24 декабря исполняется пять лет с момента митинга на проспекте Сахарова в Москве и митингов в иных городах России. Рефлексии на тему митингов зимы 2011–2012 годов и спада протестной активности в следующие месяцы было хоть отбавляй. В тот момент каждый день практически выходила очередная колонка «как нам обустроить и реорганизовать наш прекрасный протест». Пару лет спустя с таким же жаром, те же люди рассуждали уже о «звеньях гребаной цепи» и причинах «слива Болотной».
На пятую годовщину митингов реакция была вялой: пара сотен комментариев в соцсетях на тему «как оно было». Спикеры от лица протестующих сегодня не хотят вспоминать свое поражение, иные — в местах заключения или в эмиграции, а Борис Немцов, например, и вовсе был убит в 2015 году.
Годовщина вообще могла пройти незамеченной, но на помощь пришли государственные медиа.
Государственный холдинг ВГТРК на днях выстрелил во всех информационных форматах. 18 декабря под титром «эпитафия Болотной» хоронил протесты Дмитрий Киселев, следом эту тему обсудили в эфире Владимира Соловьева, отметился репликой и журналист Максим Кононенко. Время было выбрано странное — ведь именно 18 декабря пять лет назад в столице никаких митингов не происходило, это были выходные аккурат между митингом на Болотной площади (10 декабря) и митингом на проспекте Сахарова (24 декабря). Можно было бы усмотреть в этом некий пропагандистский ход власти, но судя по отсутствию активности других провластных информационных ресурсов (в том числе и прямых конкурентов ВГТРК с Первого канала), речь тут идет скорее об инициативе собственно начальства ВГТРК.
Тем не менее реакция крупнейшего внутриполитического информационного канала и основного, по статусу, пропагандиста «России 1» показательна.
В этом нарративе воспроизводится мифология власти относительно протестной активности 2011–2012 годов, а если посмотреть шире — то вся мифология власти об оппозиции.
В этой мифологии есть ряд образов и сюжетов, которые в той или иной степени воспроизводились на протяжении всей истории рефлексии протестного движения, причем как властью, так и самими участниками и симпатизантами протестов. Например, разделение «рядовых протестующих» и «лидеров протеста». В некоторых позициях власть ставит между ними знак «равно», но основной акцент делается именно на разделении «романтически настроенных представителей столичной интеллигенции» и подлых лидеров, которые мутят воду, да еще и на иностранные деньги.
Вот, например, Дмитрий Киселев: «Помните такого Таргамадзе? А Удальцова? В результате зарождавшееся движение оказалось брошенным и скомпрометированным его же лидерами. Ни толковой программы, ни общего плана не смогли представить. А уж с организацией было совсем плохо, даже с самоорганизацией».
Это, разумеется, чистой воды фикция. По той простой причине, что в ходе протестных акций того периода «лидеров протеста» никто лидерами не считал.
Хотя бы в том плане, что выступающих на митингах выбирали в порядке интернет-голосования (не всегда релевантного), а любая вождистская концепция воспринималась значительной частью митингующих в штыки. Немногим позже эти настроения были включены в комплекс антипротестных тезисов: противники «Болотной» утверждали, что «лидеров протеста никто не выбирал», а «Навальный — новый Путин (новый Ельцин)».
Действительно, идея «нового Путина», то есть смены «неправильного Путина» на «правильного другого», была у значительной части митингующих не в чести. Реакция самих «самопровозглашенных лидеров протеста» была уже реакцией на властную критику: они ответствовали, что им надо легализоваться, и провели выборы в Координационный совет оппозиции. Но это было только осенью 2012 года.
Протест декабря 2011 года носил частный, персональный или микрогрупповой, «приятельский» характер. Сообщения передавались по сетевой схеме, но ходили на митинги небольшими компаниями, парами. Много позже, только с февраля 2012 года, а на деле еще позже, начнут формировать «колонны» на оппозиционных шествиях. Но не в декабре 2011-го — тогда никакой «процесс всеобщего единения «нас против власти» не имел места.
«Мы» воспринималось скорее как собрание одиночек, никакой организации протестанты не хотели.
В этом смысле митинг на Болотной площади был показательным — из-за слабости подготовки митинга звук был отвратительным, и кое-что со сцены слышали разве только первые ряды. И это собравшихся более чем устраивало — они пришли посмотреть, «сколько таких же, как они», а не заниматься партстроительством и выбором «лидеров».
С вождями там было совсем кисло: Алексей Навальный, чей авторитет в среде противников власти сильно рос в тот период, сидел после попытки прорыва через полицейские цепи на митинге 5 декабря. Сергей Удальцов пропустил и митинг на Болотной площади, и митинг на проспекте Сахарова — он тогда вообще на свободе проводил не слишком много времени.
Еще один образ — спад протеста из-за того, что его лидеры разъехались на Новый год в дальние страны, что подорвало доверие со стороны рядовых протестующих. Надо сказать, что о том, куда разъехались «лидеры протеста», публика узнала только из фильма НТВ. Имидж НТВ как «снимающего заказухи Кремля сливняка» уже тогда был крайне силен среди противников власти, Григорий Мельконьянц уже произнес ставшее мемом «вы — сурковская пропаганда», потому цена этим разоблачениям была три копейки. Акцент на этом со стороны журналистов-государственников — намеренное введение в заблуждение. Как и иные идеологемы, которыми госканалы определяют протестное движение или «Болотную».
Противопоставление «Болотной и Поклонной» — пропагандистская конструкция, эффективно отыгранная накануне выборов президента в феврале 2012 года и к объективной политической реальности никакого отношения не имеющая. Как и конструкция — это история еще авторства Владислава Суркова и политического блока администрации президента его времен — «несистемная оппозиция».
Дескать, существует оппозиция парламентская, а есть политические маргиналы, которые в парламент пробиться неспособны и придерживаются радикальных представлений о политическом переустройстве. Это, разумеется, под стать синонимичному ему конструкту «либералы». Митинги на Болотной и Сахарова были косвенно или прямо поддержаны как минимум активной частью «Справедливой России» и частью столичной КПРФ —
то есть две из четырех парламентских партий протест не то чтобы активно поддерживали, но явно ждали, чем закончится дело.
Это, кстати, симптоматично и отсылает еще к одному мифу, который разделяют и власти, и нынешние энтузиасты протеста. Дескать, протест взялся ниоткуда. В интерпретации отдельных провластных пользователей (например, в изложении экономиста, а тогда — кандидата в депутаты от эсеров Никиты Кричевского на ток-шоу Соловьева) протест был инспирирован из-за рубежа, но само обстоятельство, что он был против результатов выборов, не оспаривается вообще никем.
Основной смысловой узел протеста и впрямь сводился к отмене результатов выборов, проведению перевыборов и отставке главы Центризбиркома Чурова. Но на деле митинги стали финальным актом длительной нервной избирательной кампании. И начало митингам положил съезд «Единой России» 24 сентября, на котором Дмитрий Медведев отрекся от власти и было объявлено о возвращении Владимира Путина на президентский пост. Именно это, как представляется, стало триггером роста протестных настроений.
Рокировка и возвращение Путина в эмоциональном плане были куда более серьезным ударом для условного «креативного класса».
В аппаратном плане это также стало серьезным испытанием — «Единая Россия», отдельные ее депутаты и региональное начальство оказались на распутье. Им во главе списка партии власти был навязан Дмитрий Медведев, который критиковал партию ранее, причем довольно активно. Непонятно было (и внятно никем не сформулировано): а Путин теперь с кем — с ОНФ или с партией? Кто отвечает за формирование парламента и кампанию — Владислав Сурков или уже все-таки глава аппарата путинского правительства Вячеслав Володин? Стоит ли ориентироваться вообще в аппаратном плане на Медведева и его окружение и не станет ли это поводом для последующей потери позиций конкретным региональным руководителем? Партия задавалась примерно теми же вопросами, и, по сути, работа над кампанией в значительной степени была ослаблена, чтобы не сказать, что ее просто саботировали.
Не прибавляла электорального энтузиазма и фигура Медведева во главе списка. На это накладывались инициативы президента, мягко говоря, не слишком удачного свойства.
Страна ждала объяснений — зачем он оставил пост? А в ответ им размещают видеоблог о пользе игры в бадминтон.
Только под занавес кампании Медведев погрозил НАТО пальцем (но понарошку) да поссорился демонстративно с Таджикистаном из-за российского летчика, но это уже электорального эффекта не дало.
Не дало, ибо на протяжении предыдущих двух месяцев в сети велась кампания, нет, не по непризнанию итогов выборов, а кампания «за любую другую партию, кроме партии жуликов и воров». Успех слогана был, кстати, тоже следствием метаний Кремля — это они за неделю до съезда ЕР разгромили прохоровское «Правое дело», лишив противников власти «либеральных» убеждений гипотетической своей партии.
Поняв, что де-факто бенефициарами этой кампании являются они, эсеры, и в меньшей степени коммунисты, также точечно начали бить по этой теме. Кратковременное совпадение интересов поклонников Алексея Навального и иных сетевых оппозиционных деятелей и «системных» политических партий дало заметный рост рейтинга последних и проседание или как минимум стагнацию рейтинга «Единой России».
Впрочем, было понятно, что админресурс в этот момент никто не отменял.
Админресурс — это штука серьезная, почти как ядерное оружие. Если его задействуешь, то сложно однозначно оценить, сколько голосов он даст.
А текущие рейтинги в крупных городах мотивировали использовать ресурс по полной. Вполне логично, ведь будущее премьерство Медведева было увязано, в числе прочего, и с достойным результатом «Единой России».
По сути, Кремль сам себе устроил цугцванг, а вот у оппозиции руки в известных пределах были развязаны. Протест был запрограммирован — ошибки власти плюс избыточный админресурс плюс растущая активность синхронных усилий парламентской и непарламентской оппозиции. И безо всяких «враждебных сил», вроде «Карты нарушений» ассоциации «Голос», протест был неизбежен.
Сегодня провластные активисты сколько угодно могут говорить и даже кричать об «оранжевой революции» (как это регулярно делает Александр Проханов), но на деле «Болотная» стала результатом не олигархического сговора (как оба «майдана» на Украине, например), не работы НКО с иностранным финансированием и не стихийным выступлением возмущенных народных масс.
Ответ на вопрос Милюкова «Глупость или измена» в данном случае крайне прост — глупость и безответственность представителей власти.
Митинг на проспекте Сахарова стал пиковым моментом протестной волны зимы 2011–2012 годов. По крайней мере, по численности протестующих. Да и по представительности ВИП-участников митинга — со сцены выступал Алексей Кудрин, в толпе бродил Михаил Прохоров. Многие люди, без сомнения лояльные власти, в тот момент были среди участников митинга. Обслуга власти, «внешняя партия», если пользоваться терминологией Оруэлла, отказывала «внутренней партии» в праве единолично принимать решения.
Провластные спикеры в публичном поле «забывают» и об атмосфере тех дней: власть в самом широком смысле была растеряна. Уверенность вернется уже в январе, когда станет ясно, что немедленно Кремль никто штурмовать не пойдет. Но даже постепенно вернувшаяся уверенность не отменяет того факта, что все последние пять лет прошли во внутриполитической повестке под знаком реакции на митинги декабря 2011 года.
Тренды — от губернаторских выборов и володинской «конкурентности, открытости, легитимности» до «крымского патриотического разворота» — были заданы тогда, на проспекте Сахарова и Болотной площади двумя неделями ранее.
Сам формат бесконечного бубнежа телевизионных ток-шоу про политику и «фильмов-разоблачений» каждую неделю — ответ на «болотный протест». Вытаскивание в публичную плоскость в противовес «несистемным либералам» таких же диковатых и даже полусумасшедших товарищей противоположных убеждений — тоже отголоски митингов. Это молчим про катастрофический имидж Госдумы (с которым теперь что-то требуется сделать новому руководству), тактику систематических и серьезных наездов на некоторые не во всем согласные с властью СМИ, стойкое антизападничество во внутренней политике и так далее.
Власть живет в контексте протестов декабря 2011 года, активная часть общества живет в ситуации реакции власти на те митинги.
И оставить «страх Болотной» в прошлом у провластной публики никак не получается. Митинги вроде бы в основном закончились, протестанты разошлись по домам. И только власть «разошлась» и никак не хочет расходиться.