Что пытается утвердить бодипозитив? Если вы, не мудрствуя, заглянете в «Википедию», то узнаете, что цель его — «побудить людей принимать тело других таким, какое оно есть», и что «бодипозитив стремится к уважительному восприятию любой внешности, в том числе и измененной вследствие болезни, травмы или личного решения». Хорошо это? Да, кто бы спорил. Только нам и так вроде еще в детстве родители рассказывали, что оценивать человека по его внешности не здорово. А родителям объясняли их родители, а родителям родителей — их родители. В общем, обычные такие общечеловеческие ценности.
Так что нового предложил бодипозитив? Формулировки что ли? Вот эти все закорючистые и непонятные фэтшейминги, скинни-шейминги, фэтхейтерство и лукизмы?
Ну, занятно, да. Но зачем их вообще понадобилось придумывать? Да еще прикручивать к уже известным специфическим феминистическим терминам типа объективации и абьюза? Какой в этом глубокий смысл?
Смысл, кажется, в том, что бодипозитив родился вовсе не для того, чтоб напомнить нам про разумное, доброе, вечное, он вызрел в отрицании канонов довольно ограниченной сферы — сферы глянца и модной индустрии. И отрицание это выглядит довольно бессмысленным. Ведь, казалось бы, не нравятся одни правила, выбери другие, не хочешь быть модным, будь умным, не разделяешь параметры подиумной красоты, есть куча других, причем не только в духе «зато богатый внутренний мир». Жизнь складывается из очень многих разных вещей, можно проявить себя где угодно. И на самом деле очень мало что в нашей реальности упирается исключительно в задницу без целлюлита.
Бодипозитив же почему-то все время пытается убедить, что альтернативы нет, что модный диктат стал распространяться на все, жесткие стандарты красоты насаждаются повсеместно, фитнес-фашизм властвует всюду, и все это так грубо, что уже невозможно жить. И надо срочно с этим что-то делать. То есть не что-то, а кардинально менять сознание. Дескать, тут людям промыли мозги, и мы протестуем.
Проблема только в том, что нонконформизм, как это ни парадоксально, мало чем отличается от конформизма. Ну, разве что только количественными показателями.
Нонконформизм — это всего лишь конформизм меньшинства. В противовес одним навязанным шаблонам точно так же навязываются другие. Но дело даже не в этом. А в том, что навязываемое в противовес не выходит за рамки той узкой сферы, которая якобы порождает конфликт. И от того, что никто не отказывается от этих рамок, по сути любое нонкомформистское, контркультурное движение работает на устойчивость того, с чем оно борется.
Что предлагает бодипозитив в пику глянцу? Ту же задницу, прости господи, только шире. Чего требует? Удовлетворения потребностей этой задницы. Чтоб ее, широкую, не только не осуждали, но и ей восхищались, чтоб ее тоже можно было завернуть при желании во что-нибудь такое же, во что заворачиваются задницы «общепризнанные». Иначе как объяснить то, что бодипозитивные инстаграм-флешмобы типа «Мне не стыдно» и «Я горжусь» вертятся именно вокруг этой самой пятой точки?
Тут бодипозитив сталкивается с проблемой. Законодатели мод и стандартов реагируют на вызов. Они вообще-то не должны бы реагировать, чтоб не портить нормальным людям протест, но они, паршивцы этакие, говорят: «О, мы вас услышали, поняли свои ошибки и, короче, вот вам новая модная коллекция с линейкой до 70-го размера, гляньте, как красиво эту одежду рекламируют наши новые модели — полные, широкоплечие, низкорослые темнокожие альбиносы». Сплошная толерантность. Тут вроде бы и разойтись всем ко всеобщему удовольствию. Но адепты позитива ревут от бешенства.
Их, выясняется, вообще не поняли. Они же, оказывается, вовсе не за задницы переживали, а за разные серьезные вещи типа «угнетения личности в массовом обществе» и «восприятия женщины как товара». И сокрушались они, что в бутиках нет больших размеров, вовсе не из-за того, что жаждали всю эту дрянь скупить — они не какие-нибудь вам консюмеристы же.
И модели плюс сайз на страницах журнала их еще только больше бесят, потому что они почему-то выглядят еще более сексуально объективированными.
И устраивают протестующие новый флешмоб... Выкладывают в сеть новую череду фотографий. Только уже не пятых точек, а волосатых подмышек
— Что вы имеете в виду? — спрашивают смущенные наблюдатели. — Почему вы это делаете?
— Потому что вас это шокирует больше, чем отвратительные мизогинные шутки, которыми пестрит интернет! — нервно отвечают им эти женщины. — Почему, когда вы видите модель из рекламы нижнего белья, вам не приходит в голову, что она тычет всем в нос своими бритыми подмышками?
Но тут опять неприятность. Законодатели мод и стандартов наносят ответный удар. На подиум выходят модели не только с не удаленными под мышками волосами, но и с окрашенными! Ну а что? Для мира глянца нет ничего невозможного, продается все что угодно. Почему бы не продать и краску для подмышек?
Бодипозитивщицы, так усердно отращивавшие волосы, в исступлении их на себе рвут.
Все это уже было описано у Хиза и Поттера в их книге «Бунт на продажу». Эти двое чуть ли не на пальцах показали, как система буквально питается контркультурным протестом. И не давится, и не травится, а лишь хорошеет за счет всякой там подрывной деятельности. Если протест не хочет довольствоваться положением умеренной (но не бесполезной) критики в рамках системы, то он вынужден наращивать свою мощь до тех пор, пока не впадет в откровенный маразм. И надо ли говорить, протест, стремящийся к абсурду, не решает никаких из объявленных проблем. Замыкаясь сам на себя, он вообще перестает обращать внимание на существование каких-то конкретных проблем.
Всякие «локальные», «мелкие» несправедливости просто меркнут на фоне глобальной задачи по изменению сознания. Все, дескать, зря, пока не изменится психология, а изменится психология, остальное решится само собой.
Как радикальный бодипозитив в этом ключе интерпретирует, например, историю с увольнением бортпроводниц «Аэрофлота», слегка вышедших из «приемлемых» форм и «допустимого» возраста? С точки зрения бодипозитива, эта история — прекрасный аргумент в пользу необходимости дальнейшей борьбы за смену всех парадигм, но не более. Эта ситуация рассматривается не как социальная дискриминация, требующая правозащитного вмешательства, а как дискриминация эстетическая, разрешимая только на глубинном философско-психологическом уровне. Больше того, лезть в эту ситуацию со всякими там юристами, вооруженными трудовыми кодексами, или представителями профсоюзов, вооруженных какой-то там солидарностью, — это все равно что лечить только симптомы. А лечить, понятно, надо саму болезнь. А болезнь, ясное дело, в головах.
Вот только, как ни лезут радикальные представительницы бодипозитива из кожи вон, сознание общества что-то не меняется. Дураков, снобов и хамов не становится меньше. Даже если удается перепрошить мозги каким-нибудь оголтелым «фитнес-фашистам», то быстро выясняется, что
один набор глупостей и гадостей в их головах всего лишь меняется на другой: гнобившие толстых тупо начинают гнобить худых.
На сознание какого-нибудь условного обывателя среднего ума повлиять не получается вовсе. Ему, не вовлеченному в борьбу бодипозитива с культурой глянца, нужно предложить что-то большее, чем просто спор о вкусах. Условный обыватель не понимает, почему несомненная истина о том, что все люди замечательны по-своему, должна побудить его отказаться от своих собственных представлений о прекрасном и «перестать даже в мыслях критически оценивать кого бы то ни было», если он никому своих ценностей не навязывает и ни на кого не нападает.
И даже на сознание большинства тех, кого бодипозитив призван вроде бы защищать, не получается особенно повлиять. Как бы ни хотелось адептам движения тешить себя иллюзией, что они освобождают от морального угнетения всех женщин планеты, понять смысл этого освобождения могут лишь немногие закомплексованные жертвы глянца.
Ведь вот в чем закавыка: где-то в далекой как от бодипозитива, так и от мира глянца реальности миллионы женщин облачаются в какой-нибудь условный белорусский трикотаж 50-го размера и при этом совсем не чувствуют себя ущемленными в праве «быть собой», искренне не ощущают никакого давления фэшн-индустрии. Нет, эти женщины тоже, конечно, переживают из-за фигуры, потому что а вдруг диабет, да и из любимой дубленки «вырастать» не хочется. Нет, эти женщины, наверное, тоже обидятся, если кто-нибудь из близких отзовется об их внешности грубо, но смысл их жизни все-таки не сводится к идеалам модных журналов. Ну не страдают они от их пропаганды.
А исповедующие бодипозитив страдают. И вот что им с этим делать?
Не признаваться же в самом деле себе, что вся эта борьба против навязанных стандартов бессмысленна именно потому, что стандартам этим противопоставить нечего. Что хочется — до одурения хочется, — чтоб ими восхищались точно так же, как восхищаются этими «глупыми, объективированными дурочками», и восхищались точно тем же самым: грудью, задницей, кожей, тряпками, на эту кожу наброшенными.
Не признаваться же себе, что правильнее их лозунг звучал бы не «Мое тело — мое дело» («а не ваше собачье»), а «Мое дело — мое тело» («и других дел больше нет»).
Не признаваться же себе, что тот другой мир, в котором люди независимо от пола оцениваются не в сантиметрах и килограммах, а по тому вкладу, который они вносят в общество, профессиональному ли, творческому, социальному, тот другой мир существует?