«Рукописи не горят», — сказал Булгаковский Воланд Маргарите – и рукопись Мастера возникла из небытия. В спектакле Любимова Воланд — Вениамин Смехов – непонятно откуда доставал рукопись, начинала звучать музыка Прокофьева, листы удивительным образом множились и разрастались в руках актера – глядя на эту поразительную сцену, ты точно понимал – да, рукописи не горят, ничего не исчезает в истории.
Наверное, в какой-то мере Воланд был прав: в истории, действительно, остается куда больше, чем нам кажется – или хочется. Находятся исчезнувшие рукописи, выясняются давно забытые факты – вот только всегда ли мы их знаем и помним?
«Но ведь Сталин выиграл войну», — сказал много лет назад вполне интеллигентный старшеклассник, слушая мои рассказы о репрессиях. Дело было в начале восьмидесятых, когда о Сталине вообще почти ничего не говорили и не писали – его как бы не было в нашей истории – в учебниках он чуть-чуть появлялся при упоминании Ставки Верховного Главнокомандования, да еще в маленьком абзаце, посвященном постановлению ЦК «О преодолении последствий культа личности».
В принципе, можно было закончить школу и этот самый культ личности вообще не заметить. Но откуда-то – из воздуха, из рассказов бабушек и дедушек, из портретов, которыми почему-то были украшены кабины дальнобойщиков – вождь всех народов все равно просачивался в нашу жизнь. И вот школьник, который с трудом представлял себе ход событий во время войны, все-таки уже где-то слышал эту лживую фразу – «Сталин выиграл войну».
С тех пор прошло больше тридцати лет. Мы живем в совсем другой стране, над нашими головами пронеслось столько бурь. У того старшеклассника уже явно дети закончили школу, а может быть, уже и внуки пошли учиться. Но представления об истории по-прежнему расплывчатые, и мысль о том, что Сталин выиграл войну, или, точнее даже – ЗАТО Сталин выиграл войну – продолжает кочевать из одной молодой головы в другую.
Как же так? За прошедшие десятилетия столько было сказано, снято, напечатано про сталинские репрессии? Куда все это делось? Почему про Солженицына еще что-то молодое поколение слышало, а вот кто такой Варлам Шаламов уже надо долго объяснять? Куда делись те многочисленные рукописи, выступления, фильмы? Сгорели?
И это касается не только сталинских времен. Начиная в школе изучение Оттепели, я всегда спрашиваю ребят, что они знают о Хрущеве.
Первая ассоциация всегда – ВСЕГДА! – одна и та же. Какая? Правильно – кукуруза. Следующая – как он бил ботинком по столу в ООН.
<1>Хрущев – очень сложный, противоречивый, но невероятно интересный и крайне важный для нашей истории персонаж, — остался в памяти следующих поколений лысым дурачком и скандалистом, а вовсе не человеком, который выпустил миллионы из лагерей, спас людей от ада коммуналок – или, ввел танки в Венгрию, поставил мир на грань ядерной войны. Когда-то говорили, что КГБ специально распространяло анекдоты о Хрущеве, чтобы его унизить и высмеять – может, это и так. Но вот только про другие периоды разве больше знают?
Про Брежневскую эпоху, по моим ощущениям, молодежь не знает вообще ничего – кроме вздохов старшего поколения о том, как хорошо тогда жилось. Перестройка? А это что вообще такое? Путч 1991 и путч 1993 годов слились в одно непонятное событие. Слово «путч» вообще непонятно, хотя повторяется часто. Девяностые, понятное дело, — лихие. Там были бандиты. А еще что? Нуууу….
В те самые «лихие» девяностые, которые для меня вовсе не лихие, а свободные – меня часто спрашивали – наверное, трудно сейчас преподавать историю в школе? Особенно ХХ век? А я всегда отвечала, что преподавать сейчас историю, особенно ХХ век, совершенно упоительно. По нескольким причинам. Во-первых, история ХХ века всем была в тот момент интересна. Во-вторых, потому что историей в то время мы все буквально дышали. И это тоже понятно. В 80-90-е история творилась у нас на глазах – кому-то это нравилось, кому-то нет, но вот она история, вот они огромные тектонические сдвиги. И как в такой период не заинтересоваться историей, тем более что вдруг столько всего открылось, раньше запрещенного, столько всего вылезло на свет божий.
Говорят, многие учителя в тот момент отказывались преподавать в старших классах, не понимая, как со всей этой новой информацией обходиться. Охотно верю – но для меня и многих моих коллег этот бурный поток информации был как раз счастьем.
Все ученики были в курсе событий ХХ века – не быть в курсе в тогда было невозможно – история обрушивалась на нас с экранов телевизоров, со страниц газет и журналов, с улиц, из кухонь, из споров, дискуссий – и это было прекрасно. Эта информация могла быть спорной, сомнительной, правдивой – или лживой – но нам было что обсуждать, нам было о чем спорить на уроках – и, кстати, на переменах, и после уроков.
Сейчас этого нет. Сталина и энкавэдэшников потихоньку реабилитируют, Хрущева и Брежнева опять забыли, перестройку и 90-е мажут грязью – но это все, как мне кажется, по-настоящему волнует малый процент политически озабоченных интеллектуалов, к которым я имею счастье (несчастье?) принадлежать. Над головами моих учеников эти вихри проносятся, не оставляя почти ничего.
И главная причина, наверное, даже не в том, что об истории ХХ века СМИ стали говорить намного меньше, чем 20-25 лет назад. Наверное, дело в том, что история сейчас не творится на наших глазах, что мы медленно и уныло бредем куда-то, не ощущая никаких перемен.
Какое счастье, что есть еще в нашей стране места, где можно узнать об истории ХХ века – нет, неправильно, где история ХХ века воспринимается, как нечто живое и невероятно важное для нашей жизни. Конечно, место номер один для современной истории – это Ельцин-центр в Екатеринбурге, где история жива-жива-жива! И есть в Москве «Мемориал» (организация включена Минюстом в список иноагентов) и его программы, и в Вологде – музей Шаламова (а когда будет в Москве?) и есть учителя, которые возят учеников в Екатеринбург и приводят на мемориальские экскурсии. Будем стараться, будем рассказывать детям о ХХ веке, но чтобы история стала по-настоящему живой, надо, чтобы мы снова ощутили ее движение.