Насилие в любой форме – это ужасно. Не бывает никакого «полезного» насилия. Не бывает у насилия благородных целей. Насилие никогда никому не помогает и всегда все портит. Один человек не имеет права издеваться над другим человеком ни физически, ни морально, ни каким-либо другим образом. Это нужно просто запомнить. Но отчего-то в нашем обществе принято считать, что один взрослый человек имеет право заставлять другого взрослого человека делать что-то, что тот делать не собирается.
Не говорим даже об ужасах сексуального насилия, потому что любому здравомыслящему человеку по умолчанию понятно, что нельзя без разрешения прикасаться к другому человеку, если ты не спасаешь ему жизнь. И это никак не зависит от того, как тот одет, как выглядит, сколько выпил, под какую музыку танцует и так далее. Это просто некая константа. Тоже надо просто запомнить без лишней рефлексии. И кстати, степень близости этого человека тоже не имеет значения. Но откровенный криминал мы оставим в этот раз за скобками и обратим взор к тому насилию, которое не только не порицается нашей культурой, но даже всячески поощряется.
Так, например, у нас просто не существует понятия «изнасиловал муж».
Принято считать, что штамп в паспорте или факт проживания на одной территории дает мужчине априорное право распоряжаться по своему усмотрению живущим рядом женским телом. Но снова «нет». Не дает. Так бывает иногда, что пять лет подряд эта женщина хотела заниматься с тобой сексом, а с этого дня расхотела. И это ее священное право. Это можно (и нужно!) обговаривать словами между собой и с психологом, но это нельзя исправлять методами грубого физического воздействия, манипуляцией и шантажом.
Но, повторюсь, если абстрагироваться от секса, то станет еще страшнее. Благородные мужчины говорят: «Я своей жене ничего не запрещаю». Или даже «я своей жене все разрешаю». Непостижимо глубокая черная тьма скрывается за этим великодушием, подразумевающим бесспорное право мужчины «разрешать» или «запрещать». Вариации возможны только на тему того, как он, мужчина, этим своим правом воспользуется.
У насилия много лиц. Хвала XXI веку, об этом сейчас стали говорить: экономическое насилие, газлайтинг и другие проявления моральных издевательств теперь на слуху, а это важно. Это знание дает жертве насилия, во-первых, понимание, что так быть не должно, а во-вторых, представление о том, что она (он) не первый попавший в подобную ситуацию, и что из нее есть выход. Даже замечательное определение «репродуктивное насилие» увидело свет. Когда в основе манипуляции женщинами лежит их способность к деторождению.
Это одинаково про ограничения абортов и про «ну роди нам уже ребеночка».
Да, ежедневное «ну роди нам уже ребеночка» — это насилие и непозволительное нарушение личных границ. Много лиц, но одна суть. Насилие – это когда один заставляет другого что-то делать.
Теперь оговорка. Почему, когда говорят о жертвах насилия, и не только сексуального, речь, как правило, о женщинах. Самое простое, это как раз наличие у женщин той самой репродуктивной функции. Наличие детей делает женщин зависимыми и уязвимыми. И если в отношениях с мужем или семьей есть какие-то нездоровые проявления, то в период зависимости и уязвимости они расцветают бурным цветом вне зависимости от того, какое социальное положение занимала женщина прежде, какую она получала зарплату, насколько самостоятельна и какое имеет образование.
С ребенком на руках все становятся равными и равно беззащитными. Издеваться совершенно любым образом над женщиной в этот момент очень просто, и, скорее всего, довольно безопасно: у нее намного меньше, чем у бездетной, возможностей изменить свое положение.
И, при всем уважении, даже вполне цивилизованные члены общества не пренебрегают этим пользоваться. Даже ничего не нужно предпринимать: достаточно просто регулярно «забывать» оставить денег, например. Или просто не являться домой в оговоренный час. Или не просыпаться от детского крика. И если делать так с достаточной периодичностью, то вроде невинное бытовое раздолбайство трансформируется в форменное издевательство над женщиной, которая все равно не оставит ребенка ни голодным, ни кричащим, потому каждый раз будет вынуждена о чем-то просить. Не получать помощь и поддержку как само собой разумеющееся, а именно просить о них.
А если ей еще периодически подсказывать, что именно она делает не так и что грудью перестала кормить рановато, да и вообще надо бы с ребенком построже/помягче/побольше носить на руках/поменьше укачивать/по-другому делать гимнастику, а то ну что ты за мать, то необходимость курса психотерапии для нее станет очевидной.
То же и про детей: издеваться над ними легко – все равно никуда не денутся. Из самых благих побуждений, конечно, издеваться. Чтобы человеком вырос. Мы же хотим как лучше.
У нас принято считать, что человек изначально плох и его нужно исправлять. Всегда. Ребенок рождается сразу каким-то неправильным и его обязательно нужно менять: не поддерживать нечто, данное ему от природы, а переделывать, переучивать и перевоспитывать. Женщина никогда не знает, что ей делать с ребенком. В глазах общества она непременно нуждается в поучениях, ценных рекомендациях и советах. А сама по себе, конечно, непременно все сделает не так и хуже всех знает, как ей быть с собственным отпрыском. Любая абсолютно женщина, в любых абсолютно условиях пропадет без навязчивого внимания бабы Зои по линии троюродного деда. И бездетная, кстати, пропадет тоже. Потому что без бабы Зои никогда не поймет, что ей пора обзаводиться детьми.
Справедливости ради, мужчины не лучше. Ни один из них сам не способен определить, что он хочет съесть на ужин, можно ли сегодня пригласить в дом друзей, когда ему навестить маму и что надеть на работу. На это ему полагается жена, которая всегда знает лучше.
И вместо взаимного уважения имеем постоянное желание друг друга переделывать, перевоспитывать, переодевать и желательно всячески ограничивать, потому что сам-то никто не сообразит, что ему нормально, а что уже нет.
Любимый пример. «Ну сядь, поешь. Как это не хочешь? Вкусно же. Мы старались. Как «не ешь мяса»? Это ты зря, конечно, зря. Глупостями занимаешься». У пресловутого «ну сядь, поешь» ноги растут из того же места, откуда и у других появлений насилия. Из убежденности, что человек, конечно, никак сам по себе не сможет решить, голоден он или нет, и нужно решить за него.
Точнее, одна нога растет. А вторая – из неумения прямо заявлять о своих желаниях. В нашей культуре принято стесняться и скромничать. Скромность у нас украшает. Хотя на самом деле бесит ужасно и создает массу неприятных ситуаций. Не принято, приходя в гости, говорить: «Я голоден», — например. Надо сидеть и ждать, пока предложат. Поэтому предлагающих тоже можно понять: а вдруг гость не по-настоящему отказывается, а скромничает?
Тем более незавидна участь женщины, которая осмелится сказать: «Я хочу с тобой секса и сейчас». Важность согласия у нас сведена к нулю, поскольку действительно совершенно не ясно: это было серьезное «нет» или «да, но поуговаривай меня еще». Отсюда же святая убежденность насильников «да она сама хотела, просто ломалась». Или «в режиме лайт»: «Ну ладно тебе, не скромничай, видно же, что хочешь кушать».
Итого вместо здоровых отношений, где люди нормально словами через рот умеют объяснять друг другу, чего они хотят, а чего не хотят, где «нет» — это «нет», а «да» - это «да», видим дикую помесь из ненужной скромности с одной стороны, уверенности в «я знаю как надо лучше» с другой и ощущения безнаказанности с третьей. Потому что добрая половина издевательств друг над другом у нас не признаются издевательствами, а считаются частью культуры, традициями и высокоморальными ценностями.
Перебороть это темное средневековье в головах сложно, но можно. Надо просто каждый раз повторять себе, что другой человек не хуже тебя знает, за кого ему выходить замуж, какие купить брюки, что съесть на завтрак и хочет ли он сейчас заниматься сексом. А «другому человеку» во имя мира во всем мире в этот момент действительно неплохо было бы определиться со своими желаниями и научиться о них говорить.