— Почему религиозный экстремизм вообще стал глобальной проблемой?
— Политические, социально-экономические, культурные системы, которые были построены в прошлом веке, сегодня находятся в кризисе. Этот кризис еще полностью не понят, мы его переживаем без понимания того, как его вообще можно преодолеть. Некоторые группы людей верят, что лучше вернуться к прошлой системе – докризисной. Существует ностальгия по старым временам, и это ностальгия о племенном мироустройстве, этническом мироустройстве, религиозном мироустройстве.
Поэтому в мире возникают различные виды экстремизма: этнический, племенной, националистический, религиозный, которые являются следствием разочарования: мы не доверяем модернизации, мы не доверяем демократии, мы не доверяем правам человека. Поэтому люди хотя вернуться в старый мир, к старым традициям и старому мировоззрению.
Я называю это глобальной консервативной революцией, которая породила Дональда Трампа, новый фундаментализм с Соединенных Штатах, ультраправые движения в Европе, политизированный ислам в разных странах и индуизм в Индии и другие экстремистские «соблазны».
При этом надо понимать, что это иррациональные «решения» мировых проблем – кажущиеся решения. А поскольку нет других альтернатив, которые базируются на солидарности, свободе, равенстве, мы сталкиваемся с экстремизмом.
— Корни уходят в социально-экономическую ситуацию, но ведь государство – не может удовлетворить все запросы…
— Социально-экономические модели были сформированы в прошлом веке, поэтому они не могут отвечать вызовам сегодняшнего дня. Сейчас в мире существует что-то типа «нового» неолиберализма — идеология, которая направлена против социальной или экономической роли государства. Возьмем, к примеру, ипотечный кризис в США: государство не помогало населению, которое оказалось жертвой ипотечного пузыря, а помогало банкам и страховым компаниям. Французский социолог Пьер Бурдье говорил, что неолиберализм использует правую руку государства против его же левой руки.
Правая рука здесь – правоохранительная система, банковский сектор и другие институты, а левая – социальное государство, поэтому и возникают социально-экономические трудности, которые подталкивают людей к экстремистской идеологии.
— Когда мы говорим о религиозном экстремизме, мы обычно имеем в виду исламизм, а не, например, православные течения. Почему?
— И не новый фундаментализм в США! Не «Раштрия сваямсевак сангх» в Индии, члены которой в 1948 году убили Махатму Ганди! Думаю, фокусирование на исламе происходит потому, что после «холодной войны» на Западе «зеленые» (цвет ислама – «Газета.Ru») сменили «красных» в качестве врага. Возьмите войны в Ираке, Афганистане. После терактов 11 сентября 2001 года сосредоточились на исламском экстремизме. Но сегодня в странах Запада не говорят о притеснениях людей в Израиле или Индии.
— И у вас во Франции, и в России теракты совершались «под знаменем шариата». Разве можно оправдать убийство, как метод борьбы?
— Ни в коем случае! За свои идеи можно бороться, но не убивать ради них. А как можно бороться за идеалы? Мы не можем за них бороться без демократии, уважения прав человека, свободы. Поэтому я подчеркиваю, с исламским экстремизмом нужно бороться – также, как и с другими видами экстремизма, вне зависимости от их форм – мы не можем молчать об убийстве арабов в Палестине и не быть в шоке от исламского экстремизма. С экстремизмом и терроризмом необходимо бороться вне зависимости от того, кто является его жертвой. Терроризм – это терроризм. Преступник – это преступник. Насилие – это насилие. И точка. Вне зависимости от религиозной принадлежности, национальности и прочих факторов.
— С другой стороны, некоторые группы населения, наоборот, раскручивают «притеснения» так, что полиция лишний раз боится подступиться.
— Для этого и нужно безукоснительное соблюдение прав человека и равное отношение к преступникам любого цвета кожи, национальной и этнической принадлежности. Полиция должна делать свое дело в соответствии с законом.
Здесь нужно понимать и роль СМИ, которые раскручивают такие истории – правоохранители начинают побаиваться. А почему? Потому что не уверены в том, что права абсолютно всех граждан в стране соблюдаются одинаково.
— Вы живете во Франции, которая в последние годы пережила несколько терактов. Как вы оцениваете политику государства в отношении борьбы с экстремизмом, адаптации мигрантов и так далее?
— В этом отношении Франция ничем не отличается от других стран. И у полиции те же проблемы, потому что существуют политические, социально-экономические трудности, с которыми правоохранительная система бороться не может –
в силу того, что полицейские просто не могут заменить политиков, учителей в школах, медиков в больницах.
Например, я обмениваюсь информацией с полицией. И они мне говорят, что однажды арестовывают преступника, а на следующий день видят его на улице, да еще смеющимся над полицейскими.
Я полагаю, что сломалась глобальная система, а не национальные системы. И никакого успеха в борьбе с экстремистскими движениями не будет, пока не будет общемирового фронта.
— Но это невозможно! У Трампа – свои цели, у Моди – свои, у Макрона – свои…
— Кстати, как мне кажется, Макрон более успешен во внешней политике, нежели во внутренней (смеется. – «Газета.Ru»).
Мохаммед-Шериф Ферджани – участник ежегодного заседания международного дискуссионного клуба «Валдай».