В дни самых драматических событий, когда в социальных сетях все отвлекаются от своих повседневных забот и спешат высказать мнение именно по главному вопросу дня, общим местом становится такое ворчание, что вот, теперь все вирусологи, как сейчас – ну или подводники, как на днях после интервью адмирала Попова о «Курске», или сейсмологи, если землетрясение, или военные эксперты, если война, или климатологи, если Грета.
Оборотная сторона общедоступности публичного высказывания, когда медийное пространство заполняется комментариями таких людей, которые в дофейсбучном прошлом болтали на кухнях и в трамваях или писали что-нибудь на заборах. Теперь и кухня, и забор на всех один, и чтобы добраться до реального профессионального экспертного мнения, нужно разгрести тонны информационного мусора. Потому что у нас все эксперты – во главе, конечно, с Юрием Лозой.
Ну и наверное, на этом удручающем фоне сам собой обнаруживается и (очевидно, недостижимый) идеал: как здорово было бы, если бы дилетанты научились не пренебрегать возможностью помолчать, и чтобы громче всех звучали именно те голоса, которые по-настоящему ценны, – голоса профессионалов, экспертов, специалистов.
Вот даже этот спор о «Курске» – наверное, стоило бы дать слово специалисту, профессиональному подводнику, желательно, непосредственному участнику событий 2000 года, да? А вот, видимо, нет, потому что подводник (адмирал Попов именно на подводных лодках всю жизнь и прослужил) как раз и выступил, и спорол, по почти всеобщему мнению, какую-то конспирологическую чушь про столкновение «Курска» с американской лодкой, и эту чушь который день довольно убедительно опровергают журналисты, блогеры и тому подобные дилетанты, и можно, наверное, смеяться, что все у нас подводники – но как быть, если дилетанты правы, а адмирал нет, и личное его участие в трагедии «Курска» на самом деле снижает доверие к его словам, потому что личное участие подразумевает и личную ответственность, от которой каждому, и адмиралу тоже, хочется уйти. Получается, в этом конкретном случае дилетантам веры даже больше — хотя все привыкли думать, что так не бывает.
Или споры о вакцинации, самые сегодня острые; да, понятно, коллективная Мария Шукшина воплощает все худшее, что только есть в глубинном обывателе, – бабушка, хоть ты тресни, не верит в электричество. А как было бы здорово, если бы люди верили специалистам, профессионалам. Черт подери, одни вирусологи кругом, и настоящим ученым приходится перекрикивать диванных воинов – вот, скажем, академик Гинцбург, общепризнанно главный у нас по вакцинам; очевидно, его экспертное научное мнение весомее любого поста ноунейма в фейсбуке. Вот, скажем, нашумевшее заявление Гинцбурга о 80 процентах поддельных сертификатов о вакцинации у переболевших россиян – оно ведь убедительное, весомое, да? Понятно, что нет; понятно, что такую статистику, если она вообще возможна, лучше вести полицейским, ФСБ, Следственному комитету, а Гинцбург, даже если ему сказал эту цифру знающий человек (тот же, например, который сказал Ларисе Гузеевой про фальшивую прививку Валерия Гаркалина), едва ли достаточно компетентен в криминалистике, чтобы оценить, насколько эта цифра достоверна и не водят ли его за нос – каким бы академиком он при этом ни был.
Вера в святость экспертного знания – действительно оборотная сторона всеобщей некомпетентности. Чем больше ерунды говорят дилетанты, тем острее потребность в чем-нибудь бесспорном, а думать о том, что ничего бесспорного-то и нет, – первый шаг к тому, чтобы сойти с ума, страшно. Но этот логический тупик и обусловлен ведь очень спорным допущением, что существует какая-то абсолютная компетентность в противовес окружающему нас всеобщему дилетантству. Это вера – наивная, почти дикарская вера в жреца, знающего волшебное слово и имеющего тайное знание.
Как в 1991 году общество (и лично тогдашний российский президент) поверило в профессионалов-экономистов и доверило реформы правительству, укомплектованному едва ли не только ими одними – в самом деле, если люди всю жизнь занимаются экономической наукой, очевидно, они лучше всех справятся с реформированием экономики. Они, конечно, справились, кроме шуток: та нынешняя российская экономика, в которой сосуществуют и «Газпром», и «Яндекс», и чей-нибудь маленький барбершоп, и супермаркет – эту экономику тридцать лет назад создали на советских руинах Гайдар и его люди, это правда. Но еще одна правда состоит в том, что ни о чем, кроме своего экспертного знания, они в первый постсоветский год не думали и, делая все правильно и научно, заодно обрушили страну в тот безусловный ад, каким для нее стали ранние девяностые, и не нашлось рядом с ними дилетанта, который дернул бы Гайдара за рукав и прошипел – ты что творишь, сволочь? Это был краткий и, в общем, единственный в нашей истории период чистой экспертократии – довольно быстро инстинкт самосохранения системы вывел на первый план косноязычных «крепких хозяйственников», а за ними и старых силовиков, которые, может быть, фон Хайека и не читали, но, что на самом деле важнее, – они знали, чего хотят.
Хороший специалист потому и хороший, что он занят своим делом и не отвлекается на посторонние задачи.
Адмирал Попов командовал своим Северным флотом, проводил учения и, очевидно, просто не понимал, что неприятная, но в целом не отменяющая учения история с «Курском» может стать общенациональным потрясением. Академик Гинцбург прекрасно разбирается в вакцинах и, если бы он был конечной инстанцией в борьбе с пандемией, наверняка бы справился со всем прекрасно – всех бы привил, всех бы запер, заодно расстрелял бы десяток демонстраций и обрушил экономику, и не потому, что он злодей, а потому, что в центре его вселенной вакцина, а не что-то еще.
И гармония мира в том и заключается, что над каждым Поповым и над каждым Гинцбургом стоят политики, которые, какими бы недалекими с точки зрения профессионалов они ни были, все-таки имеют чуть более широкое поле зрения, в котором – и электоральные риски, и экономические, и массово-психологические.
Роль эксперта всегда сервисная. Задачи перед экспертом, перед ученым будет ставить политик – ученый будет недоволен, сам бы он наверняка занялся бы чем-нибудь другим, но пусть он просто поверит, что у людей, десятилетиями удерживающих власть, компетентности в их деле не меньше, чем у него в его науке. Академик Гинцбург, делающий публичные заявления о фальшивых сертификатах, сам превращается в политика – очень слабого и неумелого, вызывающего у людей только раздражение, и природа его политической некомпетентности буквально та же, что и природа вирусологической некомпетентности антиваксеров из «Одноклассников». За экспертом-специалистом должно быть предпоследнее слово, а последнее – все-таки за политиком, даже если эксперт его презирает и считает таким же идиотом, как и всех остальных.