Я простояла в пробке почти час. Я хотела кофе и немного отдохнуть.
— Кофейный аппарат сломался, — невозмутимо сообщил сотрудник кофейни. — Кофе будет через час.
Конечно, было бы лучше, узнай я об этом до того, как отстояла двадцатиминутную очередь. Табличку бы, что ли, повесили…
— Извините, — без малейшего сожаления бросил человек за стойкой. — Следующий!
— Подождите, автомат для размена денег сожрал мою банкноту, кто может помочь?
Человек закатил глаза. Не сказать, чтоб скоро, но точно также закатила их тетенька — не сказать чтоб приветливая, но зато имеющая власть над подворовывающим автоматом.
Шум, гам, крики усталых детей, толпа.
Я шла к машине, припаркованной черт знает где, потому что ближе было все забито, и кипела от возмущения.
Я понимаю, август. Все едут в отпуск. Вы просто не справляетесь с потоком. Ну, так наймите сезонный персонал, добавьте людей и кофемашин, чтобы не приходилось толкаться и стоять в очередях.
И закончите уже этот проклятый ремонт дороги — или хоть приостановите на время самого жесткого трафика! Это же не дорога, это адище какой-то.
— А где кофе? — спросил муж.
— Не та уже Германия! — скорбно ответила я. — Не та!
В первый раз мы поехали в Европу на автомобиле почти пятнадцать лет назад. Белоруссия, Польша, Германия, кусочек Бельгии, Франция — мы стартовали из Москвы сразу после поездки в славный город Северодвинск, предварительно вытащив из багажника палатку, лопату, резиновые сапоги и греющие свечки, которые брали с собой из соображений «Случись что в тайге — одна свечка поднимает температуру в палатке на один градус».
Все казалось мне прекрасным. Даже разбитые польские дороги, на обочинах которых я покупала клубнику, путаясь в злотых и смущенно хихикая от комплиментов галантных панов.
Мы гуляли по Берлину, ели вафли в Брюсселе и въехали во Францию под песни Ива Монтана. Аккуратные заправки, чистые парковки, пустые автострады, по которым можно ехать сто тридцать, а не тошнить в единственной полосе за издыхающим лесовозом, как на трассе «Холмогоры». И люди! Люди, которые мне улыбались, и совершенно неважно, что они думали обо мне на самом деле.
После разбитой мрачной дороги в Архангельск, где не то что кафе, туалетов на заправках не было, мне казалось, что я попала на другую планету. Жизнь на ней так разительно отличалась от привычной, что каждый раз по возвращении на родину я стенала: ну почему у нас не так? Почему у нас нет чудесных уличных кафе, живописных парковок со столами, хорошего кофе на каждом углу? Почему любая поездка по России — это полный опасностей и гаишников квест, который не пройти без лопаты и греющих свечек?
Потом времени стало меньше, и мы пересели в самолеты. Авиапутешествие — это что-то вроде трансгрессии из «Гарри Поттера»: сел, заснул, проснулся за тысячи километров от дома. Закрыл глаза в снегах, открыл — а вокруг пальмы.
Все аэропорты более или менее похожи, и если летаешь часто, обязательно наступает момент, когда на минуту теряешься: это еще «Шереметьево» или уже «Портела»?
И вот этим летом мы решили опять поехать на машине. По маршруту «Москва — Лиссабон». Шесть дней путешествия по прекрасным европейским дорогам. Мы будем заезжать в прелестные маленькие городки, устраивать пикники на обочине и чувствовать себя совершенно свободными — хотя бы на время отпуска.
На границе с Белоруссией из кустов выскочил полицейский: вы превысили скорость на десять километров. Мы так давно не видели на дорогах живых гаишников, что даже немного обрадовались.
Литовские пограничники абсолютно проигнорировали кота в машине, но зато живо поинтересовались, сколько мы везем сигарет и алкоголя.
— Кот чипирован, привит, вот документы, — намекнула я.
Пограничник кивнул и погнал меня декларировать единственный блок сигарет. Я запихнула кота обратно в машину, подумав: ты мог бы быть породистым, краденым или набитым наркотиками. Ты мог бы быть живым биологическим оружием, но всем плевать.
Первый очаровательный маленький городок попался нам в Польше. И мы разглядели его во всех деталях — потому что стояли в пробке. Дорога от границы с Литвой почти до самой Варшавы пролегает прямо через такие вот маленькие очаровательные городки.
По узким улицам исторических центров ползут, плюясь дымом и выхлопными газами, фуры. Сотни груженых фур.
Это может занять полчаса или полтора, и потому на более или менее свободных участках дороги поляки начинают обгонять. Обгоняют они страшно, вылетая на встречку и заставляя тебя тормозить, прижиматься к обочине и вспоминать батальную сцену из фильма Анджея Вайды «Летна». Ту, где кавалеристы с саблями идут на танки.
— Большая страна, — уважительно сказала я на седьмой час пути. — Я бы даже сказала, бесконечная.
— В Германии нагоним, — утешил муж.
Мы въехали в Германию и встали в пробку. В лесу. Зря свечки выложили, подумала я. Немцы люди основательные. Если уж они за что берутся, то делают это на все сто. Этим летом, очевидно, они взялись за ремонт дорог.
Мы ползли по берлинской объездной так долго, что мне начало казаться: сейчас Волоколамка, потом Ленинградка, а потом и в Ховрино свернем.
И на четвертый день пути, когда мы остановились в крошечной аквитанской деревне, я задумалась: что случилось? В португальском языке есть слово morabeza — беспричинное ощущение счастья.
Куда делась моя morabeza, которая раньше обрушивалась на меня, стоило только пересечь границу с Евросоюзом?
Ведь не в пробках же дело, и не в очередях — я живу в Москве, я что, пробок не видела? А уж очереди вообще дело обычное что у нас, что у них. Полтора часа на паспортном контроле во Франкфурте, полдня в каком-нибудь португальском госучреждении — дело-то житейское.
Я давно знаю, что в Европе не рай. Что девочка-подросток, которая живет на берегах прекрасной Дордони, мечтает вырваться из своей деревни точно так же, как девочка, живущая в городе Вельск. Я знаю, что в больших европейских городах с каждым годом все меньше маленьких семейных магазинчиков — аренда дорожает, корпорации наступают. Я знаю, что хозяйка пекарни, у которой я купила горячие круассаны, еле сводит концы с концами. Но дело же не в этом, да? Рая нет, по крайней мере, в этой жизни.
Просто такого разительного контраста больше нет. Я и не заметила, как вещи, поражавшие меня в Европе, стали частью моей обычной российской жизни.
Трасса «Холмогоры» обросла заправками, кафе и парковками в лесу. Убитые псковские грунтовки ничем не отличаются от таких же в Литве. В Москве я могу заказать почти любую справку через интернет, не высиживая гигантские очереди в госконторе. Я могу поменять тариф сотовой связи нажатием двух кнопок в мобильном приложении. И не надо, как в Португалии, тащиться в офис оператора. Все это стало таким привычным, таким обыденным, что отсутствие этих услуг вызывает раздражение.
Что-то лучше, быстрее и комфортнее у них. Что-то у нас.
Но главное — это все-таки люди. Примерно одинаковая озабоченность на лицах. Потому что жизнь — она не сахар, и денег всегда не хватает, и все дорожает, а правительству наплевать. Собрать в школу ребенка, оплатить коммуналку, купить стиральную машину в кредит. Сказать «Париж — это не Франция». Или «Кого в Мадриде волнует, как мы тут живем в Ла-Манче».
Мы стали похожи — небогатые остатки среднего класса, немцы, итальянцы, французы, испанцы и португальцы. Мы одинаково устали от политики, торговых войн и попыток залатать дыры в семейном бюджете. С поправкой на географию, мы все более или менее одинаковые.
Нет, Европа не стала хуже.
Она просто стала ближе.