отвечают на вопросы по русской культуре и истории. От просмотра остается тягостное впечатление. Респонденты выглядят чудовищно невежественными, отвечая на простые вопросы из школьной программы.
Ролик был показан министру культуры Владимиру Мединскому. Епископ Тихон Шевкунов разразился гневной колонкой. Чуть позже одна из опрошенных возмутилась: оказывается, ее ответы были смонтированы так, чтобы выставить ее полной дурой, а на самом деле она отвечала правильно. Тут многие облегченно вздохнули: не так уж глупа наша молодежь, как ее рисуют. Однако осадок остался.
Если внимательно пересмотреть видео в свете разоблачений обиженной студентки, то в тех местах, где нет никаких признаков монтажа, при произнесении опрашиваемыми законченных фраз видно, что они все же «путаются в показаниях». И как минимум сомневаются в ответах на такие вопросы, которые, адресуй их выпускникам приличной советской школы, вызвали бы недоумение самой своей постановкой. Мол, ты меня за идиота держишь что ли, чтобы такое спрашивать, это же общеизвестный факт. Так что Шевкунов не так уж не прав в своих сетованиях.
И тут встает вопрос: а что, собственно, сегодня должен знать современный молодой человек, чтобы не выглядеть дремучим невеждой, в которого можно всякому образованцу тыкать пальцем, поминая всуе творцов системы ЕГЭ? Что есть нынче необходимый набор знаний?
Если раньше история революции 1917 года и Великой Отечественной войны считались каноническими знаниями (а незнание их — почти антирежимной ересью), то сейчас иные «релятивисты» не видят ничего ужасного в том, что молодое поколение путается при ответе на вопрос, кто там кого сверг в 17-м и почему. Раньше «10 сталинских ударов» отскакивали от зубов не только отличника, но и хорошиста. Сегодня успешный «манагер по продажам» — молодой и хорошо одетый манкурт (это слово имеет определенную коннотацию, молодые люди, — погуглите) может легко поместить полководцев Отечественной войны 1812 года на поля сражений Великой Отечественной.
У нас в 9-м классе по географии, чтобы получить хорошую оценку, надо было выучить все столицы мира. Сегодняшний хипстер-путешественник, в принципе, может отправиться в Будапешт (в смысле Венгрию), думая, что летит в Стамбул (в смысле в Турцию). При этом его естественной реакцией на откровение, что второй еще и бывший Константинополь, будет примерно такая: «Да ты че?!» Я бы сам до этих примеров никогда не додумался, если бы они не были почерпнуты из практического опыта общения с теми, кто уже среди нас.
И если вы ждали пришельцев из иных миров, то вот они. Иные. И готовы управлять страной, строить мосты и лечить людей.
«Релятивисты» готовы встать на защиту нашего будущего. Мол, а зачем им эти все знания: как звали лошадь Вронского, кто был членами «Могучей кучки», да и даже кто такие Ленин, Троцкий и против кого воевала Россия в Первой мировой? Скоро ведь весь мир будет опутан искусственными нейронными сетями, и подсказка в нужный момент услужливо всплывет в незамутненном мозгу. Или можно будет воспользоваться очками «Гугл», которые ответ на вопрос с подвохом оперативно «транскрибируют» прямо на сетчатку глаза. Если только Роскомнадзор, конечно, не запретит очки «Гугл» на территории Российской Федерации как неправильно обрабатывающие персональные данные.
При рассказе о том, что современные американские школьники не умеют писать от руки и почти не пишут, ценители культуры прописей в российской школе воскликнут: какой ужас! Хотя зачем им писать, если они все делают на компьютере? А скоро вообще будут вводить тексты голосом. Те же юные американцы не умеют — и не пытаются научиться — складывать столбиком.
«А если после ядерной войны сгинет вся электроника, как они будут обходиться?» — злорадствует воспитанник старой советской школы. Который всегда готов к Апокалипсису. Что в войне с Америкой, что с прорывом отопления в минус 30 и перебоями с сахаром и гречкой.
И пока он так злорадствовал под юморески Задорнова над «тупыми пиндосами», в западном высшем инженерном образовании напрочь исчез за практической ненадобностью боготворимый нашими «умельцами от Бога» сопромат, а предмет «черчение», который был в советской школе, заменен соответствующим софтом. Соответственно, где мы, умеющие складывать и вычитать столбиком, сейчас по уровню технологического отставания и где «тупые пиндосы»?
Когда «релятивисты» оправдывают нынешних Митрофанушек (опять погуглите), что, мол, а зачем им все это в нынешней практической жизни, то уместен вопрос: а что тогда нужно? Может, прав был один наш экс-министр образования, когда говорил, что школа должна растить потребителей? Может, правы и те, кто выступает за отмену в школе предметов по отдельным дисциплинам в пользу «междисциплинарного подхода»?
Должна ли, скажем, русская классическая литература и ровно те же ее произведения, что изучали в советской школе, входить в «минимальный образовательный уровень современного человека» в той же степени, как они входили до эпохи интернета, глобализации, инфотейнмента с инстаграмом с некоей Настей Самбурской в «хитах» с расценками за рекламный пост (говорят) «от 350К», «вставания с колен» и «Википедии»? Тот же вопрос относительно знаний по русской истории, вдобавок к следующему: а почему до сих пор эта русская история изучается в отрыве от общемировой? Какой набор естественно-научных знаний необходим?
Достаточно ли сведений о ненадобности совать два пальца в розетку и о предосторожности, если уж приспичило лить воду в кислоту, а не наоборот (тем паче что эти сведения, актуальные для обслуживания автомобильного аккумулятора, сегодня утратили актуальность ввиду отсутствия обслуживаемых аккумуляторов)?
И тут из-за угла выходит известный американский культуролог и педагог Эрик Хирш (нет, известный индекс — не его) со своей концепцией лингвокультурной грамотности. В рамках которой он описывает формирование нужных способностей и познаний носителей англосаксонской культуры для адекватной коммуникации с носителями других культур в современном мире. По его определению, культурная грамотность «делает нас хозяевами стандартного инструмента познания и коммуникации, тем самым позволяя передавать и получать сложную информацию устно и письменно». Его книга «Cultural Literacy: What Every American Needs to Know» стала бестселлером в конце 80-х. В ней, в частности, для удобства родителей и учителей перечислены 5 тысяч, условно говоря, «фактов», без знания которых человек не может считаться образованным и готовым к жизни — и коммуникации с себе подобными! — в современном мире.
Было бы неплохо иметь аналогичную популярную книгу и у нас. Причем для подтверждения своей особой духовной роли в этом циничном и разлагающемся мире называть ее «10 тысяч фактов, которые обязан знать каждый современный русский человек».
Речь, повторю, не об образовательных стандартах, написанных Минобром на птичьем языке (я читал такие «произведения» — это нечто), а именно о популярном издании. Притом содержание актуальных «современных знаний» все равно будет привязано к традиционным академическим дисциплинам. А не к отдельным «кейсам», которые якобы научат правильному жизненному поведению, а больше, мол, не надо.
В прошлом году уже 88-летний Хирш выпустил новый бестселлер под простым, как выстрел, названием «Почему знания важны». Подзаголовок: «Спасая наших детей от провалившихся образовательных теорий» (Hirsch E.D. Why Knowledge Matters: Rescuing Our Children from Failed Educational Theories. Harvard Education Press, 2016). Провалившиеся реформы он критикует, в частности, за то, что они делали акцент на получение учениками навыков к (само)обучению в быстро меняющихся обстоятельствах современного мира. Но в ущерб качеству самих знаний.
В то же время, как отмечают другие исследователи, актуализация определенных знаний не может не меняться в зависимости от времени. Что, в частности, может вызвать «провокационный вопрос» насчет актуализации той же русской классической литературы сегодня. Ведь она создавалась в совсем иных общественных условиях. Зачем она сейчас-то? В этом смысле «ценностной» преемственности может быть куда больше при изучении Шекспира в университетах англосаксонского мира, нежели при изучении пьес Островского и романов Достоевского в современном русском мире. Или не больше? Наверное, актуальна она «всего лишь» потому, что после нее ничего лучше не создано. Не Акунина же с Пелевиным в школе изучать. Но это субъективное мнение.
На данный вопрос надо бы дать объективный ответ, в том числе определившись, наконец, с базовой ценностной ориентацией современного российского общества.
Делать вид, что можно скрестить советское и имперское наследие безболезненно — утопия, ведущая к ценностному и идейному вакууму.
На каковой основе, согласитесь, трудно легитимировать любые «минимально необходимые знания». А такая легитимация знаниям необходима примерно, как необходима легитимация, скажем, любому политическому режиму.
Пора, наконец, разоблачить — в том числе на бытовом уровне — релятивистский подход, спекулирующий на наивных вопросах типа «а зачем это ребенку в жизни?». Такие вопросы дискредитируют любые знания и оправдывают невежество. Которое, в свою очередь, ведет к уничтожению общего культурного кода не только для взаимодействия внутри общества, но и для взаимодействия этого общества с внешним миром. По отношению к которому оно становится неконкурентоспособным заповедником цивилизационной архаики. Куда можно водить экскурсии, как в «Парк Юрского периода», но с которым не о чем разговаривать и нет основ для сотрудничества ни в политике, ни в экономике, ни тем более в технологиях.
«Но как же тогда специализация?» — воскликнет тут какая-нибудь мамаша-прагматик. Если в старших классах учить в равной степени все предметы, то как готовиться к ЕГЭ по профильным? Зачем мальчику история, если он пойдет в физики/математики, чтоб потом, к примеру, свалить туда, где ценят STEM настолько, что дают под это рабочие визы? Или зачем мальчику химия/физика, если он собрался на юридический или «чего-нибудь там управления», чтобы стать таким же героем нашего времени (но не лишним человеком, опять коннотация, — «google it»), как убиенный Вороненков, только посмышленее в выборе методов работы?
На начальных курсах многих вузов отчаявшиеся от вида нескончаемого потока «продукта ЕГЭ» (так они их определяют, хотя в самом отношении к ЕГЭ как более объективному способу оценки, нежели включение в блатные «списки деканата», они неправы) начинают введение в специальность с ликбеза по части общеобразовательных знаний, пройденных мимо в школе. Оттуда далее ведет протоптанная с советских времен дорожка с указателями типа «сопромат» и т.п., которая, как выясняется, уже не ведет «к храму» технологий. А ведет в технологический тупик. К «храму», возможно, на уровне университетов ведет дорожка предельной индивидуализации обучения студентов. Которые выбирают каждый свой набор предметов, разную скорость прохождения курса подготовки и т.д. Весь мир движется в этом направлении.
То есть в одном университете по одной специальности может быть столько разных по своим особенностям курсов, сколько там обучается студентов.
Но тому способствуют две важнейшие предпосылки, отсутствующие в нашей стране: во-первых, востребованность таких специалистов на рынке, в экономике, при достойной зарплате и перспективах карьерного роста. Во-вторых (это касается США и Великобритании), платность высшего образования. Когда потраченные, условно, $50 тыс. в год на обучение (дали родители или взял кредит, который в конце обучения может вырасти до $250–300 тыс., и их надо отработать) мотивируют к максимально ответственному отношению к учебе. Но мы и тут идем своим путем. Который ведет пока лишь к тому, что быть безграмотным, невежественным, но притом оптимистично смотрящим в будущее полудебилом и полуманкуртом — не стыдно. Ибо по-прежнему: меньше знаешь — крепче спишь.