Недавно радиоведущий, обсуждая ситуацию в Польше 80-х годов, сказал: «…правильно, что мы не ввели в Польшу войска». Чем примечательна эта фраза? Местоимением «мы».
К месту оно или нет? И чем удивляет? Тем, что со дня изъятия СССР из карты мира прошло почти 30 лет, а многие до сих пор объединяют себя и страну с его вождями, решавшими, как усмирять соседей.
Такое «слияние» с властью объясняет отношение многих россиян к вводу войск в Чехословакию за 12 лет до польских событий. То есть операцию «Дунай», начавшуюся в ночь с 20 августа на 21 августа 1968 года с захвата советским десантом аэродрома в Рузине, занятия Праги и ареста части правительства.
46% о ней не знают (10 лет назад не знали 55% ). То есть, согласно опросу «Радио Свобода» (организация включена Минюстом в список иноагентов), осведомленность растет.
Как и вера в то, что «враг проводил тогда в ЧССР диверсию против единства стран социализма». Так считают 21% знающих о вторжении. А одобряют его треть опрошенных.
Треть — это много. Но откуда эта цифра? Может, она — итог стараний СМИ, из года в год внедряющих в массовое сознании такую точку зрения?
«Тогда в Чехословакии… была очередная организованная американцами «цветная» революция», — сообщает в 2016 в одном из своих интервью парламентарий Вячеслав Никонов. «Ввод войск Варшавского Договора в Чехословакию спас ее от гибели», — таков заголовок сравнительно недавнего текста Сергея Черняховского. Статью «Чехословакия должна быть благодарна СССР за 1968 год: история «пражской весны»» размещает на своем сайте один из федеральных телеканалов в 2017 году. И только после протеста чешских официальных лиц текст убирают.
Именно в 1968 году обкатывались приемы разрушения страны, «которые были применены против СССР…», сообщают авторы двухчасовой ленты «Как побрить ежа. К 50-летию «пражской весны»». Общая интонация и интерпретация фактов в этом новом фильме создают лично у меня впечатление, что он снят «не вчера», а еще в СССР — к 10-летию драмы.
Корни таких материалов — в тоталитарной советской идеологии, мощной агиткампании, «обрамлявшей» ввод войск, и в воспитанной у многих привычке, что страны Восточной Европы — наши. Как и республики СССР.
Но тогда он существовал. И события в Чехословакии стали для советского массового сознания полной неожиданностью. Только что СМИ вещали о «нерушимой дружбе Москвы и Праги» и лояльности чехов. И впрямь, они вроде слушались: надо ставить крупнейший в мире монумент Сталина — ставят. Надо его взорвать — взрывают. И вдруг те же СМИ задают иной горизонт ситуации! Преподносят гражданский подъем, исцеление от идейного монополизма и стремление к открытости миру как подкоп под «народную демократию» и ее лидера — СCCР. То есть под нас. Тех, для кого мы и власть — одно.
То есть пропаганда объявляет протест против тоталитаризма атакой на «оплот мира и добра». И спаивает народ и власть в общее мы. А тех, кто не хочет — в чуждое они.
СМИ рисуют обобщенный образ чехов — двурушников, отступников, перебежчиков. Начатую ими либерализацию — «Пражскую весну» — объявляют «предлогом для разгула врага».
В чьих интересах «разгул»? Конечно, Запада. Кто «враги»? Все, кто хочет гуманизации системы. Особо опасна пресса — «Лидова демокрацие», «Литерарни листы», «Млада фронта», «Свободне слово», радио, ТВ. И сотни тысяч, если не миллионы подписавших платформу обновления страны «2000 слов».
Мнение о ней Кремля отражает заголовок в газете ЦК КПСС «Правда»: «Атака против социалистических устоев Чехословакии». Верно. Если считать «устоями» тоталитарную монолитность и политический монополизм.
Правдист Виктор Маевский едет в Прагу за десять дней до ввода войск. Вот заголовки его статей. «Незаконное сборище» — это XIV съезд коммунистов, отвергший оккупацию. Или — «Отпор врагам». То есть тем, кто верен курсу на демократизацию. Это глава парламента Йозеф Смрковский, один из лидеров Компартии Франтишек Кригель, директор ТВ Иржи Пеликан и другие.
В книге с бойким названием «Сражения мирных дней» Маевский заявляет: гуманный социализм, который проповедуют чехословацкие либералы, — это контрреволюция, так как он «нацелен на реставрацию капитализма»; готовится «прорыв империализма в оборонительные рубежи социалистического мира». Авторы сборника «К событиям в Чехословакии», подписанного «Пресс-группа советских журналистов», в тревоге: «в МВД ЧССР подано 70 заявлений о регистрации гражданских объединений»; «у сотрудников военной академии готов план выхода из Варшавского договора»; политологи «ставят вопрос об изменении политической системы в стране». А почему бы и не ставить? А потому что система наша.
В СССР пропаганда легко внедряет эти и сотни сходных клише в сознание большинства. Но восемь человек все же протестуют. 25 августа Константин Бабицкий, Татьяна Баева, Лариса Богораз, Наталья Горбаневская, Вадим Делоне, Владимир Дремлюга, Павел Литвинов и Виктор Файнберг с плакатами «Да здравствует свободная и независимая Чехословакия!», «Позор оккупантам!», «Руки прочь от ЧССР!», «За вашу и нашу свободу!» и другими идут на Красную площадь.
А там — толпа «окружила недоуменно, — пишет Татьяна Баева. — Наташа [Горбаневская] держит флажок ЧССР. Она говорит о свободе... Толпа глуха… От мавзолея бегут 6-7 мужчин в штатском. Налетели с криками: «Они продались за доллары!»» Файнберга бьют по лицу ногами. Публика смотрит одобрительно.
Потом Василий Аксенов напишет в романе «Ожог»: «Единодушное Одобрение оккупировало братский социализм, чтобы сделать его уже не братским, а своим — подкожным».
Меж тем пропаганда использует старый миф об исконной вражде России и Европы, «мира социализма» и «мира капитала», «сил прогресса» и «стана реакции».
Скрывая, что в проклятом «стане» прогресс, в том числе социальный, идет быстрее, чем в СССР…
Это видно многим. Например, Евтушенко и всем, кто обнадежен «оттепелью». Но август 1968 года закрывает вопрос об эволюции тоталитарной системы в более гуманную, свободную и дружественную народу страны и миру. Это удар для тех, кто видит «Пражскую весну» прологом смены режима в боевой маске на режим с «человеческим лицом», как назвал свою версию социализма пражский философ Радован Рихта. А следом — лидеры движения реформ Александр Дубчек и Ота Шик.
Ход превращения «весны» в зиму танками описаны много раз. К чему повторяться? Интересней проследить корни веры в то, что если б войска Варшавского договора не вошли в ЧССР, туда бы пришел НАТО.
Кремлевские старцы видели цель в глобальной победе над буржуазной демократией. А ступенью к ней — «мировую систему социализма». И возможный выход из нее Чехословакии мешал ее достижению.
Логика такова: если не Советы, то Штаты. Не Штаты — то НАТО. А они — главные помехи торжеству коммунизма.
Тем, кто привык видеть мир набором сфер влияния, а свою страну--– послушной начальству, и в голову не приходит, что уход ЧССР в «свободный мир» — благо. А еще большее благо — слияние с ним СССР. Тогда — всЕ! Конец конфронтации. О чем втихомолку мечтали здешние «западники».
Но большинство о том и думать не смело! А кто-то не смеет и теперь. Зато о «катастрофических последствиях «Пражской весны» — пожалуйста. Потому что это трудно — излечить от привычки к блоковому мышлению; к видению страны осажденной крепостью или мировым гегемоном; к поиску внутренних и внешних врагов. Как и изъять из массового сознания систему представлений, внедренную за много лет. Но дело идет: если в 80-х годах ХХ века операцию советских властей в ЧССР нужной считало большинство жителей Союза, то сейчас — лишь треть жителей России, знающих, что она была. Сдвиг очевиден. Но повторю: когда вторжение в Чехословакию одобряет треть опрошенных — это много.
О чем говорит эта цифра? О том, что разговор о 1968 и о Чехословакии — это разговор о России сегодня. Для тех, кто видит ее агрессивной империей, бросающей вызов миру, ввод войск 20 августа 1968 — торжество СССР и помощь чехам. Для тех, кому чужды имперские грезы и агрессия — это страшная беда обеих стран. От того, какая позиция возобладает в обществе, зависит его будущее. Спор не окончен.