22 ноября 2018 года в США кончились деньги на работу правительства. Их заблокировал Дональд Трамп, отказавшись подписать новый бюджет. В ответ на отказ Сената дать ему $5,7 млрд на стену на границе с Мексикой. Оплачивать бюрократию стало нечем.
В 1995-м Клинтон преодолел схожий кризис (возникший из-за Medicare — программы доступных медицинских услуг) за 20, а Обама в 2013 году — за 17 дней. Трамп бодался 35. Но сенаторы вынудили его изменить своему кредо — «гни свою линию, несмотря ни на что». В итоге бюджет он подписал, а денег не получил. И только что, в марте, объявил, что в 2020 году потребует $8,6 млрд на ту же стройку. Что выберет Конгресс? Новый «шатдаун»?
Важный вопрос. Но важнее — такой: как Штаты живут без правительства? Ведомства закрыты. Сотрудники в отпуске. А хаоса нет. Кого-то удивит ответ: во-первых, это не касается жизненно важных служб — армии, полиции, пожарных и т.п.; во-вторых, у штатов много прав, «вертикали» нет, она не стягивает все решения в центр. Система власти такова, что бездействие, скажем, министерства труда или городского развития не парализует страну — жизнь продолжается.
Другой пример долгой жизни без правительства — Бельгия. C апреля 2010 года по декабрь 2011 года — 540 дней — страна жила без него. Побив европейский рекорд Нидерландов, где после выборов в 1977 года о создании правительства договаривались 208 дней. Вот и здесь после выборов в парламент кабинет министров ушел, а новый сформирован не был. Но офисы не опустели. Де-юре прежние министры были в отставке, а на практике — работали, пока сложная парламентская игра партий не позволила создать коалицию нужную для формирования полноценного кабинета министров.
Кому-то это казалось ужасным. А тем, для кого наличие правительства — привычка, даже страшным. Но вопреки опасениям лиц, фетишизирующих исполнительную власть и пугавших страну, парламент нормально работал (в Бельгии законопроекты не обязательно предлагает совмин или окружение короля), верховный суд заседал, армия служила, а полиция поддерживала порядок и искала преступников. Не было проблем и в экономике.
Хозяйство королевства не пошатнулось. К концу года без правительства экономика выросла на 1,6%. А дефицит бюджета упал.
Ситуация не сказалась и на председательстве Бельгии в Евросоюзе. С 1 июля она исполняла их полгода, уделяя особое внимание устойчивому росту экономик стран ЕС, скоординированной социальной, внутренней и внешней политике и изменениям климата.
Итак, практика показывает: устойчивые демократические системы могут сравнительно долго жить без правительств. Но эти ситуации лишь отдаленно сравнимы с давней мечтой о полном преодолении государственности и всемогущества бюрократии. Такие эксперименты известны. Вспомним некоторые из них.
С парижского кладбища Пер-Лашез в город Гуляй-Поле хотят вернуть прах лидера повстанческого движения Нестора Махно — одного из тех, кто на практике стремился создать продуктивные сообщества граждан, лишенные атрибутов государственности.
Его образ увековечен в кино и текстах. В одних он «лютый враг советской власти» (фильм «Александр Пархоменко»). В других — «славный вождь вольного селянства» (фильм «Девять жизней Нестора Махно»). В 2007 году создатели «Девяти жизней» могли себе позволить большую объективность, чем авторы ленты 1942 года. Да и книга Всеволода Иванова «Пархоменко», по которой она снята, полна выдумок в угоду Сталину — ненавистнику анархистов.
В СССР членов этого романтического и трагического движения изображали пустыми фанатиками и тупыми бандитами. Но это обобщение неверно.
Их опыт создания сообществ без чиновной иерархии — горизонтальных систем самоуправления свободных граждан (как сказали бы сейчас) — не фантазия «батьки Махно», а попытка внедрить в жизнь учения Михаила Бакунина, Петра Кропоткина и других теоретиков общества без государства: полиции, налоговых служб и правительств.
Но их проект в северо-западном Приазовье с центрами в Гуляй-Поле и Екатеринославе, в котором участвовали более 2 млн человек, сорвали большевики. Строя вертикально централизованную систему, они не признали махновские Районные съезды крестьян, рабочих и повстанцев и их Военно-революционный Совет. Тем более что те объявили: «Диктатуры какой бы то ни было партии категорически не признаем». Несмотря на то что Махно воевал с белыми, на него бросили 350 тыс. красноармейцев, бронепоезда и авиацию. И в 1921 году Махно ушел в Румынию. Верный своим взглядам, он жил во Франции, где умер от туберкулеза в 1934 году.
Менее известен в России другой подобный проект — Каталонский. В 1936 году профсоюз Национальная конфедерация труда (НКТ) и Федерация анархистов Иберии (ФАИ) разгромили попытку переворота Франко в Каталонии. И создали систему управления, где госучреждениям оставили номинальную роль, а главную передали гражданскому самоуправлению. Предприятиями управляли анархо-синдикалистские профсоюзы. Хозяйство региона регулировал Центральный комитет Антифашистской милиции.
Подробности этого опыта описал Александр Шубин в книге «Анархистский социальный эксперимент. Украина и Испания. 1917-1939 гг.». А суть его в том, что управление регионом не в теории, а на практике перешло от бюрократии к самоуправлению, а производством — от администраций к работникам.
Кто знает, сколь эффективна могла стать такая система, если бы Испанская республика победила в гражданской войне с фашизмом. Но она пала, а с ней и этот эксперимент.
Мечта о жизни без правительства коренится в давних временах. Вспомним Либерталию — пиратскую вольницу на Мадагаскаре, описанную в 1726 году капитаном Чарльзом Джонсоном (иные считают, что это псевдоним Даниэля Дефо). По его словам, там вообще не было властей, а община существовала тридцать лет. И хотя эти сведения не подтверждены, Либерталия оставила заметный след в литературе. Швеция дважды вела с ней переговоры. А вице-адмирал Даниэль Вильстер убедил императора Петра I послать туда экспедицию. Поход был неудачным. А смерть Петра не дала его повторить.
В середине XIX века авантюрист Билл Уокер решил создать режим флибустьеров в Никарагуа. Устои этой страны не были столь мощны, как ныне в Бельгии. Начались бесчинства и кровавый хаос. Но никарагуанцы одолели Уокера. И в 1860 году он был расстрелян в Гондурасе.
Еще пример: в конце XIX века в верховьях Амура старатели основали Желтугинскую республику, согласно обычаям, издавна присущим крестьянско-казачьей среде. Их привлекли слухи о богатых золотых россыпях. Сперва 120 человек. А вскоре — 15 тыс.
Поначалу властей и впрямь не имелось. Но разгул грабежей и убийств привел к тому, что общий сход решил одолеть преступность. И одолел.
В край потянулись купцы из Забайкалья и Приамурья. Открыли лавки, бани и даже банки. Богатели быстро. Чиновники империи Цин заволновались. И послали против вольницы войска. Китайцев казнили. Русских передали России.
Но, несмотря ни на что, мечта живет. В пограничных с Турцией районах Сирии — Западном Курдистане — Рожаве, широко экспериментируют с прямой демократией. Эта часть сорокамиллионного народа без страны, сопротивляясь атакам ИГ (запрещена в России), создала «Движение за демократическое общество» — систему общинных советов, избираемых прямым голосованием. Они выдвигают кандидатов в Народный конгресс, формируют добровольные отряды самообороны, ликвидируют дискриминацию, прежде всего — среди женщин. Не менее половины членов органов самоуправления и судебных инстанций — женщины. Маису Абдо, известную как «Нарин Африн», бойцы избрали командующим обороны кантона Кобане от наступления ИГ.
В проекте участвуют и другие народы: ассирийцы, арабы и армяне. Официальный Дамаск не спешит признать автономию региона, но воздерживается от агрессии. В отличие от Турции, постоянно угрожающей курдскому эксперименту.
Что ждет его авторов и участников? Мы не знаем. Но он продолжается. А вместе с ним — проектирование форм управления без бюрократических иерархий.