Фрэнсис Фукуяма. Угасание государственного порядка. АСТ. Москва
Как связана вера в бессмертие предков и оправдание действующей власти? Откуда берется доверие людей друг к другу за пределами семьи и как далеко оно распространяется? Экономический рост и отбор чиновников по компетенции, а не по личным связям — что тут причина, а что — следствие? В каких странах климат и география оказали гораздо большее влияние на систему власти, чем любые идеи? Обо что разбиваются любые попытки построить эффективное и современное государство в Африке?
Социальный философ, прославившийся в 1990-х своим сенсационным заявлением о наступившем «конце истории» (исчерпанность прежних конфликтов и окончательная победа либерального капитализма), изложил собственную историю политических институтов за последние два века. Германский, греческий, итальянский, британский, японский опыт бюрократии, коррупции, модернизации, национального строительства и возникновения систем, не зависящих от конкретных личностей. Происхождение институтов не сводится ни к экономике, ни к социальной конкуренции.
Все человечество движется с разной скоростью, но в одном направлении, от власти конкретных семей к власти закона и от разветвленной коррупции к прозрачному эффективному управлению.
С одной стороны, демократия, как универсальная модель, продолжает распространяться по миру волна за волной, но с другой — в США опасно вырос аппарат управленцев и крайне снизилась эффективность управления.
Главным агентом демократии Фукуяма считает средний класс профессионалов с высоким уровнем образования и, соответственно, большими политическими ожиданиями от системы. Но, чтобы победить, средний класс вынужден вступать в союзы с другими группами, что и дает весьма разные версии современной демократический модели.
Джон Бёрджер. Фотография и ее предназначения. Ад Маргинем Пресс
Бёрджер — британский теоретик искусства, автор сценария знаменитого документального сериала ВВС «Способы видеть», когда-то получил Букеровскую премию за роман, после чего скрылся в деревенской глуши, где продолжал заниматься теорией и оставил этот мир буквально несколько недель назад.
Рассматривая разные теории изображения (Вальтер Беньямин, Сьюзен Сонтаг), он берется объяснить сам способ показывать, «визуальный этикет» разных эпох, который менялся вместе с господствующим способом присвоения.
Почему многие думают, что написанный художником портрет более ценен, чем фотография? Насколько вообще фотография наследует правилам живописи? И при чем тут социальный статус того, кого изображают, и того, кто изображает? Что должно случиться, чтобы человек стал способен воспринимать мир целиком, во всём его единстве?
Бёрджер рассказывает, как связаны собственность, чувство защищенности, музей, тиражируемость, «тактильная ценность» изображенного и принципы реализма в искусстве.
По его мнению, пятивековая история живописи и скульптуры, какими мы их знали со времен ренессанса, закончена.
Искусство — это одновременно и способ «обладать» прошлым, и шанс посмотреть на себя из возможного будущего, обещанного человечеству художником.
Что происходит с человеческим телом на картинах Фрэнсиса Бэкона и в мультфильмах Диснея? Какая историческая ситуация породила кубизм и архитектуру Корбюзье? При каких обстоятельствах Джон Хартфилд изобрел фотоколлаж и как его потом применял? Что в современных музеях осталось от прежних дворцов?
Уильям Джеймс. Многообразие религиозного опыта. Академический проект
Двадцать знаменитых лекций американского психолога о религиозном опыте.
Для Джеймса религия — это прежде всего система переживаний, впечатлений, особых эмоциональных связей. Психическую механику пророческого вдохновения он отделяет от смысла и исторической роли самого пророчества. Все привычные ритуалы и обряды верующих происходят из внутреннего опыта, который когда-то кого-то потряс и радикально изменил. Насколько этот опыт вообще выразим в словах?
Можно ли быть боговдохновенным пророком и психопатом одновременно? Есть ли чисто психологическая польза или вред от конкретных религиозных практик?
Какие психологические преимущества имеет верующий перед сомневающимся агностиком?
Вот основатель «квакеров» внутренним зрением видит реки крови, текущие вокруг него по улицам. Лютер борется с искушениями плоти. Необъяснимое и безымянное чувство удерживает Льва Толстого от самоубийства.
Анализируя опыт множества пророков, аскетов, духовидцев, врачевателей и мистических харизматиков, Джеймс показывает, как отказ от личной воли приводит к тому, что бесконечное небо теперь находится у вас внутри, а не снаружи.
Можно ли в результате внезапного озарения постичь вдруг, что никакого бога нет? Что происходит с нами, когда мы чувствуем в своей обычной жизни присутствие чего-то невидимого, но гораздо более реального, чем всё то, что мы видим? Откуда в самых обычных людях рождаются беспредельные радость и бесстрашие, после того как они обнаружат свою связь с источником всего?
Макс Вебер. Хозяйство и общество. Общности. Издательский дом Высшей школы экономики
Является ли молитва актом хозяйствования? Как возникают привилегии и монополии? Чем отличается «твой участок земли» от «твоей клиентской базы»?
Классические тексты основателя современной социологии о причинах возникновения и разнице в поведении самых разных общностей — классов, сословий, конфессий, профессий, наций, партий, семей и т.п.
По Веберу, путь западной цивилизации — это прежде всего движение к рационализации любых отношений, как внутри групп, так и между ними. Рынок — наиболее адекватный на сегодняшний день вид обмена между людьми. Собственность есть ограничение чужой возможности пользования чем-либо, и конкретная форма этого ограничения задает весь социальный уклад.
Любая общность, будь то профсоюз, церковь, банк или армия, конечно, имеет внешнюю, объявленную цель, но главной ее целью всегда будет самовоспроизводство. С понимания этого должен начинаться анализ любой группы.
Вебер делит общности на закрытые и открытые и принципиально различает два вида экономической активности: с целью удовлетворения потребностей и с целью получения прибыли. Особенно его интригует роль религии в поддержании сообществ: социальные мотивы колдунов, священников и пророков в разных цивилизациях, от Китая до Рима.
Как связаны различные способы присвоения и стили жизни? Чем в разных культурах отличается наследование по материнской и отцовской линии? Как группа людей с общими интересами гарантирует свои права с помощью юридических механизмов?
Максим Кронгауз. Русский язык на грани нервного срыва. АСТ. 2017
Постоянно переиздаваемый хит эксцентричного российского лингвиста снова с нами в дополненном и улучшенном виде, и на этот раз безо всяких цензурных купюр.
Кронгауз продолжает просвещать, развлекая, т.е. рассказывая забавные случаи из жизни и цитируя вопиющие места из прессы. Как ученый, он с интересом следит за постоянным обновлением языка, а как «просвещенный обыватель» — нередко вздрагивает от вульгарности словоупотребления или неуместности сказанного.
Как слова «элитный» и «эксклюзивный» утратили всякий конкретный смысл? Почему слово «риелтор» пишется у нас четырьмя разными способами? Какую роль чаще всего исполняет в нашей речи русский мат?
В языке нет ничего лишнего. Если слова «занос», «откат» и «распил» быстро стали общеупотребительными, значит, столь же стремительно изменилась и сама наша жизнь.
Речевой этикет народа моментально отражает появление любых новых вещей и отношений. Самые замечательные ситуации в словоупотреблении случаются, когда за смысл одних и тех же слов одновременно конкурируют сразу несколько «понятийных сеток».
Но тот, у кого в голове языковая каша, вряд ли сможет оценить смешение стилей как остроумный литературный прием.
Как значение слова «правильный» сдвинулось вдруг в сторону французского «комильфо»? Почему мы никогда не говорим «лица славянской национальности»? В чем особенности политического новояза и риторики современных чиновников?