Как выглядит жизнь москвича? В представлении жителей других городов это человек, который утром пьет шампанское, потом на кадиллаке едет на работу, где пьет кофе, раскидывает вокруг себя деньги, обедает, а затем мчится в клуб.
Примерно такие ролики можно увидеть в любой соцсети. И к этим роликам будет на все лады один и тот же комментарий: «Да все так и есть!».
Тут, конечно, спасибо звездам и селебрити, которые формируют такой образ. Вот вечеринка Насти Ивлевой, где главным дресс-кодом было — максимально голое тело. И все так и пришли! Некоторые даже перестарались, хотя любому адекватному человеку должно быть понятно: вот грань, дальше — не надо. Я представила, как это смотрится из любого города России. Скажем честно — смотрится не просто плохо или безвкусно. Это выглядит, словно люди оторваны вообще от всего и живут в вакууме. Это вызывает такое отвращение, что переносится на всех москвичей.
Будем честны: москвичи сделали и продолжают делать все возможное, чтобы поддерживать этот образ.
Совсем недавно по сети пронеслись фотографии поликлиники, где в холле девушка играла на арфе. Не было никаких сомнений, что это поликлиника, потому что под потолком была растяжка с названием этого частного медицинского учреждения. «В Москве это обычное дело!» — писали в комментариях.
Я задумалась: где я последний раз видела арфистку, если не в составе классического струнного квартета в филармонии. И мой ответ очевиден — нигде. Я даже не могла бы представить себе, что арфа как-то может облегчить мои страдания. Душевные — несомненно, но чтобы игрой на арфе можно было бы вылечить цистит или воспаление тройничного нерва — такого никогда не слышала. Так что, конечно, арфа в холле поликлиники на фоне вендингового автомата с кофе — это про московские понты.
Дело в том, что Москва всегда жила понтами. Это ее движущая сила. Самый большой колокол где? В Москве! Царь-колокол. Самая большая пушка — тоже в Москве! Царь-пушка. Колокол никогда не звонил, пушка никогда не стреляла — но это и не надо. И если колокол просто не смогли поднять, то пушку изначально даже и не планировали использовать по назначению! В 1980-х гг. группа реставраторов дала заключение, что в стволе орудия есть неровности и наплывы, а также не сделано затравочное отверстие, что говорит о том, что никто и не собирался из нее стрелять. Она нужна была не для того, чтобы поражать, а для того, чтобы поражать.
Все это — код города. Все самое-самое! Надо много, ярко, чтобы сводило челюсти.
В Москве в любое время можно найти все. Однажды ночью ко мне приехали, чтобы постричь собаку. Бодрая веселая девушка, словно она не спала ночью, а только и ждала, когда я ей позвоню и вызову на стрижку йоркширского терьера. Мы обе вели себя так, словно ничего странного не происходит: три часа ночи, стрижка собаки. Больше всех была удивлена, кстати, именно собака. В другой раз в четыре часа утра моя знакомая вызвала службу по «прикуриванию аккумулятора»: она застряла во дворах и не собиралась ждать утра. Сделать ночью маникюр, поплавать в бассейне, встретиться с друзьями и поиграть в настолки — Москва не спит никогда.
Когда москвичи приезжают в Европу, про которую столько лет нам рассказывали, как там все круто, то удивлению нет предела. Как это магазины закрываются в 7 вечера? Как может не быть круглосуточного? Почему аптек так мало и они работают до 20? А где украшенный к праздникам город? Вот эта чахлая иллюминация до 12 ночи вдоль одной-единственной улицы — и все? Как это ночью не освещаются дороги? Москвичи ждали от Европы чего-то удивительного, хотели поражаться, как в 90-е, когда впервые увидели на прилавках йогурты или двери на фотоэлементах. Но… то время ушло безвозвратно.
Моя подружка-москвичка недавно брюзжала, что в центре города все подземные переходы заметены снегом, и это очень странно: почему ступени без подогрева? Впрочем, это был один из редких случаев, когда сами москвичи подумали и решили, что ныть из-за отсутствия подогрева ступеней в подземном переходе — это перебор.
Как известно, ничто противоестественное не может продержаться долго. Например, несколько столетий. Строились и разрушались государства, шли войны, появлялись новые языки и границы — а понты москвичей никуда не девались. Уровень их охреневания от самих себя продолжал стремиться в стратосферу. И этому есть только одно объяснение — это свой, местный скилл. Москвичи постоянно работают, очень быстро ходят, очень мало разговаривают и думают только о том, как бы еще заработать денег. Москва ли матушка диктует этот ритм или сами люди наделяют город этим — сложно сказать. Такое место — эгрегор вот таких желаний.
Москвича невозможно задеть, потому что даже минусы он переведет в понты.
— В Бутово козы ходят вдоль улицы!
— Да! Ну это ж Москва!
— И у вас кабаны в Мытищах!
— А вы видели какие? Самые жирные! Это ж столица, тут и кабаны такие.
Часто про Москву и москвичей говорят, что это — не Россия. Или — не вся Россия. Что не судите по Москве. Это правда. Так, как работают в Москве, не работают больше нигде. Это тоже код города.
Вот на всем этом стояла и будет стоять Москва и москвичи. Говорят, что человека можно назвать уроженцем определенного города, если здесь живут несколько поколений его семьи. Мне кажется, в Москве это не работает. Тут другой принцип. Как только человек начинает быстро ходить, быстро есть, много работать и требовать немыслимых вещей, вроде ежеутренней очистки лазерными лучами стекол в доме, — вот тогда он переходит в категорию настоящих москвичей. Охреневших трудоголиков с арфой в поликлинике.
Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.