Насилие и образование: как спасают женщин

Екатерина Курбангалеева о том, о чем говорят женщины среднего и не только возраста в ООН

Екатерина Курбангалеева
Президент Хорватии Колинда Грабар-Китарович выступает в ООН Mike Segar/Reuters
Кто-то, как, например, Франция, платит миллионную неустойку за несоблюдение квоты по представительству женщин в исполнительных органах власти, а кто-то гордится первыми на всю страну пятью отличницами среди девочек, закончивших все-таки среднюю школу. При этом благополучие страны, как и семьи, отнюдь не гарантирует отсутствие скелетов в шкафу и застарелых проблем времен, как нам порой кажется, из мрачного Средневековья. Насколько различаются «женские» проблемы?

У каждой страны, впрочем, как и у каждой семьи, свои особые заботы и проблемы. Это отчетливо заметно, когда они все вместе собираются, как на 63 сессии Комиссии по положению женщин ООН в марте этого года в Нью-Йорке, говорят на одну и ту же тему, и можно при желании рассмотреть всю палитру мнений, оценок, достижений и проблем. Не могу утверждать, что на сессии от лица официальных делегаций стран выступали только женщины. Примерно процентов 20-25 спикеров были мужчины.

В контексте женской проблематики на одном полюсе, вполне ожидаемо, западноевропейские страны. Они борются за увеличение политического представительства в органах власти, а также за права людей различных гендерных ориентаций или, как сказала представительница Лихтенштейна, «мужчин и женщин всех сексуальных убеждений». Здесь есть те, кто официально говорил от имени ЛГБТ-сообщества («Международное общественное движение ЛГБТ» признано экстремистским и террористическим, запрещено на территории РФ) 24 стран (министр Испании), и те, кто называет свой кабинет феминистским (министр Дании). Другая актуальная задача — адаптация женщин-беженок из стран третьего мира. Показательная иллюстрация — министр по делам женщин и гендерного равенства Канады, канадоафганка, как она сама себя назвала, девочкой-беженкой вместе с семьей попавшая в эту страну.

На другом полюсе — бедные африканские и азиатские страны, у них задача не только привести девочек в школу, но и доучить их.

Между этими полюсами — «цветущая сложность». Для богатых арабских стран важной проблемой является женская занятость. Оно и понятно, у женщин там все неплохо, при этом много детей, зачем и для чего работать. Между тем показателям ООН соответствовать надо. Китай озабочен темой женского здоровья и увеличения объемов массовых скринингов онкозаболеваний. Индия, показывающая впечатляющие примеры роста экономики, только недавно разрешила женщинам открывать банковские счета и получить доступ к кредитам, и это презентуется как большое достижение страны. Латиноамериканские страны решают проблему равного доступа женщин к государственным социальным услугам. Кстати, у их представителей часто всплывала тема домашнего насилия, которая меня интересовала отдельно.

Справочно: по данным общероссийского опроса, проведенного в декабре прошлого года ВЦИОМ, 73% считают проблему насилия в отношении женщин очень важной, при этом каждая вторая женщина боится столкнуться с насилием в собственной семье. Не с насилием на улицах, а именно дома, в семье. И вот что интересно — судя по тому, на чем сами спикеры акцентировали внимание — эта тема чрезвычайно остра либо в бедных, большей частью немусульманских странах, либо в развитых северных странах, а также на постсоветском пространстве. А вот для арабских стран, где, как мы привыкли думать, женщина находится в зависимом положении, такого нет и близко. Это не просто редко встречается, это почти немыслимо: поднять руку на ребенка или на женщину. Потом, уже в кулуарах эксперты говорили, что домашнее насилие тесно связано с алкоголизмом.

Вот и получается, что домашнее насилие — это удел либо чрезвычайно бедных, а значит, малообразованных, либо чрезвычайно пьющих стран.

При этом каждая вторая страна говорила о принятии нового законодательства в сфере защиты от домашнего и сексуального насилия с увеличением строгости наказания, криминализации таких правонарушений и повсеместном открытии центров защиты. На этом фоне наша страна с законом о «декриминализации побоев» от февраля 2017 года выглядит, конечно, мрачновато-домостроевски.

Заслуживают упоминания интересные факты: относительно близкая нам по менталитету Словакия с гордостью отметила два исторических рекорда: 20% мужчин в прошлом году оформили декретные отпуска, и 1/3 министерских постов заняли женщины. Или Афганистан, в 55 министерствах которого есть гендерные подразделения. Великолепный Сингапур, на который равняются многие страны, с цифрой образованных женщин в 95%. И рядом развитая и не менее блестящая Япония с неизжитой проблемой сексуального насилия в отношении женщин. Тринидад и Тобаго, где впервые избрана женщина-президент, что даже США пока еще не снилось. Филиппины, выдающие женщинам гранты на получение высшего образования, Венгрия, разрешившая женщинам, имеющим ребенка до 3-х лет, работать неполный рабочий день и поощряющая компании, которые нанимают таких женщин.

Вообще же, если говорить именно об ощущении, укрепившимся у меня после участия в 63 сессии Комиссии по положению женщин ООН — большим специалистом по гендерному равенству я себя не считаю, — российское государство по сравнению с российским же обществом более прогрессивно — видимо, сказалось наследие советского периода. В сравнении с набором и объемом государственных социальных услуг других стран наша страна выглядит более чем пристойно. Ну, если не брать во внимание размер выплат, конечно. Но, похоже, что именно сами женщины не стремятся активно защищать свои права, идти в политику, давать своим дочерям качественное высшее образование и поощрять их делать карьеру.

Например, по официальным данным, озвученным представителем российской делегации, у нас не самая высокая занятость — всего 63%. Да и пресловутый закон «о декриминализации побоев» — яркий пример, когда государство, на мой взгляд, пошло на поводу у общественного мнения.

Наблюдая, как выступают официальные делегации разных стран, как присягают на верность Целям устойчивого развития ООН, Пекинской декларации и Платформе действий, в том числе, мусульманские страны и Ватикан, как рапортуют о достижениях и стремятся следовать показателям, понимаешь, что позиция международных институтов — великая сила. И можно, конечно, смачно плевать против ветра, и, наверное, даже какое-то время подставлять лицо освежающему встречному направлению, но в перспективе — бессмысленно. С другой стороны, где эта тонкая грань между принуждением, когда имеешь дело с необходимостью ломать веками существующие традиции и менталитет, и свободой выбора, когда речь идет о гуманитарных ценностях? (На языке специалистов, это называется столкновением цивилизаций, противоречием между принципом универсальности прав человека и принципом культурного релятивизма, который во главу ставит наличие специфической национальной системы ценностей). Где необходимо специфику учитывать, а где избавляться от нее без оглядки? В какой момент эта грань стирается или становится не столь непреодолимой, или ее просто-напросто ломают извне?

Автор — зампред Комиссии Общественной палаты РФ по социальной политике, директор исследовательского центра «Особое мнение».