— Какие музыкальные тенденции в этом году проявились в российской музыке?
— Говорить о том, что какие-то тенденции появились именно в российской музыке, наверное, не совсем верно: в эпоху интернета, цифровых технологий и всемирной коммуникации трудно представить, что в какой-то стране могут развиваться уникальные музыкальные тенденции – разве что мы говорим о некоем племени, изолированном от остальной цивилизации. Тем более что Россия не является и никогда не являлась законодателем мод в современной музыке. Артисты, которые у нас появляются, ориентируются на мировые музыкальные тренды. В этом смысле можно, пожалуй, выделить только один аспект, специфический именно для России – это разделение между «артистами из телевизора», которые по-прежнему стоят особняком от мировой музыки, и артистами, которые реально интересны современной публике. Они без всякой телевизионной поддержки собирают полные залы, лидируют в стриминговых сервисах по количеству скачиваний и так далее.
Мне кажется, что в этом году разделение между естественной музыкой и творчеством, и «музыкой для телеящика», стало проявляться еще ярче. И это чисто российское явление.
— А как вообще произошло, что по телевизору выступают одни музыканты, а реально люди слушают совершенно других исполнителей?
— На мой взгляд, такое разделение обусловлено совершенно четкими бизнес-интересами. То есть телевизор в России – это площадка, которая активно работает на рейтинг определенных людей, которые, в свою очередь, рассчитывают на определенную публику. Приведу простой пример. Группа «Аукцыон» вообще не появляется в телевизоре, и будет она там или не будет – это никоим образом не повлияет на ее популярность, рейтинги и заполняемость залов на концертах. Еще один пример – постоянно обсуждаемая певица Монеточка (признана в РФ иностранным агентом). Если ее присутствие останется только на уровне интернета, «сарафанного радио» и концертных выступлений, то это никак не скажется на ее популярности, она по-прежнему будет оставаться на волне успеха. А вот если условный артист Николай Басков, или Елена Ваенга, или Светлана Лобода вдруг пропадут из телевизора, могу предположить, что у этих артистов возникнут серьезные проблемы с рейтингами, залами, корпоративными выступлениями и заработками. Потому что их публика находится как раз в телевизоре. Российский телевизор – это вещь совершенно ретроградная, но при этом имеющая широкую аудиторию, которая существует в условиях этой ретроградности и обеспечивает успех артистам, рвущимся на телеэкраны.
— В чем секрет успеха Монеточки?
— Никакого секрета тут нет. Просто, как это часто бывает, когда вдруг появляется артист, который слегка отличается по форме, по подаче материала от того, что доминирует на сцене, он всегда замечается. То есть, для меня успех Монеточки – это ровно та же составляющая, которая может тянуться от группы «Мумий Тролль» или даже от «Ногу свело». Когда в период конца 80-х – начала 90-х появилось огромное количество действительно талантливых команд, и вдруг среди них возникла команда, которая поет «Харамамбуру» на тарабарском языке с псевдопанковскими интонациями – она замечается. Когда появляется мурлыкающий, мяукающий и при этом с очень странным, но цепляющим текстом и мелодикой Илья Лагутенко и «Мумий Тролль» со своими «Утекай» и «Котом кота», то и их сразу замечают.
Многим кажется, что эти коллективы возникли именно тогда, но это не так — у того же «Мумий Тролля» есть и многолетняя история до этих хитов. Но они стали заметными именно в тот момент благодаря этим хитовым композициям.
То же самое касается Земфиры (признана в РФ иностранным агентом), которая вот так же появилась со своей другой интонацией. Или Шнура, который начинает вводить ненормативную лексику, причем делает это разными способами. Монеточка – это тоже предложение несколько нового варианта. Допустим, если тексты Монеточки переложить в какой-нибудь жесткий хип-хоп или спеть их в мелодике и эстетике Земфиры, то получится, что ничего нового в этом нет.
Но вот в этом нарочитом минимализме — и музыкальном, и аранжировочном — в этом выдвигаемом на передний план таком почти подростковом, хрупком и в то же время очень акцентированно жестком образе, находится та самая «золотая середина», которая цепляет достаточно большую аудиторию.
А дальше включаются механизмы условного или безусловного пиара, и, как снежный ком, растет обсуждение этой фигуры — это уже продвигает дальше ее популярность. Я считаю, что Монеточка может относиться к ряду таких фигур, как, условно, Мария Шарапова или Алина Кабаева в свое время, или Анна Курникова. То есть очень многие россияне знают, кто такие Анна Курникова, Мария Шарапова или Алина Кабаева. Но если вы спросите: вы хоть раз в жизни были на соревнованиях по художественной гимнастике или большому теннису – они там не были. При этом кто такая Курникова, с кем она живет, что она говорит, кто ее любит, а кто ее не любит – за этим следят с интересом. Примерно такая же история с Монеточкой.
Я вас уверяю, что найдется гораздо большее количество людей, знающих, что на Монеточку наехала певица Земфира, чем тех, кто слушал хотя бы один альбом Монеточки от и до. То есть, про Монеточку знаем, саму Монеточку, если и слушаем, то очень избирательно и иногда. Или вообще не слушаем, но знаем, что теперь такое явление существует. И это тоже признак сегодняшнего времени.
— Согласно данным «Яндекс.Музыки», главным отличием в этом году стало то, что композиции на русском языке, в целом, стали слушать гораздо чаще. Это движение на патриотизм или просто подъем нашей музыки?
— На такой вопрос я бы ответил лаконично: сервис «Яндекс.Музыка» подвел итоги «Яндекс.Музыки» так, как и надо подвести итоги этому сервису. По многим-многим причинам и процессам, происходящим в стране. И, возможно, чтобы вы мне сейчас задали вопрос: а уж не патриотизм ли это? Нет, скажу я вам — никакой российский артист даже в Москве не вызовет сейчас такого ажиотажа, как, условно, приезд Эда Ширана или кого-то еще. И я думаю, что в плеере большей части молодых слушателей сегодня звучат как раз-таки не российские исполнители, а западные. И они же звучат в подавляющем большинстве плейлистов самих же российских артистов, которые сегодня являются популярными.
— А почему же наши музыканты не столь успешны за рубежом? И нужно ли им это?
— Если отвечать на вторую часть вопроса – безусловно, нужно. Естественно, если вы хороший артист, или маляр, или велосипедист, то у вас для вашей профессии просто нет границ. Тут даже не надо задумываться, нужно или не нужно, это происходит само собой.
Например, Энрике Иглесиасу, Хулио Иглесиасу, Милен Фармер или Селин Дион не надо размышлять о том, надо им выходить на англоязычную аудиторию. Это происходит само.
Просто они делают такой материал, который хоп – и все. То же самое касается, допустим, Марка Энтони, еще кого-то. Казалось бы, это просто звезды латинского мира и испаноязычной музыки. Тем не менее это мировые знаменитости, которые ездят в мировые туры.
Теперь перейдем к первой части вопроса. Российской музыке путь туда практически заказан. Вся музыка, которая создается в России, сколько бы ни говорили о том, что теперь техника поменялась, и инструменты другие, и звукозапись может быть в любом месте мира, и сведение, и музыканты научились хорошо играть, тем не менее либо очень локализована, то есть очень заточена конкретно под российскую ментальность, либо насквозь вторична. Поэтому она не может выйти за пределы России – а зачем это миру? Когда мы говорим об англоязычной аудитории, основные потоки шоу-бизнеса находятся в Америке и Европе.
Так вот, для всех них любой российский артист, хоть он трижды запой на английском языке, или на испанском, или французском, остается фигурой совершенно вторичной, ведь у них такого полно.
Релизы пресс-служб многих российских артистов начинаются с того, что это как наш Beatles, это как наша Мадонна, это как что-то. Когда существует это самое «как», это уже не требуется мировому шоу-бизнесу. Поэтому дальше продюсеры могут долго рассказывать о том, как они записывали этот альбом в студии в Лондоне, где писались те, те и те. Но какое отношение это имеет к тому, что вы записывали, непонятно. Допустим, я много раз был в Париже. И ходил по улице, по которой до меня ходили Карл Первый, Гюго, Вольтер. Но как меня это связывает с Вольтером и с Гюго, непонятно.
То же самое касается российских музыкантов. То есть, мы писались в студии, в которой писался Pink Floyd. Молодцы! Но вы-то не Pink Floyd! Поэтому думаю, что современная российская музыка вряд ли когда-то покорит мир. Конечно, из любого правила бывают исключения, но верится в это с трудом.
— Давайте поговорим о скандалах, которые происходили в музыкальном мире в этом году. Например, как вы относитесь к истории с присвоением имен музыкантов российским аэропортам? В частности, к имени Егора Летова, которым предлагалось назвать аэропорт Омска?
— К любой истории, которая является инспирированной сверху тенденцией, я всегда отношусь скептически, если не иронически. Особенно с учетом сегодняшней ситуации в России и настроений в обществе. Я рассматриваю всю эту историю скорее как анекдот. Я в данном случае говорю не конкретно о переименовании аэропорта Омска и имени Егора Летова. А о том, что вдруг, по команде, начинает идти такая тенденция. А с чего вдруг? И почему сразу маршем нужно идти и что-то делать, как это всегда здесь происходит?
Мне кажется, это вещи сугубо индивидуального характера. Если вдруг в каком-то регионе или месте возникает некая аура определенного артиста или другого выдающегося человека — полярника, геолога, просто гражданина города, — общество хочет назвать что-то его именем. И пускай эта тема обсуждается.
— Мы наблюдаем обострение борьбы с нецензурными выражениями в текстах песен. Почему эта борьба началась сейчас, ведь, скажем, «Ленинград» использует мат в своих песнях уже очень давно? И почему к этой борьбе присоединились коллеги по цеху (например, Иосиф Пригожин)?
— Просто помечайте: очередной российский бред. Просто теперь каждому российскому бреду нужно присваивать нумерацию. Я считаю, что в одном из случаев это просто совершенно искусственно специально раздуваемая тема — чтобы дать инфоповод. По крайней мере, с одной из сторон, о которых мы сейчас подразумеваем, кто включился в эту полемику…
А если мы говорим в целом: в современном мире, который уже давно весь пронизан интернетом, пронизан средствами коммуникации, которые, как бы кто ни пытался, все-таки практически неподконтрольны и развиваются так же, как развивается свободный рынок, никакие ханжеские запреты такого рода не требуются.
Если мы спросим у людей, ратующих за запрет ругани: вы где мат-то слышали? Эти люди в большинстве своем скажут про группу «Ленинград». Потому что больше они ни черта не знают. Ни про каких хипхоперов, и что у них в песнях поется, и много ли там мата, и есть ли он там вообще. Все это им неведомо. В данном случае проблема сведена к группе «Ленинград». И здесь возникает совершенно другая тема. Если у вас свободная страна и свободный рынок, то мат и так регламентируется, как и любое сквернословие, только в случае личного или публичного оскорбления или еще чего-то, нарушающего общественные эстетические нормы. Но тогда эта проблема фактически лежит в плоскости Уголовного кодекса.
Когда любая лексика такого плана употребляется в художественном произведении, степень художественности этого произведения уже каждый оценивает сам для себя. Потому что это та сфера, в которой включается проблема вкуса. Но главное заключается в том, что эти вещи звучат на концертах, в театрах, еще где-то, куда люди сами покупают билеты. Как правило, человека туда не ведут под дулом нагана. То есть человек знает, на что он идет, и зачем он идет. И, если он сам заплатил свои кровно заработанные деньги за то, чтобы пойти и послушать, как Серега Шнуров и его группировка ему 15 раз произнесут слово из трех букв под веселый мотив – значит, ему этого хочется. Не надо за него решать, повлияет ли как-то это на его сознание, а не узнают ли дети о том, что он сходил на его концерт. Он сам это решит. Ведь Шнур же не ходит, как менестрель, под окнами, вставая ночью у балконов и крича трехэтажным матом. Потому что, если он это сделает – просто придут полицейские и это уже будет считаться нарушением общественного порядка. Это опять та же самая высосанная из пальца история: если мы про это что-то скажем – про нас все напишут.