На импровизированном новогоднем столе среднерусской бедной семьи — все самое дефицитное. Вот жидкость для мытья окон, вон, рядом со шпротами — лосьон для бритья, изумительный вкус. Яйца под майонезом можно спрыснуть сверху дезодорантом, там тоже спирт. Догнаться можно валокординчиком. Или оставить его на утро, когда голова будет ломиться от «Голубого огонька» и принятых на грудь эрзац-опьянителей…
Примерно так, видимо, видят «свой народ» регуляторы из комнадзоров, чья бюрократическая суета по составлению списков запрещенного для продажи по следам массовых отравлений в Иркутске «Боярышником» (якобы жидкость для ванн) достигла поистине кафкианского маразма. Мы ж, как известно, рождены, чтоб Кафку сделать былью. На полном серьезе обсуждалось накануне Нового года введение рецептов на валокордин и запрет продажи зеленки и йода. А парфюмерию на местах (где у нас, как известно, все перегибы и бывают) зачистили просто не по-детски.
Когда зимой при использовании «незамерзайки» в качестве стеклоомывателя в салон автомобиля проникает запах давленных клопов, помяните незлым тихим словом людей, ради которых легальные стеклоомыватели стали производить с таким запахом (в основе — изопропиловый спирт, видимо).
Раньше алкаши пили стеклоочиститель, а теперь вроде как не должны. И за это их воздержание вы должны травиться в салоне своего пусть даже дорогого авто так, чтобы к концу дня от такой езды самому уже быть «под кайфом».
Вряд ли эта вонь укрепляет ваш организм. Зато вам должно быть гордо от того, что вы ее нюхаете как бы из солидарности с теми, кого можно считать «социальным дном». С дном этим являете вы свою солидарность по воле властей предержащих. Так что нюхайте с осознанием гражданского долга.
Солидарность предстоит распространить на новые категории товаров. Дело в том, что «дно» хотя и пропило последние мозги, но согласно законам дарвинизма все время приспосабливается к тому, чтобы словить кайф и отключить то, что уже пропито, с помощью все новых средств, которые еще находятся в свободной продаже. Не так давно «дно» торкало от «крокодила», который оно добывало из обезболивающих кодеинсодержащих препаратов, продававшихся в аптеках без рецепта. Но мы всей остальной страной нормальных людей вошли в положение маргиналов, чтобы они, не дай бог, не скопытились раньше отпущенного им времени, и смирились с запретом свободной продажи таких препаратов. Мы стали больше платить в прямой или косвенной (тратя время, которое тоже деньги, на получение рецепта) форме за аналогичные препараты.
Введен этакий налог на «солидарность с дном».
Однако «дно» продолжало искать новые способы «забыться». В ход пошел «Боярышник». После отравления более сотни человек в Иркутске власти ввели местное ЧП, запретив все спиртосодержащее. Остальные, мол, должны понять и проявить ту самую солидарность.
Вице-премьер Александр Хлопонин от имени правительства начал оперативно путаться в заявлениях и опровержениях. Видимо, из солидарности с «днищем» нам предстоит смириться с запретом продавать без рецепта еще и валокордин. Средство, по мнению современных медиков, бесполезное, а в Америке так и вовсе считающееся варварским. Но у нас к нему привыкли миллионы людей старшего поколения. Может, как к «эффекту плацебо», но это факт. Теперь им придется «солидаризироваться» с маргиналами и тащиться в поликлинику, записавшись загодя за две недели через портал госуслуг по интернету, что страшно удобно, как известно, всякому пенсионеру. Чтобы получить рецепт на свои 40 капель на ночь.
«Дно» на этом остановится? Нет. Оно найдет, чем «торкнуться». Даже если это будет в последний раз. В магазинах еще полно бытовой химии, стиральных порошков и клея. Осталось, увы для нас, кое-что и спиртосодержащее.
Мы все должны, по логике властей, скинуться сейчас на повышение акцизов, чтобы все спиртосодержащее стало недоступно для людей опустившихся и неизбежно дороже для нас самих.
Если маргиналы найдут еще что-то доступное для себя среди привычных нам товаров, то мы должны будем пойти на новые неудобства и повышение цен, чтобы они, не дай бог, не отправились на тот свет не через год от хронического алкоголизма и сопутствующих болезней, а уже через неделю от острого пищевого отравления.
Власти не хотят идти иным, более гуманным по отношению к нормальным людям путем, сделав доступным этой категории горе-сограждан какое-нибудь пойло, которое было бы им по карману и отвлекло бы от «Боярышника», стеклоомывателя, производимого на основе этанола, и прочих привычных ранее нам вещей, включая дезодоранты. К которым часть населения, как ни покажется странным там им наверху, привыкло.
Может, неприлично называть этих людей маргиналами? Вон, к примеру, в Иркутске среди отравившихся «средством для ванн» оказалась молодая воспитательница детского сада. По каковому поводу можно, конечно, пустить слезу сочувствия и одновременно социального протеста: бедная молодая женщина, до чего довел ее «кровавый режим», платя столь нищенские зарплаты воспитательницам детского сада, что они не могут позволить себе напиться легальной водкой. Попутно, правда, встает вопрос: а вот вице-премьер Хлопонин отдал бы своих детей в детский сад, где воспитательницы пьют «Боярышник»?
Может, все-таки вопрос не в бедности, которая, как известно, не порок? А в общей человеческой деградации? И человек, опустившийся до распития лосьона, не должен работать в детском саду ни за какую зарплату.
А человеческая деградация не лечится только лишь повышением акцизов на алкоголь. Она вообще повышением акцизов и запретами продажи того, что можно, теоретически, выпить, не лечится. Таковое «лечение» — ответственность правящей элиты по большому счету. Элита должна задавать общественные стандарты поведения, повышая их, а не присматриваться к тому, что там «ниже плинтуса», чтобы это «ниже плинтуса», которая часть, прости Господи, электората, нечаянно не обидеть.
Кстати, именно по последней причине, думаю, г-н Хлопонин по поводу валокордина по рецептам погорячился. Это товар массового спроса среди бедных слоев населения. Настроение которых власти, как правило, чуют плохо, но на всякий случай опасаются. Введение рецептов на валокордин может стать сотворением себе «социального геморроя» на ровном месте.
Вместо трудной и многогранной работы по борьбе с наркоманией и алкоголизмом (начиная от спортивных площадок и клубов и кончая созданием возможностей для роста и самореализации людей — всего не перечислишь) у нас идут путем повышения цен на легальный алкоголь, причем делая крепкий алкоголь гораздо более доступным по цене, чем вино и пиво (во всем мире как раз наоборот). А также путем введения новых ограничений на товары, которые могут быть использованы в качестве суррогатов опустившимися согражданами.
Публицист-провокатор Александр Невзоров поставил вопрос резче: а надо ли вообще «спасать» тех, кто опустился до распития лосьонов и жидкостей для ванн? Я не считаю, что он в такой постановке вопроса неправ. Речь о свободе выбора. Еще и наш президент как-то говорил: если кто-то захочет утонуть, то он утонет. И он категорически прав, наш президент.
Разъяснять даже самым опустившимся людям, что у них есть шанс, — да. Помогать этот шанс не упустить — тоже да. Всячески содействовать, если люди захотят встать на путь реабилитации, в том числе за государственный счет, если они бедны, — трижды да. Вопрос о принудительном лечении — уже спорный. Многие считают, что любое принуждение бессильно, если на то нет воли самого человека. Наверное, для кого-то возможно принуждение по настоянию родственников.
Но если такие «люди дна» сознательно (хотя это слово, наверное, не совсем тут применимо) хотят пить то, на чем написано «не употреблять внутрь» или даже «ядовито», то пусть они пьют это. Их предупредили.
Если они не вняли предупреждению и хотят отравиться, то пусть травятся. Все равно ведь найдут чем («если кто-то захочет утонуть…»). Если уж государство не хочет продавать легально дешевый, отвратительный, но не ядовитый непосредственно алкоголь, пытаясь заработать на акцизах. Выступая, таким образом, косвенным соучастником «острого пищевого отравления», в чем оно признаваться не хочет.
Завтра эти опустившиеся люди могут захотеть отхлебнуть бензина, уксуса или ацетона, доставлять себе кайф посредством пропускания через себя электрического тока. Они могут увлечься иными способами членовредительства. В принципе, опасны целлофановые пакеты и простые веревки. По какому-то досадному недоразумению все еще свободно, без рецепта продается чай. А также спички несовершеннолетним без предъявления паспорта. И кухонные ножи. Разных таблеток можно наглотаться до бессознательного состояния.
Если начать в аптеках продавать по рецепту вообще все, то никаких врачей не хватит их выписывать. Трудно предугадать, что еще может придумать сумрачное сознание.
Почему все остальное общество должно равняться в своем поведении на низы? Откуда это подобострастие властей перед маргиналами? Из советского прошлого, когда сама принадлежность к «рабочему классу» или сельской нищете считалась «классовым достоинством»? Чувствуется что-то горьковское, который в буквальном смысле «На дне» искал посконную правду бытия. Впрочем, Алексей Максимович был большой идейный путаник. Он потом и в ГУЛАГе такую же «правду» отыскал.
Или это такая преломленная «достоевщина», согласно которой каждая Сонечка Мармеладова, ныне работница детского сада, распивающая спиртосодержащие лосьоны с «хахалями на час» в грязных подъездах, заброшенных домах или прямо на загаженном пустыре, считается носителем таких «скреп», которые непременно надо спасать всем миром и, главное, за счет этого мира? Мне кажется, что не надо.