Среди экономистов уже появился термин «трампономика», причем в понимании самой сути этой модели единства пока нет. Можно, конечно, осторожно предположить, что мы имеем дело со старой рейганомикой (в аспекте планов по резкому снижению налоговой нагрузки). Причем такой рейганомикой, которая сочетается с инфраструктурными программами а-ля Франклин Рузвельт 1930-х годов, американским экономическим изоляционизмом XIX века, а также с не имевшей до сих пор аналогов попыткой вытеснения мигрантов из системы трудовых отношений в Штатах.
Но это будет лишь приблизительное описание, поскольку сейчас
основной и, пожалуй, единственной незыблемой детерминантой «трампономики» является ее непредсказуемость, причина которой — сама личность нового американского президента.
Неожиданный удар по авиабазе в Сирии продемонстрировал миру, что вектор развития внешнеполитических устремлений США не могут предугадать даже ближайшие советники президента Трампа. Для экономической политики новой американской администрации характерна не меньшая степень внезапности. Таким образом, что будет дальше, пока не очень понятно. Но некоторые уроки из победы Дональда Трампа уже можно попытаться извлечь. И самый главный из них состоит, пожалуй, в том, что благодаря победе Трампа на выборах некоторые основополагающие постулаты экономической теории, воспринимаемые как аксиомы, оказались, надо сказать, достаточно спорными, а может быть, и иллюзорными.
Как раньше, так и сейчас мы часто слышим голоса о новом характере современной экономики, доминировании цифровых технологий, тектонических сдвигах в методах производства и сервисной природе народного хозяйства в XXI веке. Эти изменения действительно очевидны, и отрицать их невозможно. Однако есть и другая сторона медали: итоги президентской кампании в США показывают, что, несмотря на всю «уберизацию» бизнеса, программы Илона Маска по освоению космоса и айфоны Стива Джоббса, основу экономической реальности до сих пор составляют традиционные отрасли. Если посмотреть внимательнее на карту голосования отдельных штатов, то окажется, что Трамп победил в нефтяных Техасе и Луизиане, сельскохозяйственных Алабаме и Джорджии, металлургических Юте и Монтане. Нью-Йорк с его биржевым Уолл-стритт и Калифорния с ее Силиконовой долиной, оплотом новой футуристической экономики, голосовали за Клинтон и проиграли.
Конечно, полной корреляции здесь нет, и было бы неразумно записывать всех занятых в современных сферах производства в сторонники демократов, а всех «синих воротничков» и фермеров — в поклонников нового американского президента. Но результативность предвыборной, да и послевыборной апелляции Дональда Трампа к необходимости «спасти» американскую промышленность, аграрный сектор и связанные с ней сегменты «реального» сектора говорят о том, что старая экономика вполне себе жива и продолжает оставаться движущей силой современной политико-экономической модели.
Еще один вывод состоит в том, что
система ручного управления экономикой, которую уже несколько десятилетий активно отрицают в своих статьях ряд экономистов, сохраняется как работоспособная модель и в XXI веке.
О результативности этой политики можно, конечно, спорить, но намерение президента Трампа прибегать к подобным методам управления экономикой вполне очевидно. Очень показательна в этом плане была история, когда новый американский президент раскритиковал сначала американскую же компанию General Motors за то, что она собирает автомобили в Мексике, и потребовал строить новый завод в США. А вскоре после этого просели акции немецких автогигантов BMW, Daimler и Volkswagen, поскольку Трамп не просто призвал эти компании перенести автопроизводство в Соединенные Штаты с территории опять же южного соседа США, но и пригрозил ввести 35%-ный налог на произведенные в Мексике автомобили.
И надо заметить, что тактика, выбранная новым американским президентом в этом вопросе, оправдала себя: так, японская Toyota заявила, что в ближайшие пять лет выделит $10 млрд на развитие американского сегмента своего бизнеса, а компания Ford Motor отказалась от планов инвестировать $1,6 млрд в строительство завода на территории Мексики и намерена теперь вложить вместо этого $700 млн в создание завода в штате Мичиган. Однако насколько результативна будет эта стратегия регулирования инвестиционных потоков компаний через грозные президентские окрики, пока не очень понятно.
О серьезном развороте экономического курса США свидетельствуют не только ситуативные экстравагантные решения, явно рассчитанные на поддержание рейтинга среди простых избирателей, но и системные изменения в институтах управления американской экономикой. Созданный недавно в Белом доме Национальный торговый совет уже отметился инициативой по пересмотру соглашений о свободной торговле США с другими странами с целью ликвидации торгового дефицита Америки. А подписанный Трампом указ «Покупай американское, нанимай американцев» направлен на системную защиту американских товаров на внутреннем рынке США и ограничение выдачи рабочих виз иностранцам.
Прошло три месяца с момента избрания Трампа президентом, но даже столь короткий срок оказался вполне достаточным, чтобы оценить, куда именно смещается сейчас вектор в экономической практике сверхдержавы. Направлен он теперь в сторону изоляционизма и меркантилизма, прочь от глобализации и интеграции экономик мира: по сути, мы видим реанимацию на практике классических идей, господствовавших несколько столетий тому назад, в XVI–XIX веках. На смену мушкетам и фрегатам с тех пор пришли ядерные ракеты и авианосцы, общественный уклад изменился до неузнаваемости, однако в идейном плане в стране, являющейся основным игроком мировой экономики, наблюдается возвращение к истокам национального протекционизма.
Такого рода внезапные трансформации, которые никто не мог предвидеть не то чтобы год, а даже несколько месяцев тому назад, ставят под вопрос способность экономической науки выполнять функцию долгосрочного прогноза.
Сравнительная точность макроэкономических расчетов базировалась всегда в основном на том, что за последние десятилетия мир, в том числе и в его народно-хозяйственном аспекте, стал довольно предсказуемым местом. Рушились торговые барьеры. Ширились ряды участников ВТО (клуба, для вступления в который России, как мы помним, пришлось приложить немало усилий). Медленно, но верно росло благосостояние стран и граждан. Теперь же вся эта линейная модель неуклонного роста поставлена под сомнение, поскольку основной участник экономического процесса, формирующий лицо мировой экономики, перестал быть адептом интеграционных процессов.
Дональд Трамп уже подписал указ о выходе США из Транстихоокеанского партнерства, что сразу же девальвировало потенциал этого союза в разы. Более того, из-за трений США и Мексики поставлена под угрозу дееспособность Североамериканского соглашения о свободной торговле, действующего еще с 1994 года и объединяющего всю Северную Америку в общее экономическое пространство. Тренд в сторону антиглобализма, ранее едва намеченный «Брекзитом» прошлого года, обрел явственные и конкретные очертания.
Под сомнение тем самым поставлена и роль доллара как ключевой резервной валюты мира.
Вспомним, что после падения Бреттон-Вудской валютной системы и отмены золотовалютного стандарта в конце 70-х годов прошлого века доллар был признан в качестве «мировых денег» именно исходя из всеобщего понимания, что США являлись и будут являться локомотивом глобальной интеграции и международной торговли.
Сейчас, когда эмитент мировой валюты наметил новый курс — прочь от мировых интеграционных процессов в сторону защиты своего экономического пространства, возникает вопрос о последствиях этого решения для существующих сейчас в мире финансовой и экономической систем. Здесь мнения экономистов разделились.
По мнению некоторых, эффект, произведенный разворотом Америки к самой себе, может отразиться на самочувствии мировой экономики даже позитивно: раз вырастет американский ВВП, то по цепочке положительный эффект от этого роста почувствуют и все иные игроки. Другие специалисты не склонны верить в столь сложные причинно-следственные связи и придерживаются в этом вопросе очевидной логики:
уход лидера с поля международных интеграционных процессов приведет как минимум к замедлению темпов роста национальных экономик по всему миру.
Предположу в этой связи, что мировой экономике и торговле новый курс администрации США ничего хорошего не предвещает. Последствия мы видим уже сейчас: индикатором неуверенности инвесторов экономики в завтрашнем дне и реакцией мировой экономики на непредсказуемость действий нового американского президента уже стало ослабление доллара — с января текущего года его курс по отношению к основным мировым валютам значительно снизился. Победа Трампа подкосила доллар точно так же, как ранее «Брекзит» обвалил британский фунт.
Но есть и более долгосрочные итоги: дезинтеграционные процессы в экономике и политике тесно связаны между собой. За примерами далеко ходить не надо. Многие экономисты помнят, что политический коллапс в позднем Советском Союзе коррелировал с распадом единого пространства в народном хозяйстве: проблемы в экономике и политике взаимно усугубляли друг друга, и последний виток распада СССР был во многом связан с тем, что советские республики начали вводить пошлины на своих границах и прибегать к другим протекционистским мерам. И пусть североамериканская зона свободной торговли, она же НАФТА, — не перестроечный СССР, но деятельность этого интеграционного объединения подчинена тем не менее общим экономическим законам.
Что вся эта неопределенность значит для России? Как ни странно, именно эти новые угрозы для глобальной экономики создают окно для возможностей, упущенных нами ранее.
Самоустранение крупнейшего и сильнейшего игрока мира от командной игры национальных экономик не значит, что она завершилась. Пока что «цепной реакции» других крупных участников мирового экономического процесса не наблюдается, а значит, образующийся сейчас вакуум в сфере международной торговой интеграции будет заполнен теми участниками рынка, кто не поддастся искушению возвести собственные барьеры в дополнение к тем, которые активно строятся сейчас новой американской администрацией.
Однако эта оптимистичная модель все же предполагает наличие резервного плана «Б»: времена линейности в мировой экономике, судя по всему, подошли к концу, и карта новой глобальной макроэкономической реальности будет формироваться во многом исходя из неизвестных сейчас переменных.
Автор — доктор экономических наук, член Экспертно-консультационного совета при Росимуществе, председатель НП «Центр развития инновационного бизнеса»