Рифма эта получилась глубоко символичной, потому что оба сюжета – об одном и том же. Если выражаться формально – то о глобальных проблемах отечественного образования. Если говорить честно — о том, как периодически наша страна, как Винни-Пух, оказывается в безвыходном положении и отчаянно пытается вырваться оттуда, где оказалась.
Одной из глобальных проблем, стоявших перед Россией в начале ХХ века, было, извините за цинизм, качество человеческого материала. Неграмотное в большинстве своем, темное и диковатое население. И из этого тяжкого наследия царского режима надо было срочно создавать новых людей – другого выхода просто не было.
Дело было даже не в политических реалиях, а в неумолимой поступи общемирового технического прогресса. На планете происходила революция технологий, а это процесс безжалостный. Стране надо было или проводить индустриализацию, или со вздохом «У меня лапки» поднимать их кверху.
А для индустриализации нужны были кадры, прежде всего – инженерные. И их отчаянно, катастрофически не хватало. Накануне индустриализации даже на имеющихся предприятиях Украины, к примеру, дефицит инженеров составлял более 20 тысяч, в Белоруссии их было только 14,5% от необходимого количества. А еще нужно новые заводы строить, и туда откуда-то специалистов брать.
Технические специалисты были самыми дефицитными на рынке труда. За инженерами натурально охотились, их хантили, и заводы перекупали их чаще, чем сегодня спортивные клубы — футболистов. Помните в «12 стульях» инженера Брунса, за которым отец Федор бегал по всей стране? Это тот самый вожделенный для всех технический специалист с высшим образованием.
Выход был один – новых советских инженеров надо было готовить самим. Готовить массово, готовить быстро и готовить по-новому. Русская инженерная школа считалась одной из лучших в мире, но подготовка инженера-универсала занимала до 8 лет. Этого времени просто не было.
Поэтому все 20-е годы ХХ века – время экспериментов в высшем образовании, иногда самых радикальных. Для примера расскажу, как обучали студентов Московской горной академии, которые позже и заселили «Дом-коммуну».
Была так называемая «однопредметная» система – когда изучался только один предмет. Пять недель дни напролет учили только химию, потом сдавали по ней зачет и переходили к физике. Потом эта система была модифицирована в «малопредметную», когда одновременно изучалось несколько однородных предметов, составлявших «цикл». Был и «консультационный метод преподавания». Суть его состояла в том, что после краткого введения в предмет студентам предлагалось заниматься самостоятельно по учебникам, а сложные вопросы выяснять на консультациях. В общем, практиковались любые образовательные инновации – вплоть до группового или «бригадного» метода обучения, когда и учились «бригадой» и зачеты сдавали коллективно.
Экспериментировали не только с образованием, но и с бытом. Зримым воплощением радикальных экспериментов 20-х годов по созданию нового человека и стало здание студенческого общежития «Дом-коммуна», один из самых ярких примеров русского архитектурного авангарда.
В конце 1920-х годов молодому архитектору Ивану Николаеву заказали проект здания студенческого общежития. Будущему ректору МАрхИ тогда было всего 26 лет, но молодой специалист предложил невероятно радикальное решение. Он предложил построить «машину для жилья», где само здание будет «конструировать» человека нового времени. Здание состояло из трех соединенных «Н»-образно корпусов: спального, санитарного и общественного.
В спальном располагалось 1 008 двухместных кабин, предназначенных исключительно для сна. Потому размерами и планировкой они напоминали купе в поезде – даже двери отъезжали вбок. Вот как описывал функционал своего здания сам Николаев. В 6 утра – подъем, студенты покидают спальные кабины и как есть, в нижнем белье, отправляются в санитарный блок. Там умываются, принимают душ и одеваются – одежда там, хранить ее в спальне запрещено. Из санитарного переходят в общественный корпус, где столовая, библиотека, спортзал и помещения для индивидуальных занятий. Позавтракали – и на занятия через единственный выход, он же вход. Вечером студенты возвращаются, и все происходит в обратном порядке: ужин, раздевалка, душ, сон. Через несколько лет институт покинет не просто инженер, а «человек коллективный», пропитавшийся новым бытом и простившийся со старорежимными мещанскими предрассудками.
При всей социальной сомнительности этого эксперимента архитектурно все было решено блестяще. Возведение «Дома-коммуны» вообще стало одним из самых ярких архитектурных экспериментов в СССР, не случайно о строительстве писал самый популярный журналист страны Михаил Кольцов. Знаменитый пандус «Дома-коммуны» стал своеобразным символом архитектуры советского авангарда, его фотографии, сделанные великим Александром Родченко, обошли все архитектурные издания не только СССР, но и мира.
Но как раз в год окончания строительства общежития, в 1930 году образовательные эксперименты в стране закончились. Началась масштабная реформа технического образования в стране, главными принципами которой стало расформирование политехнических учебных заведений по принципу «одна специальность – один вуз», резкое увеличение набора в новых вузах, упор на подготовку узких инженерных специалистов с компетенциями в пределах специальности, что дало возможность сократить срок обучения до трех, максимум четырех лет.
В один момент количество высших учебных заведений в стране выросло в 4 раза: если в 1928/29 учебном году в СССР было 152 вуза, то в следующем году стало 579.
МВТУ им. Баумана, например, был разделен на пять отдельных вузов, Московская горная академия – на шесть. Студенты трех из них – института стали, института цветных металлов и золота и горного института скоро и заселили «Дом-коммуну». Правда, заложенные коммунарские правила жизни так и не реализовались – сам принцип коммуны к тому времени был осужден как «левые перегибы». Говорю же – кончилось время экспериментов, началось время собирать камни.
Дальше было много всего интересного, в том числе очередной кризис системы образования из-за научно-технической революции 50-60 годов. И очень символично, что переформатировал нашу систему высшего образования бывший студент той самой Московской горной академии и бывший ректор того самого Института стали Вячеслав Елютин, руководивший советским высшим образованием с 1954 по 1985 год.
Но я сейчас не об этом. Я о сегодняшнем кризисе, заставляющем вновь вспомнить Винни-Пуха и безвыходное положение.
За привычной руганью в адрес власти, которая «гробит лучшую в мире систему высшего образования», многие ли из нас понимают, что система высшего образования сегодня в глубочайшем кризисе. Причем не только у нас — во всем мире.
В мире произошла очередная революция, только не индустриальная, а информационная. Цифровая, если хотите. Мир изменился, изменился необратимо, и прежние принципы получения образования практически не работают. Колеса буксуют, машина не едет.
Привычная нам лекционно-семинарская система прекрасно работала в мире, где информация была дефицитом. Она, собственно, и сформировалась под мир, где преподаватель был человеком, делящимся знаниями с теми, которому они недоступны или малодоступны. А теперь? Угадайте, как воспринимают традиционные лекции студенты, которые могут получить ту же самую информацию – а часто и в лучшем качестве – в удобное для себя время и с помощью двух щелчков мышки?
Кроме того, традиционная система образования была хороша для мира, который не менялся десятилетиями, сегодня же компетенции специалистов устаревают буквально на глазах. Студента выучили, он приходит на производство – а там уже и оборудование новое, и программы другие, и технологический цикл изменился до неузнаваемости. Ну и зачем ты нам, дорогой пришелец из прошлого?
Проблем масса, а решения нет. Какой должна быть новая система образования – пока не знает никто. Понятно только одно – те, кто нащупают, угадают работающую схему первыми – смогут сделать рывок. Поэтому во всем мире, и в России в частности, новые образовательные технологии – в числе важнейших государственных приоритетов.
Именно поэтому все государства мира запускают самые разнообразные образовательные программы – и Россия не в последнюю голову. Это все те же эксперименты из серии «Ура, мы в новом мире, давайте же быстро поймем, как здесь жить, а то сдохнем к чертям собачьим», что и сто лет назад.
Чем завершился кризис столетней давности – я вам только что рассказал. Чем завершится этот кризис – не знает никто. И я не знаю.
Я даже не знаю, случайно ли крупнейшая «Точка кипения» в стране открылась в «Доме-коммуне», ставшей одним из символов двух успешных переформатирований системы высшего образования.
Но даже если это просто совпадение – это удачное совпадение. Больно уж символично получилось.