В конце каждого года всех интересует, в чем встречать следующий. Специалистов моды спрашивают лишь об этом. Будто, получив ответ, вопрошающие сквозь пробки и метель немедля отправятся в волшебный магазин, где их дожидаются наряды мечты. Вот почему вопрос от редакции, повод для этой колонки, что же изменилось за год в манере россиян одеваться, я принял как подарок под профессиональную елку. И дальше не намерен с этой темой расставаться.
Почему об этом важно говорить? Хотя бы потому, что ситуация в моде почти в точности воспроизводит обстоятельства столетней давности:
кругом бурные события, все вихрится и рушится, новости каждый час, но предсказывать и ориентироваться не в силах почти никто. В смысле, никто в здравом уме. Только обсуждения и взгляд с высоты помогут противостоять хаосу и понять, что к старому возврата нет.
Представьте «отечественный потребительский рынок зимы 1918 года», и вы почти в точности получите картину современной моды.
Старое тает на глазах, без возврата, прежних хозяев подвергают уплотнениям и посмеяниям, всюду ниспровергатели, аферисты и матросня, денег нет почти ни у кого, а когда они появляются, непонятно, что на них купить. Обмен золотых колец на селедку не кажется невиданной сделкой, для революционной жизни она ценнее.
Новых правил еще нет, достают и перешивают старое или носят гимнастерки – вся одежда будто бы временная, не всерьез. Где-то в Швейцарии сидят дадаисты и также в шутку, между прочим, создают язык будущего. Невозможно понять, сколько в их провокациях художественной правды, а сколько — издевательства над публикой.
Только молодежь увлеченно носится в этом вихре непонятностей в ожидании свежего, невиданного, ждет наступления эпохи машин и равенства. Через век описанная ситуация повторяется даже в деталях: к примеру, главный провокатор современной моды Демна Гвасалия, художественный директор марок Vetements и Balenciaga, в этом году перенес свою штаб-квартиру в Цюрих.
Оттуда он, вслед за дадаистами времен Первой мировой войны, советует искать новое искусство в комбинации обыденных вещей и не увлекаться авторскими фантазиями. А уж машин и равенства сейчас в разговорах, хоть отбавляй.
Удивительного мало, что «уют», «винтаж» и «раскрашенная простота» стали в 2017 году главными словами для российских потребителей моды. Для них потрясения привычны, а утешение бытом – не прихоть, а обычная реакция в стрессовых обстоятельствах.
Давайте поговорим об этих ключевых явлениях по порядку. С уютом ситуация самая понятная. Больше всего умиленных ахов вызывали в завершающемся году картинки датского «хюгге»: простые радости, недемонстративные вещи, прелесть отношений и всякое вечное.
Павка Корчагин заклеймил бы милые занавески, тефтели, собаку и деревянные полы опасным мещанством, но перечисленное служит оградой именно от таких бесноватых пророков и их нечеловеческой новизны. Форма, белые стены и ящики вместо мебели, в России такой набор ассоциируется не с идеалом, а с дурдомом.
Продолжая революционную метафору, замечу: за сто лет история показала, что для обычных потребителей бытовые приметы являются источниками культуры и человечности. Похожего мнения придерживались и лучшие отечественные поэты эпохи, для которых дребезг чашек в буфете, запах варенья и содержимое дачных чердаков совсем не казались трясиной.
Эмоциональная связь с вещами стала особенно важна в эпоху, когда «долгих» предметов в нашем окружении почти не осталось — большинству нечего передавать после себя внукам. Потому ощущение душевного комфорта приходится оформлять одноразовыми товарами или рукоделием.
Стремление к простым радостям породило в моде этого года всплеск интереса к вязаному трикотажу, оттенкам земли, клетке и вельвету. Будто кардиган или подушка-другая способны принести в наши края ощущение повседневной устойчивости и социальной защищенности, характерное для стран «хюгге».
Тоска по старомодным достоинствам предметов, способным выдержать и принести многое, компенсируется также покупкой винтажа. В 2017 году отношение россиян к нему окончательно изменилось. Ради точности стоит сказать, что винтажные границы сильно размыты, они часто заходят на территорию комиссионок или секондов.
Важнее то, что приобретение подержанных вещей больше не кажется многим соотечественникам признаком нищебродства, они нашли ему внутреннее оправдание. Об этом свидетельствуют опросы и практика. Если речь не идет о коллекции прижизненного Баленсиаги, то причины этого перелома в сознании связаны отнюдь не с повышением уровня потребления.
Во всем мире привычные ранее предметы высоких потребительских свойств становятся недоступными большинству, приходится изворачиваться. Однако когда речь идет о моде, правда не так важна, как правдоподобное представление, поэтому на послереволюционной барахолке сейчас довольно уютно.
Глобально тренд на вторичное использование и переделки поддерживается популярностью этичного потребления и ростом экономики совместного пользования. Первая тенденция становится признаком «новой роскоши». Думать о судьбе производителей из третьих стран и экологических последствиях пока для россиян не характерно, они просто не готовы за это доплачивать.
Во втором случае мы наблюдаем постепенный отказ от стремления иметь что-то в единоличном владении, будь то машина или офисный стул. В России можно в полной мере ощутить этот тренд: собственность на глазах становится все более обременительной. В чем бы ни была причина, новое поколение потребителей растет почти без предрассудков о том, что «этим уже кто-то пользовался» — граница частного и публичного у них изначально нечеткая благодаря жизни в соцсетях.
Старшее поколение, которое недавно не мыслило зайти в гостиничную ванную без резиновых тапочек, не отстает. Многие убедились, что настоящий твид через 30 лет становится только лучше, а платье на один вечер удобнее взять в шикарном прокате.
Третьим ключевым понятием этого года я назвал «раскрашенную простоту». Здесь мы вновь встречаем мировой тренд с национальными особенностями. В этом году в моде и в интерьерах стерильный скандинавский минимализм декорировался сложными оттенками, фактурами и узорами.
При этом сохраняя свойственную этому направлению четкость выражения. Еще недавно мода стремилась к анонимности; сейчас вы можете при потере номерка описать почти все свои вещи гардеробщице. Велика вероятность того, что она вас поймет, при том что вся одежда по-прежнему сделана очень просто, без лишних сложностей в конструкции или украшениях. В любом ТЦ можно теперь найти такие комбинации оттенков, которые раньше были доступны только в кутюре. В этом чуть не единственная польза, которую принесла миру быстрая мода.
Простота образца 2017 года уже не означает отказ от моды, как считалось недавно. Вспомните, к примеру, хипстерскую моду или нормкор: там важны были вещи без видимых свойств, «неговорящие». Для россиян свойственно воспринимать одежду прежде всего как украшение, для нас нейтральность наряда – не защита от агрессивной среды, а, скорее, деньги на ветер.
Поэтому в уходящем году отечественная улица была чуть не в авангарде массового тренда, и базовые увеличенные или облегающие силуэты были охотно усложнены по цвету и текстуре. Продвинутые потребители задействовали еще один слой, информационный, когда воздействие костюма больше литературное, чем визуальное.
Распиаренные коллаборации и лимитированные партии раскупали в этом году в России очень активно.
Эта «литературность» стала для меня главным открытием уходящего года. Чем беднее становится багаж зрительных образов моды, тем больше их расшифровка требует внутренних монологов и воображаемых диалогов с производителем.
Иногда видишь даже не костюм, а облако тэгов.
Часто разговор ведется на невнятных чужакам диалектах, почему мы и наблюдаем множество локальных марок, адресованных только своим, без амбиций стать понятными для всех. Как обычно при революционных изменениях распадаются глобальные связи, работают только подавляющая сила или семейные отношения.
Россияне все охотнее включаются в такие беседы, местные марки с четкой адресацией находят покупателей. Вот за этим наблюдать куда интереснее, чем за попытками бледнокожих сограждан нарядиться в желтые и оранжевые оттенки, в которых перед праздником неожиданно разглядели собачью природу. На то он и праздник, время неожиданностей.
Автор — аналитик моды, арт-директор и автор лекций.