Самым модным местом этого сентября стал Великий Новгород. Еще в августе активисты сообщили, что важному участку археологических исследований — Троицкому раскопу-XVII — угрожает опасность: до конца этого года на его месте должна начаться стройка Национального историко-археологического центра, а исследования закончить не успевают. Это грозит уничтожением культурных слоев. Появились, во-первых, воззвания к волонтерам с просьбой приезжать хоть на день или два, а во-вторых, петиция с требованием о переносе раскопок на следующий год. На фоне скандала к месту событий в массовом порядке стали стягиваться добровольцы и журналисты федеральных СМИ.
Всех в основном обеспокоила судьба берестяных грамот, которые прекрасно сохраняются в местной влажной почве. Средневековые новгородцы переписывались весьма активно. Большая часть сообщений касаются разных сторон экономической жизни: оплаты товаров и услуг, долгов, налогов. Но есть и другие жанры, они впечатляют куда сильнее.
Вне конкуренции, конечно, мальчик Онфим, который оставил нам много грамот. По ним можно проследить, как он учился писать — и как развлекался в свободное время. На одной он нарисовал нелепое существо о четырех ногах и подписал: «Я зверь». На другой изобразил себя в виде всадника, поражающего копьем врага. Наверное, всякий из нас, кому было семь лет, делал примерно так же.
Есть и свадебные поздравления: Милуша из XII века направила такое пожелание Косе Великой к ее грядущему браку со Сновидом, какое сегодня не решится воспроизвести ни одно приличное издание (гугли «грамота номер 955»). Зато, по крайней мере, сегодня мы знаем, что средневековые женщины знали толк в удовольствиях.
В меньшем количестве берестяные послания находят и в других городах. Примечательна грамота номер 35 из Старой Руссы. К чисто хозяйственному сообщению о том, сколько денег нужно взять у торговца, добавлена озорная приписка: «Якове, брате, [люби] лежа!», где вместо «люби» использован нецензурный глагол, который легко подставит сюда каждый взрослый носитель русского языка.
Пожелание «брату Якову», конечно, не буквальное. Означает: не выделывайся, будь как все, не совершай лишних движений. Легко представить, как выражение «[люби] лежа» с тем же смыслом используется в современной мужской компании. Даже жаль, что формула теперь забыта.
Почему-то именно такие археологические курьезы делают жителей Древней Руси особенно понятными и близкими современному человеку: оказывается, 900 лет назад они разговаривали друг с другом с той же интонацией, что и мы сегодня.
Но одно дело — дружеский юморок, а другое — когда в том же духе, хоть и приличными словами, выражается ответственное лицо. А ведь именно к пожеланию «не выделываться» сводится риторика директора Новгородского музея-заповедника Сергея Брюна.
«Горько видеть, как из-за дезинформации двух людей, поработавших буквально пару дней на раскопе и придумавших себе «миссию спасения» от несуществующей угрозы, моим коллегам, прежде всего нашим археологам, приходится отвлекаться от работы ради того, чтобы отвечать на вопросы об «уничтожении», — написал он в начале сентября.
А в недавнем интервью местному отделению ВГТРК добавил: «Я жду следующей петиции: «Прокопайте глубже материка, чтобы обнаружить возможные остатки динозавров и метеоритов».
Шпильки чиновника направлены в адрес активистов, якобы напрасно поднявших шумиху. Брюн заявил, что раскопки, по прогнозам, должны быть закончены до конца года, а «если археологи не справятся и не успеют, музей будет обращаться в [федеральный] Минкульт с просьбой перенести стройку», говорится в репортаже новгородского ТВ.
Нельзя сказать, что широкая общественность поверила обещаниям. Не в последнюю очередь из-за обесценивающей риторики.
Но есть и более важный фактор, который поддерживает общий уровень тревожности. Дело в том, что волонтеры и, шире, неравнодушные наблюдатели, привлеченные скандалом, — это, в основном, люди с хорошим образованием, многие — с управленческим опытом. Разумеется, в научный процесс они не лезут, но организация столь важного для страны раскопа вызывает у них закономерные вопросы — от бытовой неустроенности до работы с добровольцами, когда ценный вроде бы ресурс практически никак не координируется. Один мой знакомый археолог, имеющий за спиной два десятка экспедиций, весьма удивился, узнав, что на раскопе, который вроде бы срочно нужно спасать, существуют выходные.
Это далеко не все странности, которые бросаются в глаза. Есть и то, о чем еще никто не говорил. Но кое-что лучше пусть будет не высказанным. Пока что. Но, как бы то ни было...
Берестяные грамоты — вещь бесконечно хрупкая и бесконечно ценная. Давно уж нет ни Онфима, ни Якова с братом-матершинником, ни Косы Великой (надеюсь, Сновид ее не подвел); не станет однажды ни Сергея Павловича Брюна, ни меня, ни тебя, дорогой читатель; все великие несчастья и малые радости, которые мы сегодня переживаем, исчезнут. А живые голоса из средневекового Новгорода останутся. Они будут так же выразительно говорить с теми, кто будет здесь вместо нас, на сотни и сотни лет удлиняя их личную историю, а значит и, пропорционально, ответственность — перед настоящим, прошлым и будущим этой земли, этой культуры, этого языка. Как минимум.
На самом деле новгородские грамоты, как и, например, санскрит, являются всеобщим достоянием. А не только музейных чиновников. И даже не только ученых. Вот почему мы имеем не только право, но и обязанность начинать беспокоиться, если существует даже малейшая угроза для берестяных грамот: бить тревогу, «отвлекать коллег» директора, требовать объяснений, подписывать петиции, ехать волонтером (по возможности). Это может и должен делать каждый, независимо от того, сколько дней он провел на раскопе — десять, два или вообще ни одного.
А вот как правильно, к взаимной пользе наладить работу с общественностью — это уже задача ответственных лиц. Не уверен, что шутки про «динозавров и метеориты» здесь помогут.
Чего общественности сейчас, пока раскоп-XVII не достиг материка, точно не стоит делать — так это пускать проблему на самотек.
Выражаясь по-древненовгородски, «[любить] лежа» не время.
Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.