Шум времени

О роли искусства в борьбе со стрессом

Дмитрий Самойлов
журналист, литературный критик
Даша Зайцева/«Газета.Ru»

Во времена тяжелые и страшные простому человеку необходимо сосредоточиться на том, за что он может отвечать, на том, что он может изменить и улучшить. Например, на своем здоровье, особенно психическом. Мы все сейчас заняты поглощением информации, которое из получения новых знаний превратилось в то, что называется думскроллинг – бесконечное листание ленты новостей, погружающее сознание в состояние апатии, вызывающее тревогу и даже отчаяние. При этом ничего принципиально нового мы не узнаем. Мы просто делаем себе хуже. А хуже нам сделают и без нашей помощи. Поэтому лучше отвлечься, если уж переменить ситуацию все равно невозможно.

Зато можно посмотреть какой-нибудь невиданный раньше фильм, вроде фильма «Поворот» с Олегом Янковским и Анатолием Солоницыным, или открыть для себя какую-то новую музыку. Это помогает.

В минувший понедельник в концертном зале «Зарядье» в Москве давали Шостаковича, в том числе и его Четырнадцатую симфонию. Фигура Дмитрия Шостаковича для сложного времени вообще чрезвычайно символична. Все ведь помнят его Симфонию №7, которую он, по некоторым свидетельствам, писал еще до Великой Отечественной войны. Но в историю-то она вошла как «Ленинградская», посвященная блокадному Ленинграду и мужеству его жителей. Сам он четыре раза просил призвать его в армию, но добился только зачисления в пожарную команду. И позже вышел номер американского журнала Time с Шостаковичем в пожарной каске на обложке.

Четырнадцатая же симфония Дмитрия Шостаковича – явление еще более особенное и выразительное. Начать можно с того, что эта симфония написана для малого струнного оркестра и двух голосов – сопрано и баса. То есть это симфония, в которой поют. Поют же стихи четырех поэтов, которые Шостакович отобрал и соединил в цельное произведение. Это для композитора вполне привычно, было же у него произведение «Семь стихотворений А. Блока», наиболее запомнившееся в исполнении великой Галины Вишневской.

Но тут примечателен выбор поэтов для Четырнадцатой симфонии – Федерико Гарсия Лорка, Гийом Аполлинер, Вильгельм Кюхельбекер и Райнер Мария Рильке. Зачем русскому композитору Дмитрию Дмитриевичу Шостаковичу понадобилось так причудливо соединять совсем не очевидных поэтов? Интереснейший вопрос.

Своим учителем Шостакович считал Модеста Мусоргского, написавшего среди прочего цикл «Песни и пляски смерти» на стихи графа Арсения Голенищева-Кутузова. Цикл был протестом против смерти как явления, произведением, отрицающим смерть. Шостакович, повидав все ужасы XX века, решил этот протест усилить, сделать его более выпуклым, кардинальным. Поэтому он взял стихотворения разных авторов, объединенных темой смерти, и написал на них музыку, которая эту смерть обезоруживает, вычеркивает ее из жизни. Потому что, как известно, если есть мы, то нет смерти, а если есть смерть, то нет нас. Простое диалектическое заключение.

Дмитрий Дмитриевич Шостакович знал, что такое ужас. Он пережил Первую мировую войну, революцию 1917 года, чистки 30-х годов, Великую Отечественную. Это человек XX века. В его биографии есть несколько совершенно завораживающих моментов. В начале тридцатых он написал оперу «Леди Макбет Мценского уезда» по повести Николая Лескова. Опера с успехом шла на сцене несколько сезонов. Но внезапно в 1936 году в газете «Правда» вышла разгромная статья «Сумбур вместо музыки». Понятно, что такая статья могла появиться только будучи инспирированной с самого верха. Это с Шостаковичем спорил Сталин. И Шостакович это понимал. На протяжении нескольких месяцев поздним вечером Шостакович брал небольшой чемоданчик со всем необходимым, надевал пальто, выходил из квартиры и садился на лестничной клетке напротив лифта. Сидел так всю ночь – ждал, когда придут за ним, и не хотел пускать это в квартиру, не хотел, чтобы это выглядело некрасиво. А так вроде бы – вы за мной? Вот он я. А остальное не трогайте. Есть в этом и мужество и какая-то художественная нелепая трогательность.

На рабочем столе под стеклом у Шостаковича лежала фотография Стравинского, он считал, что это побуждает его писать музыку на пределе своих возможностей. Потому что свои возможности, своя работа, свой вклад в мир – это то, что мы можем контролировать, то, чем мы можем управлять. На этапе своей деятельности мы можем быть и конструктивны, и полезны, и созидательны. А ужас думскроллинга мы контролировать не можем, поэтому лучше уж совсем от него отказаться.

Потребляемая информация должна как-то обогащать нас, заставлять задуматься о чем-то действительно важном и вечном. О музыке, о стихах, о биографиях великих людей. Обратите внимание, все так или иначе рано или поздно проходит. Но остается величие замысла произведений, созданных даже в самые сложные и, казалось бы невыносимые времена, посреди кошмара, который кажется бесконечным.

Кстати, лучшая биография Шостаковича написана Джулианом Барнсом и называется «Шум времени». Можно не сомневаться, и это пройдет. Пошумит и пройдет.

Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.